Им придется умереть - Питер Джеймс
Другой полицейский вошел в дом со спаниелем на поводке.
– У кого-нибудь в доме есть аллергия на собак, сэр? – осведомился он.
– Мы не любим собак.
16
1 декабря, суббота
– Для записи, – сказал Кевин Холл.
Он взглянул на видеокамеру в маленькой комнате для допросов в центре содержания под стражей Брайтон-энд-Хова, расположенном за бывшими офисами отдела уголовного розыска в промышленном районе Холлингбери.
– Время: пятнадцать тридцать, суббота, первое декабря. Констебль Кевин Холл и следователь отдела по борьбе с экономическими преступлениями Эмили Денайер допрашивают Теренса Гриди в присутствии адвоката Николаса Фокса. Назовите, пожалуйста, ваши имена.
Все трое по очереди представились.
Фокс, высокий седовласый лондонец величественной наружности, специализировался на уголовном праве. Сейчас ему было за пятьдесят, он более двадцати лет проработал адвокатом Теренса Гриди и знал обо всех его скелетах в шкафу. Гриди безоговорочно доверял ему и давным-давно прозвал Королем Джунглей. За эти годы Фокс, за элегантной внешностью которого скрывался отпетый хулиган, получил от него немалую мзду за молчание и верность, так что на счете в зарубежном банке на черный день у него была припасена хорошенькая сумма.
Гриди, взъерошенный, небритый, сидел с унылым лицом и осоловелыми глазами. Костюм и рубашка измялись после нескольких бессонных часов, которые он провел на жесткой койке в камере; на ногах были тряпичные кеды, выданные полицией.
Констебли Холл и Уайльд уже несколько раз допросили его в присутствии адвоката, инкриминируя ему преступления, повлекшие за собой арест: контрабанду наркотиков и очевидную причастность к операциям «ЛГ Классикс». Нынешний допрос проводился в рамках предварительного расследования в соответствии с законом «О доходах, полученных преступным путем».
Эмили Денайер, изящно одетая, подтянутая женщина, держала перед собой стопку документов.
– Мистер Гриди, мне просто нужно уточнить у вас кое-какую информацию о доходах и расходах.
– Конечно. – Он несколько раз моргнул. – Давайте.
– Вы владеете квартирой в Испании, в Марбелье, и сдаете ее в аренду; за нее вы заплатили двести семьдесят две тысячи фунтов наличными, без ипотеки, восемь лет назад. Верно?
Он заморгал чаще, и руки его задрожали.
– Да, насколько помню, именно столько. Но мы никогда там не жили, сдавали на длительный срок.
– У меня здесь отчетность вашей компании «ТГ Ло» за последние десять лет, – Денайер покопалась в бумагах, – которую вы подавали в Регистрационную палату. Вы ведь являетесь владельцем этой компании?
– Да.
– После выплаты заработной платы сотрудникам, а также премий и получения вами дивидендов в размере примерно восьмидесяти тысяч фунтов стерлингов в год, – заглянула она в документы, – у вас оставалась чистая нераспределенная прибыль в размере примерно двадцати тысяч фунтов стерлингов в годовом исчислении. Правильно?
Гриди заколебался и взглянул на адвоката, который сидел с невозмутимым видом.
– Примерно так, не могу точно вспомнить.
– Данные у меня здесь, на случай если вы захотите проверить.
– Нет, не сомневаюсь, что все так.
– Вот что я никак не могу понять, мистер Гриди, – протянула она, – из зарплаты, за вычетом налогов, вы выплачиваете ипотеку за дом в Хове, однако вы с женой сумели отдать всех троих детей в дорогие частные школы, стоимость обучения в которых в течение нескольких лет превышала девяносто пять тысяч фунтов стерлингов в год. Откуда взялись на это деньги?
– Родители помогли.
Эмили Денайер кивнула:
– Фруктовая лавка приносит хорошую прибыль?
– Приносила во времена моего отца. Он немало накопил.
– Достаточно, чтобы оплатить все школьные сборы и купить квартиру в Марбелье? Должно быть, много бананов пришлось продать.
Краем глаза она заметила, что Кевин Холл и Ник Фокс прячут улыбки.
– Во времена моего отца все было по-другому, – возразил Гриди.
– Как и во времена родителей вашей жены? – допытывалась она. – Ваш тесть был коммивояжером, продавал сумки на севере Англии. Хотите сказать, он отложил достаточно средств, чтобы вы приобрели квартиру в Марбелье?
– Он был бережлив, каждый лишний пенни, что зарабатывал, инвестировал в фондовый рынок. Он умер очень богатым человеком.
