Борис Седов - Пуля для певца
В машине стало тихо. Все посмотрели друг на друга. Теремок тер ушибленный лоб, Груша сосал кровоточившую губу, а Палач, отдуваясь, сказал:
— Ну, бля, и масть! Во цепляет!
Теремок посмотрел вперед и вдруг закричал:
— Э, слышь, а этот-то где?!
Палач, нахмурившись, нажал на газ.
«Форд» рванулся вперед, и через некоторое время преследователи увидели «пятерку», направлявшуюся к Литейному мосту.
Теперь в «Форде» было тихо. У сидевших в ней беспредельщиков пошел другой кайф, и теперь они внимательно следили за преследуемой машиной, ожидая момента, когда можно будет приступить к действиям.
Действия, которые они намеревались совершить, были просты.
Нужно было загасить водителя, причем сделать это особо жестоким и оскорбительным для Арбуза образом, и оставить в машине свидетельства того, кто это сделал и вообще откуда ветер дует.
Тюря, не подозревавший об этом, пристроился за едущей в сторону Петроградской машиной ГАИ и спокойненько покуривал сигарету «Парламент».
Теремок, раздраженный тем, что немедленно напасть на водителя «пятерки» невозможно, злобно произнес:
— Ишь, сука, за ментом поганым пристроился. Грамотный, падла!
— Грамотный-то грамотный, а вот если он так и будет ему жопу нюхать, где мы его замочим? — отозвался Палач.
— А где-нибудь прижмем и замочим, — послышалось с заднего сиденья.
— А как ты его замочишь, если он все время по главным улицам ехать будет? — поинтересовался Теремок.
— Харэ базарить попусту, — прервал бесполезную трепотню Палач. — Груша, дай-ка мне водички, а то сушняк!
Разговоры смолкли, и было слышно только, как Палач громко всасывает минералку из двухлитровой пластиковой бутылки.
Мент впереди ехал со скоростью ровно шестьдесят, и Тюря следовал за ним, не изменяя дистанции и не беспокоясь ни о чем. Посмотрев в зеркало, он увидел, что за ним так же дисциплинированно едет черный «Форд» с затененными стеклами. Через несколько минут на ментовской машине замигал правый поворотник, она затормозила и остановилась рядом с встречавшим ее гаишником. Когда мент вышел из машины, гаишник отдал честь, затем они пожали друг другу руки.
Проехав мимо, Тюря поднажал и выехал на Литейный мост.
«Форд» ровно держался позади него.
Спустившись с моста, Тюря повернул направо и, совершив небольшую петлю, выехал на набережную к гостинице «Санкт-Петербург». На всякий случай он решил пропустить вперед «Форд», навязчиво следовавший за ним, и, прижавшись к тротуару, остановился.
Краем глаза он увидел в зеркале, как у «Форда», остановившегося за ним, открылась левая дверь и из нее вышел человек. Тюря потянулся к бардачку, в котором у него лежал пистолет, но тут дверь с его стороны резко распахнулась. И, как только он повернулся в ту сторону, чтобы достойно ответить наглецу, как почувствовал несколько очень сильных ударов в голову.
Яркий солнечный свет погас, и Тюря уснул.
Преследуя «пятерку», сидевшие в ней начинали нервничать все больше и больше. Но это касалось только Теремка и Груши. Палач, управлявший машиной, был невозмутим и только время от времени обрывал нервные базары братков, которым не сиделось спокойно.
Когда «пятерка» остановилась напротив гостиницы «Санкт-Петербург», Палач, пристроившись за ней в пяти метрах, поставил машину на ручник и сказал Теремку:
— Сядь за руль!
После этого он быстро вышел из «Форда» и пошел к «пятерке». Подойдя к водительской двери, он рывком распахнул ее и несколько раз ударил водителя, после чего отпихнул неподвижное тело на правое сиденье и уселся за руль.
И тут Теремок вспомнил, как застал однажды Палача за странным, на первый взгляд, занятием. Палач, поставив на водительское сиденье «Жигулей» боксерский мешок, стоял рядом и методично бил по нему через открытую дверь. Через несколько минут он закрыл дверь и стал отрабатывать удары через окно.
— Ну, бля, ты даешь! — восхитился тогда Теремок, догадавшись о смысле такой тренировки. И вот теперь наконец ему довелось увидеть применение этой техники в действии.
Он посмотрел в зеркало и не увидел сзади ни одной стоявшей машины. Значит, свидетелей не было. Груша между тем перелез на переднее сиденье и, двинув Теремка локтем, заржал:
— Ты видел, как он его? Не, ты видел?
Теремок сдержанно улыбнулся, и это должно было означать, что ничего сверхъестественного в действиях Палача не было.
