Протест прокурора - Аркадий Иосифович Ваксберг
— Повторяю, никаких писем я им не писал.
— И тем не менее экспертиза дала категорическое заключение, что все представленные письма напечатаны на вашей пишущей машинке «Унис».
— Таких машинок тысячи.
— Но только в вашей западает буква «с», выщерблена «е» и отсутствует запятая. Все это отразилось в текстах как писем, так и «жалоб».
— Увы, жизнь полна роковых случайностей и необъяснимых совпадений. Хотя кто знает? Кто-нибудь из недоброжелателей мог воспользоваться моей машинкой и работать, как говорится, «под меня».
— Между прочим, на следствии вы постоянно требовали дать вам возможность самому писать свои показания. Бросается в глаза, подтвердила это и лингвистическая экспертиза, что в своих пространных рукописных текстах вы допускаете те же грамматические ошибки, что и в машинописных, авторство которых отрицаете. Повторяются и специфические, только вам присущие выражения и обороты. Если следовать логике, вы являетесь недоброжелателем самому себе.
— Наверно, тот, кто подделал письма, тщательно изучил мой стиль, в том числе и мои ошибки. Видимо, это мастер своего дела.
Подсудимый прекрасно понимал, о чем пойдет речь на следующей стадии допроса, потому так отчаянно отмежевался от авторства писем своим доверителям. Вот типичный образчик его стиля и манер:
«Напоминаю Вам, что Уголовно-Процессуальным Кодексом РСФСР предусмотрено, что Решения, Приговоры и Определения обжалованию не подлежат. Потому прошу Вас готовиться к этому и не жалеть абсолютно ничего, чтобы Ваш сын был освобожден».
В юридическом смысле это полнейшая белиберда, но на недалеких и малограмотных доверительниц эта писанина впечатление производила неотразимое. Тем более что для пущей важности отдельные строчки, на которые следовало обратить особое внимание, печатались красным шрифтом.
Кроме того, признайся он в авторстве, ему пришлось бы ответить на вопросы — зачем он ссылался на поддержку некоего «Старшего Юрисконсульта РСФСР» или, в другом случае, «Юриста Государственного значения», заведомо зная, что таких должностей и званий не существует.
В принципе его позиция была ясна. Как он знал, о чем его будут спрашивать, так и я, да, видимо, и весь состав суда предвидел характер его ответов. И тем не менее процессуальный порядок требует, чтобы выяснялись все без исключения обстоятельства, имеющие значение для дела.
— Нет, — заученно твердил он, — никаких телеграмм этим женщинам я тоже не посылал.
А следователь в разных отделениях связи изъял телеграфные бланки с рукописным текстом. По моему ходатайству суд огласил заключение графической экспертизы, удостоверявшей, что все бланки заполнены рукой подсудимого. Заодно огласили и взятую на выбор телеграмму:
«Разрешению вашего вопроса необходима материальная помощь тчк процессе дела встал неожиданный вопрос зпт который затормозил исход дела тчк помощь нужна срочно тчк».
Но подсудимый и здесь не дрогнул. Он поистине был непробиваем.
— Нет такого почерка, который нельзя при желании подделать. По всей вероятности, те, кто взялся меня погубить, хорошо подготовились. Впрочем, я допускаю и другое: эксперт-графолог мог оказаться недостаточно квалифицированным специалистом. Или просто недобросовестным человеком, который дал заведомо ложное заключение в угоду следствию.
Небольшой зал народного суда был почти заполнен.
Публика напряженно следила за ходом словесного поединка. По лицам присутствующих можно было безошибочно определить, удачно ли вышел подсудимый из затруднительного положения или ответ его на «каверзный» вопрос малоубедителен.
Сам он тоже понимал, что все происходившее до сих пор было своеобразной прелюдией к выяснению основного момента, который и привел его за этот барьер, окруженный милиционерами. Чувствовалось, что он полон сил и энергии, не утомлен предыдущим допросом, обреченным себя не считает и к борьбе готов. Правда, он просил суд сделать десятиминутный перерыв — покурить захотелось, — и его просьбу удовлетворили.
Я воспользовался этой паузой, чтобы еще раз уточнить и скорректировать вопросы, на которые ему предстояло ответить.
— Скажите, подсудимый, какую сумму вы получили за свои юридические услуги? — спросил я его далее.
— Никаких денег за свою работу я не брал.
— Ради чего же, собственно, вы заделались стряпчим?
— Однозначно ответить на это я не могу. Ну, прежде всего из любви к справедливости: я хотел помочь исправить судебную ошибку. С другой стороны, я по природе человек жалостливый и гуманный, меня тронули страдания матерей, у каждой из которых был осужден единственный сын. Да и судьба этих молодых людей, надолго оторванных от семьи и общества, не могла оставить меня равнодушным. Помимо того, мне хотелось проверить свою профессиональную состоятельность: если бы я добился успеха, то подался бы в адвокатуру. И, наконец, в случае удачи я попросил бы моих доверительниц рассчитаться со мной, уплатив по официальным расценкам юридической консультации. А так я даже почтовые и транспортные расходы взял на себя. Ведь у этих женщин такая маленькая зарплата, мужей нет, да еще приходилось тратиться на посылки сыновьям.
— Почему в таком случае потерпевшие утверждают, что выслали вам в общей сложности по нескольку тысяч рублей и предъявили следствию соответствующие квитанции и даже уведомления о вручении переводов?
— Ни в одном из документов не значится моя фамилия, и в получении этих сумм я не расписывался.
— Действительно, по вашей просьбе деньги высылались вашей знакомой Ирине Козленко, но она немедленно передавала их вам. Вы и подтверждали это в своих письмах к потерпевшим.
— Повторяю, что никаких писем я им не писал и высылать деньги Козленко не просил.
— Зачем тогда вы писали Козленко расписки, что получили от нее все без исключения суммы отправленных на ее имя денег?
— Это была моя оплошность. Козленко скрывала от мужа, на что расходовала эти крупные суммы, вот и попросила меня давать ей расписки, которыми отчитывалась перед благоверным. Я же, будучи человеком доверчивым по натуре и бесхитростным, не придал этому значения и как олух писал эти бумажки. Мне просто в голову не могло прийти, что это обернется против меня. Хотелось выручить человека, удружить: ведь я жил в доме ее родителей и многим им обязан.
— Значит, мошенницей является Козленко? По-вашему получается, что именно она выманивала деньги у потерпевших и присваивала их?
— Я этого не утверждаю. Козленко я знаю как кристально чистую