– Странно, – отозвалась Денайер, просматривая документы. – У меня есть копия его завещания, поданная в Реестр наследственных дел. Из нее следует, что он оставил сто семьдесят семь тысяч пятьсот тридцать два фунта стерлингов чистыми, которые нужно было разделить между вашей женой Барбарой и четырьмя другими родственниками. Так что, мистер Гриди, я изо всех сил пытаюсь понять, откуда взялись двести семьдесят две тысячи фунтов стерлингов, которые вы заплатили за квартиру в Марбелье.
– Да, вижу, что пытаетесь. Боюсь, в завещании не указаны средства, которые он вполне законно разместил на счетах за границей. Он был очень хорошим продавцом, клиенты любили его и всячески ему помогали. На сумочках можно прилично заработать. – Гриди помедлил. – Послушайте, я обычный человек, все это чрезвычайно досадно. Я изо всех сил пытаюсь удержать свою юридическую контору на плаву из-за смехотворно низких гонораров, которые в наши дни мы, адвокаты, получаем. В общем, жена и наши родители скопили небольшую сумму. Вы также не упомянули о средствах, которые жена унаследовала от матери, около трехсот тысяч фунтов. Ну что вам надо?
В течение следующего часа Эмили Денайер просмотрела ряд документов и таблиц, в которых содержалась информация о его финансовом состоянии и происхождении средств.
– Вы получили все нужные вам ответы, мисс Денайер? – спросил Фокс.
Гриди взглянул на запястье, забыв, что там нет часов – их после ареста забрали на хранение. Он посмотрел на часы адвоката. 16:53.
Эмили Денайер достала прозрачный пакет для вещдоков с пластиковой номерной пломбой и надписью на бирке. Внутри лежал его любимый «Ролекс».
– Отличные часы! У моего папы есть похожие. Можно взглянуть? – произнесла она куда приветливее.
– Да, пожалуйста! – с гордостью отозвался Гриди, думая, что, возможно, это немного снимет напряжение в общении.
Она сделала вид, что внимательно рассматривает часы сквозь пакет.
– Это же «Ролекс субмаринер»?
– Да, – охотно закивал Гриди.
– Винтажные? По-моему, винтажные.
– Вы правы, – снова кивнул Гриди. – Примерно тысяча девятьсот пятьдесят пятого года!
– Здорово! Наверное, кучу денег стоят.
– Они застрахованы на пятьдесят тысяч фунтов.
– Весьма разумно. Если бы у меня были такие часы, я бы тоже обязательно их застраховала. – Легким движением, прежде чем Теренс Гриди понял, что она делает, Денайер положила часы в свой портфель. – Придется их изъять.
– Эй! – возмутился он. – Что вы делаете? Вы не можете их забрать!
– Не волнуйтесь, я выдам вам опись – она у меня при себе. Часы являются частью нашего расследования. Если все в порядке, получите обратно. Просто нужно будет доказать, что деньги на их приобретение поступили из законного источника – что были честно нажиты.
– Это возмутительно! Я адвокат, я купил их на свой гонорар. Ты не можешь забрать мои часы, верни их, сука драная!
Она улыбнулась Гриди и его адвокату, сидевшему с встревоженным видом.
– Не беспокойтесь, все в порядке, – спокойно улыбнулась она. – Меня и похлеще называли.
17
1 декабря, суббота
Когда разговор с констеблем и следователем отдела по борьбе с экономическими преступлениями закончился, Теренс Гриди, как никто другой осведомленный о своих правах, попросил разрешения остаться в комнате для допроса, чтобы побеседовать с адвокатом наедине.
Несмотря на обширные познания в юриспруденции, вот уже много лет, как Гриди внимательно прислушивался к мудрым советам Фокса. После того как остальные ушли, он настороженно посмотрел на широкоугольную камеру видеонаблюдения.
– Не хочешь проверить, выключена ли она, Ник?
– Выключена, – покачал головой Фокс, – а даже если нет, сам знаешь, что все, о чем мы сейчас будем говорить, нельзя использовать в качестве доказательства. Все нормально.
– Да не очень-то нормально. Больше всего меня беспокоит Микки – он до чертиков любит своего брата. Просто души в нем не чает. С тех пор как его арестовали, я опасаюсь, что он попытается заключить сделку со следствием – и сдаст меня. Что думаешь? Твой коллега работает с ним, он что-нибудь сказал?
Гриди платил фирме Фокса за представление интересов Микки в суде – но не из альтруизма,
