Виолетта Горлова - Как пальцы в воде
– Ну… если ты еще не знаешь… Элизабет попросила, – он хмыкнул, – ну ты знаешь, как она «просит»… взять образцы биоматериала и отправить их на судебно-химическое исследование, гистологию и прочее. Но результаты этих исследований, сам знаешь, придется подождать.
– Не думаю, что это будет долго. Полагаю, в этом случае будет сделано исключение. – Мое предположение не было надуманным: городское Бюро судебно-медицинской экспертизы благодаря Минерве было оснащено супер современным оборудованием для проведения различного рода анализов, и специалисты, работающие там, были дотошными исследователями.
– Есть еще кое-что… можешь ответить мне… честно, – неуверенно промямлил Теллер. – Следствие-то пока не закончено. Мало ли что еще может всплыть. Не хотелось бы мне потом, глядя на твое краснеющее лицо, уличить тебя во лжи. Или ты не краснеешь?
Что за песню ты поешь, старый попугай, – думал я. Ты очень бы хотел уличить меня во лжи! Ты так этого жаждешь, что готов сейчас прикидываться другом, братом, отцом и даже родной матерью… только, чтобы развести меня сейчас на откровенность. Ну что ж, получите, Мистер Скудоумие!
– Ты знаешь, Алекс, этого атавизма у меня никогда не было. Я просто с возрастом пришел к выводу, что говорить правду все же выгоднее, но не всегда. – Воспользовавшись моментом, я глотнул остывший чай, а шестеренки моего мозга лихорадочно вращались, пытаясь мне что-то подсказать, но где-то произошла пробуксовка, и подсказки не получилось. Выручила интуиция:
– Я ни разу не спал с Лорой Кэмпион… Ты это хотел узнать? – тихо, но с чувством спросил я, в общем-то, уже не нуждаясь в его ответе: лицо Теллера постепенно стало наливаться молодецким румянцем. Но опасаться, что у инспектора может случиться апоплексический удар, не стоило: у некоторых людей неслабое проявление эмоций – чаще – негативных – вкупе с алкоголем окрашивает кожный покров их физиономий в цвета розы сорта Жюбиле дю Прэнс де Монако, то бишь – в вишнево-малиновый. И у Алекса сейчас было не лицо, а «этюд в багровых тонах».
– Ну, ну, – только и смог затравленно промычать он, но решился на атаку:
– И что же ты теперь будешь делать со своим расследованием?
Я помолчал, делая вид, что не знаю, насколько могу быть откровенен с Алексом. По-видимому, это у меня получилось неплохо, потому что глаза инспектор алчно блеснули:
– Не очкуй, Марк. Ты же знаешь, я могу быть полезным, особенно когда меня об этом просила… сам знаешь кто.
– Мм… да есть у меня одна версия… – растерянно начал я, – так… ерундовая, но проверить хотелось бы, чтобы совесть свою успокоить.
Теллер молчал, старательно делая вид, что ему совсем неинтересно.
– Даже стыдно и рассказывать, – продолжил я нехотя.
– Да, ладно, может, подскажу…
– Надо бы мне проникнуть в особняк журналистки, – пояснил я уже увереннее. – Но ты же понимаешь, что это возможно будет сделать только после разговора с родителями Лоры, а они приезжают завтра… Хотя лучше это сделать ночью…
– Понятно, хочешь устроить засаду, – перебил меня Алекс.
Я удивленно округлил глаза.
– Марк, не прикидывайся. У тебя это плохо получается. Или ты считаешь, что я глупее твоей кошки?
На самом деле я не считал инспектора глупее моей Клео, просто, как мне казалось, его мозги имели очень упрощенную, плоскую и прямоугольную, систему отсчета, где у одной точки могут быть только две координаты: абцисса и ордината. Но говорить об этом я, разумеется, не стал.
– Да, ты прав. Я склонен думать, что Лору все-таки убили.
– Но мы же там все осмотрели, – возмутился Теллер.
– Не сомневаюсь… Собственно, я и сам пока не уверен… Посмотрю на месте.
– Что ж, попробуй, – кивнул Алекс, скривив пренебрежительную ухмылку, и вновь, демонстративно взглянув на часы, стал глазами искать официантку, чтобы рассчитаться, во всяком случае мне так показалось, но останавливать его не стал: каюсь, хотел посмотреть, как он будет расставаться с деньгами (инспектор слыл известным скупердяем). Симпатичная шатенка в мгновение ока, уловив взгляд инспектора, подплыла к нашему столику. Алекс улыбнулся девушке, но как-то жалко. Я не стал затягивать его унижение: мне стало стыдно за него. Будто бы невзначай, я заметил:
– Остынь, Алекс, я расплачусь – моя очередь.
К нему сразу же возвратилась его обычная надменность:
– Да уж, – самодовольно разрешил он.
– Может, еще пива? – бросил я ему «затравку».
В душе Алекса, судя по всему, шла кровопролитная борьба, хотя на его лице отразилась не вся эта «бойня». Помолчав минуту, он с трудом выдавил:
– Не надо, мне уже пора.
– Ну что ж… Не смею настаивать. Спасибо, мистер Теллер, за встречу.
– Надеюсь, что это вам поможет, мистер Лоутон. Будут новости – сообщу. – И он, тяжело поднявшись, чуть торопливо покинул ресторан.
Я понимал поспешность Алекса: очевидно, инспектору пока еще не удалось победить свою вредную привычку. А стоит ли начинать вечер с небольшого аперитива, вроде пива, не подкрепив его сигаретой? Так что Алекс спешил домой с вполне конкретной целью – достойно продолжить начатое.
