Пьер Буало - Современный французский детективный роман
— В «Сирано».
— Вы в курсе?
— Это происходило, кажется, в январе или феврале тысяча девятьсот сорок шестого года.
— Да, в январе. Он только что от меня ушел. Но выследила я их раньше, когда он еще жил дома.
— И вы ни разу с ним не заговорили?
— Нет. Мне не о чем было с ним говорить. Не могла же я удержать его силой. Да и вообще, он стал другим человеком; я и не подозревала, что такое возможно.
— Он жил в гостинице «Морван»?
— Откуда вам все это известно?
— В июне он поселился в гостинице «Жонар» на площади Аббатисс.
— Там я потеряла его из виду.
— Его приятельница жила не с ним?
— У нее была своя квартира на бульваре Рошешуар, доставшаяся ей в наследство от матери, которая умерла за год до того.
— Вам известно, как звали девушку?
— Да, я узнала у привратницы. Ее звали Нина Лассав.
— И за эти двадцать лет вы ни разу не встретили ее?
— Нет.
— Вы не ходили на бульвар Рошешуар, не узнавали, что с ней сталось?
— Еще чего! Я начала работать.
Это было сказано, жестко холодно, без малейшего волнения.
— Вы знаете номер дома на бульваре Рошешуар?
— Нет… Это неподалеку от площади Пигаль. Между аптекой и булочной-кондитерской.
— Вы не удивились, узнав, что ваш муж стал бродягой?
— Я заключила, что он расстался с этой женщиной. Когда он начал ходить на Центральный рынок?
— По меньшей мере пятнадцать лет назад, но, может быть, и раньше.
— Поделом.
Мегрэ едва удержался от улыбки. Г-жа Вивьен буквально исходила ненавистью.
— Благодарю вас за помощь.
— Теперь-то, зная о моих чувствах, вы оставите меня наконец в покое?
— Постараюсь тревожить как можно меньше. Вы сказали — Нина Лассав, не так ли? А не знаете, она служила где-нибудь?
— Когда началась их связь, она еще работала в бельевом магазине на улице Лепик. Но в продавщицах не задержалась: нашла более легкий источник дохода.
— Благодарю вас, госпожа Вивьен.
Мегрэ церемонно распрощался и вышел, оставив ее пережевывать старые обиды.
Торранса он застал за чтением вечерней газеты.
— Поехали на улицу Лепик.
— К его мастерской?
— Нет. Надо найти бельевую лавку. Кажется, я видел одну в самом конце улицы.
Витрина лавки была невелика. Внутри сухопарая старая дева, стоя за прилавком, складывала комбинации. Она явно удивилась, увидев мужчину без спутницы.
— Чем могу служить?
— Я комиссар уголовной полиции. Разыскиваю женщину, которая когда-то у вас служила. Как давно вы торгуете?
— Сорок лет, господин комиссар.
— Значит, и в сорок пятом, и в сорок шестом вы были здесь?
— Да я за всю жизнь и трех месяцев не отдыхала. Раньше мы торговали вдвоем с сестрой, но в прошлом году она умерла.
— Помните ли вы женщину по имени Нина Лассав?
— Она работала у меня два года. Когда пришла к нам, ей еще восемнадцати не было. Свеженькая, миловидная…
— У вас не было к ней претензий?
— Под конец ее поведение начало меня беспокоить. Я приметила, что ближе к закрытию ее всегда поджидает напротив магазина какой-то мужчина, причем куда старше, чем она. Так продолжалось месяца два, а потом она объявила, что уходит. Я спросила, не собралась ли она замуж, а она в ответ залилась смехом, точно я что смешное сказала.
— С тех пор вы ее не видели?
— Нет. Не знаю, что с ней стало. Боюсь, пошла по дурной дорожке. А ведь когда поступала к нам, такая была свеженькая, такая обходительная…
Мегрэ поблагодарил и вернулся в черную полицейскую машину.
— С каких пор, шеф, вы интересуетесь дамским бельем?
— Я узнал наконец имя любовницы Вивьена. Двадцать лет назад она служила в этой лавке… А теперь поехали к дому, где она в те годы жила. Может, мы и сейчас ее там найдем: квартира досталась ей в наследство от матери.
— Адрес?
— Бульвар Рошешуар, недалеко от площади Пигаль. Между аптекой и кондитерской.
— Вот это да! Вы раздобыли адрес у галантерейщицы?
— Нет. У госпожи Вивьен. Она мне его буквально швырнула в лицо. Отродясь не видел, чтобы кто-нибудь так заходился от ненависти, как эта особа, рассказывая про мужа и его любовницу.
Улицы и бульвары были немноголюдны. Мегрэ и Торранс заметили аптеку, потом и кондитерскую. Посреди — ворота, крашенные коричневым, в воротах небольшая дверь. Она была на запоре.
