Забытый аромат - Елена Дорош
– Дайте угадаю! Коко Шанель?
– Имя угадать нетрудно.
– Да и духи тоже. «Шанель номер пять»? Так?
– Экая ты быстрая! Ты не название угадай, а расскажи состав.
– Понюхать можно?
– Сейчас кто-то отправится сорняки полоть.
– Да щучу я! Что сразу сорняки!
Она сунулась к тестеру и с ходу заявила:
– Группы – цветочная и альдегидная.
Верстовский хмыкнул:
– Это и дурак скажет!
– Дурак скажет, что воняют противно, потому что аромат резкий и тяжелый!
– Серафима!
– Да ладно! Верхние ноты я слышу сразу. Альдегиды для начала. Нероли, иланг-иланг, бергамот, лимон. Сердечные – ирис ваш любимый, фиалка, жасмин, ландыш. Она же говорила, что не любит их? Роза еще.
– Не цветы фиалки, а корень. Дальше.
– Дайте подумать.
– Не знал, что ты это умеешь.
– Не собьете! Не старайтесь даже! – фыркнула Серафима и повела носом над флаконом.
– Базовые – амбра, сандал, пачули, мускус, виверра. В самом конце – ваниль и дубовый мох.
– Не все.
– Все.
– Ветивер забыла, бестолочь.
– Да его тут с гулькин нос.
– Это у тебя вместо носа гулька! Еще спорить будет! А еще что?
– Ничего… кажется.
– А еще – твидовый жакет, сумочка на цепочке, нитка жемчуга и абсолютная независимость!
– Аааа…
– Ааа, – передразнил Верстовский. – Иди учись, тупица.
И Серафима послушно поплелась учиться.
Женщина нфотографии
Эта фотография всегда лежала в ящике стола. Самом верхнем. Когда он хотел видеть ее лицо, открывал и любовался. Может быть, пора извлечь ее из темницы?
Верстовский достал снимок и задумался. Как-то нехорошо просто пришпилить фото к стене или прислонить к куче бумаг на столе. Он подумал и, встав, отправился к шкафу. Там, под папками нашелся какой-то сертификат в красивой рамке. Вполне подойдет. Он вставил фотографию, оглядел комнату и примостил рамку на полку, чуть сбоку, но так, чтобы легко было заметить.
Любопытная Серафима сразу заметила. Подошла и уставилась нахальными зелеными глазищами.
– Это кто?
– Тебе какое дело? Знакомая, – буркнул он.
– Ха! Знакомую в рамочку не суют и на видное место не ставят, так что не врите, господин хороший.
Верстовский поморщился. Ну до чего же она грубая. Так и разит колхозом «Заветы Ильича».
– Это ваша жена, наверное, – предположила настырная помощница.
– Жена.
– Бывшая, что ли?
– Она умерла.
Серафима сразу застыдилась.
– Ой! Простите, Константин Геннадьевич! Вечно я языком мелю, не знаю чего!
– Наконец-то слышу самокритику.
– Еще чего! Самокритику! Вы же не говорили, что были женаты! – отфутболила Серафима и подумала, что Верстовский не похож на женатика, даже бывшего.
У него повадки закоренелого холостяка. От долгой одинокой жизни мужики или становятся педантами, у которых шаг вправо, шаг влево – караул, ужас и беспорядок, – или неряхами, каких свет не видел. В родной деревне жил с ними по соседству дядя Петя. Женат никогда не был и не особо парился по этому поводу. Жил не тужил, но в дом к нему зайти было невозможно. Запах гнилой помойки с ног сбивал. Сам дядя Петя ничего такого не замечал, сновал туда-сюда среди немытого и нестираного тряпья, ходил в вонючих портках зимой и летом, но, главное, был абсолютно уверен, что у него в доме очень уютно. А что? Все под рукой! Самое необходимое есть. А бабы? Да на кой хрен они нужны!
Верстовский был как раз из других – из педантов. И этим злил Серафиму неимоверно. Она не была неряхой, но искренне не понимала, зачем мучить себя, расхаживая по дому в доверху застегнутой рубашке и брюках со стрелками. Ладно хоть уборкой занималась не она. Наверное, доставал бы придирками. Впрочем, тетка, приходившая убирать, не жаловалась. И то хорошо.
Ее раздумья прервал голос Верстовского:
– Ты когда-нибудь слышала об аромапсихологии? Впрочем, о чем я? Не слышала, конечно. Это искусство воздействия на эмоциональное состояние человека через запахи.
– А есть такие специалисты?
– О влиянии запахов на человека известно с давних пор, но научный подход сформировался совсем недавно. Инга была аромапсихологом. Работала с эфирными маслами. Занималась терапией психологических проблем. Тоже из России, но тип совсем не славянский. Скорее скандинавский. Высокая, светловолосая, глаза ледяные. Под стать имени. Я влюбился в нее в первую секунду, как увидел. И не я один.
– Это важно?
– Да. Со мной работал еще один русский по фамилии Манин. Александр Манин. Саня.
– Ассистентом?
– Нет. Он… тоже был «нос», только гораздо слабее меня. Поэтому завидовал ужасно.
– Да как этому можно завидовать? Это же от природы дано!
– Ему казалось, что… Не важно. Он всегда искал случая превзойти меня хоть в чем-то. Я даже думаю, в Ингу он влюбился, чтобы стать моим соперником. И победить меня хотя бы в этом.
– А Инга? Ведь она должна была выбрать.
– Она… Да, конечно. Но она была вся в работе, и потом… холодная не только внешне, но и внутренне. Как же я мечтал растопить этот лед! Согреть губы, глаза… Ее ледяные глаза.
– Наверное, Манин мечтал о том же самом.
Верстовский вскипел.
– Мне плевать, о чем он мечтал! Что ты перебиваешь все время!
– Извините, – потупилась Серафима, не понимая, с чего он так взбеленился.
– Постепенно наше соперничество стало мешать работе. Уже начальство стало замечать. Я испугался. Оба испугались. Манин предложил решить дело миром. Мы договорились создать для Инги духи, да такие, чтобы в названии было зашифровано ее имя. Тот, чьи духи она выберет, будет считаться победителем. А побежденный должен будет уйти с дороги.
– Вы согласились?
– Согласился. Понимал, что все это мальчишество, но… Меня обуял азарт. Хотелось умыть этого Саню! Поставить на место! Доказать, что… Впрочем, не важно. Мы были молоды и глупы.
– А мнением Инги никто не додумался поинтересоваться? Может, ей были вовсе не нужны ваши социалистические соревнования?
– Она была так же амбициозна, как и мы. Мы хотели покорить ее! Потрясти!
– Удалось?
– Не торопи меня. Манинские духи назывались «Иней». По-французски «Givre», но это совсем не то. А по-русски первый слог – начало ее имени. Это были духи, отражавшие ее характер: холодные и свежие. Цитрусовые, травяные и древесные ароматы из мужской группы. Ключевая струнка – травяная. Морозные альдегиды. Хвойные аккорды атласского кедра, можжевельника. Конечно, бергамот и мандарин. Но особым сюрпризом были смоляные вкрапления и остужающий металл. Это были духи, подчеркивающие ее властность, энергию, стремление к лидерству. Совершенство и превосходство! Они возносили ее на пьедестал!
– Как восторженно вы говорите о духах соперника.
Верстовский кашлянул и взглянул исподлобья.
– Я прежде всего профессионал и умею ценить хорошую работу. А эта