А я подвел итоги… По заключению экспертов и патологоанатома (надо поговорить с судмедэкспертом) мисс Кэмпион умерла от асфиксии. Но будут проведены токсилогический и гистологический анализы крови и биоматериала…того, что было недавно телом несчастной Лоры. Возможно, что-то подозрительное будет найдено…
Сумерки уже давно вступили в свои права. Терраса была увита вьющимися лианами, и канва их естественного рисунка мягко светилась мелкими серебристыми лампочками. На каждом столике находились светильники, но я не стал включать свою: не хотелось разрушать очарование ночи. От озера повеяло прохладой, а со стороны побережья – солоноватым бризом. Полное ощущение растворения моего сознания в мироздании… Придя в себя, я поймал себя на мысли, что сейчас не могу согласиться с Софоклом (а это нечасто бывает), когда-то сказавшим: «Для тех, кто не родился, возможно, это высшее благо». От философских размышлений меня оторвал звонок мобильника. Голос Элизабет звучал устало и даже сонно. Она сообщила мне, что знает все последние новости, и нам остается ждать результатов анализов. Женщина уверила меня, что ожидание не будет долгим. Значит, сегодня свидание с ней у меня не состоится…
Домой я возвращался поздним вечером. Бесстрастный звездный свет был ярким, но холодным и безучастным. Вселенной не было дела до человеческих страстей и трагедий. А может, мироздание привычно лукавило, изображая мнимое равнодушие? И где-то там решается участь каждого из нас, в каком качестве мы бы не находились в данный момент: в физическом теле или уже – вне его… И сейчас, возможно, определяется исход и моего расследования. Хотя, предполагаю, что оно уже и так предрешено. Мне ли, убежденному фаталисту, задавать такие вопросы?
Я тихо открыл входную дверь, несмотря на то что знал: Клео ждет меня у двери. Я не припомню, чтобы она когда-нибудь изменяла этой своей привычке. Но такое ее поведение касалось только вечерних моих приходов. В другое же время, в течение светового дня, эта хитрюга не очень-то была обеспокоена моим отсутствием и далеко не всегда встречала меня у двери. Правда, печали и заботы, терзавшие меня уже два дня, не могли отразиться на состоянии моей сензитивной четвероногой подружки. Бедное животное совсем измучилось в тягостном предчувствии какого-то смутного времени. И, скорее всего, она у же ощущала, что скоро я покину наш с ней дом неизвестно на какой срок: то, что мне нужно будет продолжать свое расследование во Франции, я не сомневался. Просто пока не знал: когда смогу осуществить это намерение. Если и существует разгадка всего происшедшего – она находится, похоже, там, на Корсике. Хотя я мог и ошибаться…
Заснул я с чувством некоторого успокоения. Я не могу бездействовать, для меня лучше хоть что-то попытаться сделать, а не пережевывать одни и те же мысли. Даже если при этом совершу ошибку. Как сказал Гораций: «In vitium ducit culpae fuga.» («Желание избежать ошибок вовлекает в другую».)
Проснулся я среди ночи от странного ощущения, что в нашу уютную с Клео компанию проник кто-то еще, возможно, не питающий к нам, вернее ко мне, особой симпатии. Я лежал и пытался проанализировать свои ощущения: в доме было тихо (привычный звуковой фон ночи моей маленькой вселенной я всегда считал тишиной), и абсолютно ничего не подтверждало мое подозрение. Клео даже не шевельнулась. Наверное, мне приснился плохой сон, отпечатавшийся в моем одурманенном сознании странными, растерзанными клочьями тьмы, разбавленными мерцанием восковых фигур, отголосками погребальной мелодии и жутким хрустом ломающихся и сыплющихся костей… – видимо, это дурное сновидение так плохо повлияло на меня, оставив в моей душе мерзкий и липкий осадок страха.
Заснул я с некоторым трудом, но несмотря на то что хорошо отдохнуть мне не удалось, чувствовал я себя утром относительно энергично. Изгнав из своей головы ночной деймос, я с оптимизмом встретил новый день. С воодушевлением принял душ, поработал над своей щетиной, а затем с удовольствием позавтракал. От двухдневной депрессии, затянувшей меня в мрачную воронку тоски, казалось, не осталось и следа. Хотя где-то, в глубине моей души, темнел небольшим пятном островок дискомфорта. Мне была известна причина его возникновения, состоящая в обычном недовольстве собой; а последствия такого состояния омерзительны не только для меня: маленький червячок досады мгновенно вырастает в огромное чудовище гадкого, разрушительного раздражения, что не так безобидно, как может показаться поначалу. Это «чудовище» инициирует всеобщий хаос, и любой мой созидательный настрой претерпевает сокрушительное фиаско. Я не мог себе это позволить и минут пятнадцать вспоминал все свои успехи, мысленно рассказывая себе, что я не только симпатичный, неглупый и способный мужчина, но еще и очень привлекательный, супер интеллектуальный и офигительно талантливый, можно даже сказать… нет, не надо забывать об украшении скромностью! Спустя некоторое время под приятный джаз я успешно прошел тест у зеркала, исполнив несколько хвалебных од, цветистых дифирамбов и панегириков, и в конце концов смог задавить душевного «паразита». На фоне моей незаурядности и исключительности меркли любые сомнения, и я был готов к составлению плана работы на сегодняшний день. В общем, у мира не было шансов… Иногда, быть может, завышенная самооценка все же лучше ее отсутствия…