По ту сторону ворот открылся мощеный дворик с роскошной липой.
Мегрэ постучался в привратницкую. Дверь открыла милая молодая женщина в белом переднике.
— Кого вам?
— Судя по вашему возрасту, вы служите здесь не очень давно.
— Да как сказать! Пять лет уже будет.
— А нет ли среди ваших жильцов некой Нины Лассав?
— Никогда не слышала.
— Знакома ли вам фамилия Вивьен?
— Которого убили близ Центрального рынка? Я о нем на днях в газетах читала.
— Не знаете ли вы, где теперь прежняя привратница?
— Вернулась в родные места. У нее сын — владелец виноградника недалеко от Сансера.
— Вам известна ее фамилия?
— Погодите… Я ее почти не знала. Кажется, Мишу. Да, так. Легко запоминается: Клемантина Мишу.
— Благодарю вас.
Торрансу комиссар бросил:
— Возвращаемся на набережную Орфевр.
— А пива не попьем?
Оба выпили по кружке пива в баре на улице Лоретской богоматери. Наконец-то перед Мегрэ забрезжил свет. Теперь, зная, как звали девушку, он не замедлит ее отыскать.
— Как приедем на набережную, поднимись в картотеку и посмотри, нет ли чего за Ниной Лассав. Если нет, обратись на всякий случай в полицию нравов. Кто знает!..
— Понял.
А сам Мегрэ, очутившись у себя в кабинете, первым делом стащил с себя пиджак и, подойдя к окну, набил трубку. Он все же был не вполне доволен; госпожа Мегрэ сказала бы, что муж ее нервничает.
Так оно и есть. Он вкладывает в это расследование все силы, занимается и настоящим, и прошлым. Уже получены немаловажные результаты, и все же он никак не отделается от ощущения, что упустил нечто существенное. Но что? Сформулировать свое ощущение точно он не может и чувствует себя выбитым из колеи.
— Барышня, соедините меня с жандармерией в Сансере. Начальника, разумеется, если он у себя. Если нет, буду говорить с кем-нибудь из подчиненных.
Он заходил из угла в угол. Через две недели дело закроем, уговаривал он себя. Можно будет поехать с женой в Мен-сюр-Луар, где у них свой домик, и немного отдохнуть. Оттуда и до Сансера недалеко.
— Алло, Сансер?.. Начальник жандармерии?.. Говорит комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Прошу простить, что беспокою вас ради обычной справки, но для нас эта справка может оказаться очень важной. У вас в городе есть винодел по имени Мишу?
— У нас двое Мишу, причем — самое смешное даже не родственники.
— К одному из них, насколько нам известно, переехала лет пять тому назад мать, которая долго пробыла привратницей в Париже.
— Клемантина Мишу, знаю…
— Она и сейчас живет с сыном?
— В прошлом году скончалась.
Все то же самое: шаг вперед, шаг назад.
— Не хотите ли поговорить с ее сыном?
— Нет, на мои вопросы могла ответить лишь она сама. Речь идет о событиях двадцатилетней давности.
— Догадываюсь: дело Вивьена, не правда ли? Как подвигается расследование?
— Не блестяще, особенно сейчас. Я так рассчитывал на старую госпожу Мишу, а она вот умерла годом раньше!.. Благодарю вас, старшина. Какие виды на вино в нынешнем году?
— Если погода продержится, урожай будет невиданный.
— Что ж, будем надеяться. Благодарю.
Мегрэ присел к столу. Звонил он, стоя у окна. Его внимание привлек черно-красный буксир, тащивший за собой четыре баржи.
— Я из картотеки, шеф.
— Ничего?
— Досье на ее имя нет, а в полиции нравов о ней не слыхали.
Зазвонил телефон.
— Господин комиссар, тут какой-то человек желает с вами поговорить, но отказывается назвать себя.
— Ничего, соедините со мной.
Голос на другом конце провода звучал глухо. Скорее всего, собеседник прикрывал рот платком, чтобы изменить голос.
— Господин Мегрэ, не нужна ли вам подсказка?
— Какая подсказка?
— Насчет дельца, которым вы сейчас заняты. Запишите-ка фамилию: Маосье… Вот и все. Теперь дело за вами.
И неизвестный повесил трубку.
5
— Торранс, принеси-ка мне из комнаты инспекторов телефонный справочник.
Мегрэ искал в нем некоего Маосье. Он и представить не мог, что только в Париже эту фамилию носят одиннадцать человек. Кого из них имел в виду его анонимный собеседник?
Предупредив телефонистку на коммутаторе, что ему придется сделать несколько звонков, Мегрэ принялся набирать номера.
Маосье, профессия которого в справочнике не была обозначена, не ответил ни на первый, ни на второй звонок.