— Да, вполне профессионально, — хладнокровно отреагировал он, и тут до него дошло, что он произнес слово «вполне» первый раз в жизни.
Пораженный этим, он чуть не пропустил момент, когда, дождавшись паузы в беспрерывном движении машин, Палач, сидевший за рулем «пятерки», рванул с места. Теремок последовал за ним, и через десять минут они оказались уже на Каменном острове.
Следуя за Палачом, Теремок все гадал, куда же он направится.
Но кое-что было ясно уже сейчас.
— Ну, бля, мы щас с этим козлом разберемся! Ух, бля, разберемся! — весело повторял он.
Груша тоже был доволен:
— Мы его не больно зарежем! Чик — и в дамки!
— Какой чик? — возражал Теремок. — Не-е, мы его — чик-чик-чик, а потом — чук-чук-чук, а потом снова — чик-чик-чик!
— Гы-ы! — радостно ржал в ответ Груша, потирая руки.
В общем, Тюрю ожидала очень незавидная участь.
Покрутив по Петроградской, Палач наконец увидел то, что искал, и «пятерка» въехала в освещенный солнцем двор дома, находившегося в состоянии капитального ремонта. Рабочих не было, и среди строительного мусора и еще не до конца разворованных стройматериалов сидели несколько кошек, которые разбежались, услышав шум двух машин, въезжающих в безлюдные руины.
Под колесами хрустел битый кирпич и трещали обломки досок. Наконец эти звуки стихли, двигатели умолкли и воцарилась тишина. Защелкали открывающиеся двери, и братки вышли из машин. Затем они вытащили Тюрю, который все еще был без сознания, и бросили его на землю.
Теремок огляделся и сказал:
— А чо, конкретное место. В самый раз.
И, повернувшись к Палачу, добавил:
— Слышь, Палач, а ты его конкретно приложил. Уважаю!
Груша в это время копался в пакетике с планом.
Тюря, уткнувшийся лицом в мусор, пошевелился и застонал.
Все повернулись к нему. Он медленно встал на колени, затем сел. Левая сторона его лица была раздута и кровоточила. Он потрогал лицо и еще раз негромко застонал. Потом поднял глаза и увидел перед собой троих несомненных беспредельщиков.
Его глаза постепенно приобрели осмысленное выражение, и он полез за пояс.
— Ну и что ты хочешь там найти? — насмешливо спросил Палач. — Пушку свою ищешь? Так вот она! И нечего шарить, там теперь одни мандавошки остались.
И он повертел в воздухе тюриным «макаровым».
Теремок и Груша заржали.
Палач остановил их жестом и произнес:
— Давайте его туда, — и указал на проем подъезда, перекошенная дверь которого висела на одной петле.
Теремок с Грушей подхватили Тюрю за руки и, слегка вывернув их назад, потащили туда. Тюря попытался сопротивляться, но, получив от Груши коленом под дых, пошел, спотыкаясь, куда вели.
Когда вся компания поднялась на второй этаж, Палач, оглядевшись, сказал:
— Тащите его в эту квартиру.
Квартира, в которую заволокли Тюрю, представляла собой цельный объем без перегородок и с наполовину разрушенной внешней стеной. Пол был завален обломками кирпича и обрывками обоев. Среди этого бардака стояли штукатурские подмости, измазанные раствором и краской. Лучи солнца, проникавшего через бреши в стенах полуразрушенного дома, слегка оживляли картину.
— А привяжите-ка этого козла к вон тому козлу! — скомандовал Палач, и все трое, довольные таким тонким остроумием, засмеялись.
Теремок быстренько нашел большой кусок ржавой проволоки, и через несколько минут Тюря был привязан к подмостям наподобие буквы «Х». Его руки и ноги были разведены в разные стороны и грубо прикручены проволокой, причинявшей ему сильную боль. Он понимал, что все кончилось, надеяться на продолжение жизни нет смысла, и думал только о том, какие мучения его ждут перед смертью.
Палач тем временем открыл дипломат и восхищенно выругался.
— Во, бля! Гля, пацаны! Бабки!!!
Он вытащил из дипломата несколько пачек долларов и потряс ими в воздухе.
— Ни хрена себе! — радостно завопил Груша. — Точно, бабки!
— И главное — много! — поддержал его Теремок.
— Ладно, это бабки. А это что? — и Палач поднес документы к глазам Тюри.
— Не твое дело, — сквозь зубы ответил Тюря и сплюнул кровь.
— Ну, не мое так не мое. Эй, слышь, иди сюда! — Палач обратился к Теремку, только что набравшему полную грудь терпкого дыма.
Тот торопливо передал косяк Груше и, задержав дыхание, поспешил на зов.