Магическое изречение - Наталья Николаевна Александрова
— Да пошел ты, — огрызнулась она. — С какой стати я тебе что-то должна давать?
Парень состроил зверскую гримасу, ссутулился сильнее прежнего и надвинулся на Татьяну, как грозовая туча:
— А ну, сучка, гони телефон! Отдавай, пока цела!
— Пошел вон, подонок! — крикнула Татьяна и сильно пнула парня под колено.
Тот зашипел от боли, но не отступил, налетел на Татьяну и с размаху ударил по лицу. Татьяна почувствовала во рту солоноватый железистый вкус крови, в глазах у нее потемнело.
— Сволочь! — выдохнула она. — Зачем по лицу?
— Говорил тебе — отдай по-хорошему! — проскрипел хулиган и с размаху врезал ей еще несколько раз.
Татьяна упала, попыталась закрыть лицо рукой. Хулиган пнул ее ногой в бок, наклонился и вырвал сумочку.
Тут где-то совсем близко раздались приближающиеся быстрые шаги и чей-то знакомый голос прокричал:
— Эй, ты! Сволочь! Ты женщину бьешь?! Я ж тебе, тварь!..
Хулиган бросился наутёк.
Над Татьяной кто-то склонился.
— Девушка, вы как? Вы целы?.. Самохина, это ты?
Татьяна попыталась приподняться. Глаза застилали слезы обиды и боли. Из носа капала кровь. Она размазала ее ладонью. Над ней склонился сослуживец, Андрей Щербаков. Тихий такой парень, работает у них больше года. Со всеми вежлив, но с девчонками не заигрывает, приветливо держится, никого особо не отличает. В компьютерах разбирается, помочь никогда не отказывается. Сонька Тихомирова на него глаз положила. Ну, в ее положении выбирать вообще не приходится — тридцать четыре года, сама страшная, как смертный грех, ей хоть какой сгодится. Не вышел номер, шарахнулся от нее Андрей пару раз, ну, Сонька и отступилась. Не больно-то, сказала, и хотелось.
— Я это, я… — прогнусавила Татьяна, потому что нос распухал и ей было трудно дышать. — Да не смотри ты на меня так… Помоги…
— Кто это тебя? — Андрей помог ей подняться.
— Понятия не имею! У тебя платок есть?
— Да, конечно, сейчас… — Андрей протянул ей платок сомнительной чистоты.
Татьяна кое-как стёрла с лица слезы и кровь, всхлипнула:
— Этот подонок у меня сумку отнял, а в сумке всё — деньги, документы, главное, ключи и телефон…
— Погоди! — Андрей бросился в темноту.
— Да куда ты! — слабо крикнула Татьяна ему вслед. — Он давно уже убежал… Не догонишь…
Андрея, однако, и след простыл.
Татьяна тяжело привалилась к стене. С утра день не задался… И на работу она опоздала…
В темноте послышались быстрые шаги, появился запыхавшийся Щербаков. В руке он держал раскрытую, испачканную сумку.
— Твоя?
— Моя! — обрадовалась Татьяна.
— Он ее бросил на углу! — пояснил Андрей, отдышавшись. — А сам сбежал, козел…
— Ага, вонючий… — согласилась Татьяна, взяла у Андрея сумку, заглянула в нее.
— Ну как? Что-нибудь осталось?
— Документы не тронул и ключи…
— Ну вот, уже лучше!
— Взял только деньги и телефон. Жалко телефон, он у меня новый, дорогой.
— Тебе не о телефоне думать надо, тебе к врачу срочно нужно! Тань, ты чего? — Он едва успел ее подхватить.
В глазах Татьяны вдруг потемнело, и мелькнула мысль, что теперь-то начальник не посмеет ее уволить, раз у нее производственная травма…
Ника подобрала ложечкой и доела сахар, оставшийся на дне чашки, потому что нужно поддерживать силы. Она подняла глаза от чашки и пристально посмотрела на фальшивого мужа. Тот свои глаза тут же отвел, не выдержал. Ника только собралась спросить, какого черта ему от нее надо, как он с размаху хлопнул себя по лбу.
— Слушай, я забыл совсем! Тебе же письмо пришло!
— Какое письмо? Сюда? — удивилась Ника.
— Нет, не сюда. Домой пришло, в последний день перед отъездом! Я из ящика его забрал, в карман сунул.
— Отчего сразу мне не отдал?
— Ну, забыл, закрутился. Мы же улетали, потом тебе плохо было… Извини…
Нике никто не писал писем. Если надо, по имейлу свяжутся, сообщение пришлют. Может, маме кто-то написал по старой памяти?
Кольнуло сердце — мама, как же тебя не хватает…
— Вот, смотри! — Он протянул Нике смятый конверт. — Ты не думай, я не читал!
Ника только пожала плечами и вырвала из его рук конверт. И сразу поняла, что конверт официальный, серьезный, вряд ли в таком посылают поздравление с праздником или предлагают рекламные товары. Адресовано ей, Соловьёвой В.Д.
В дверь протиснулась свекровь с ножницами в руках. Она что, тоже торчала под дверью?
— Помочь?
Ника отрицательно качнула головой и распечатала конверт. «Повторное» — стоял штамп в верхнем углу листка.
Уважаемая госпожа Соловьёва! — прочитала Ника. — Государственный нотариус Н.В. Джапаридзе просит Вас явиться 3 декабря 2019 года к 12:00 в нотариальную контору по адресу ул. Казанская, дом 7 для оглашения завещания Джовановича Дмитрия Васильевича, скончавшегося 29 августа сего года.
И подпись. Очевидно, этого самого нотариуса, как его там — Джапаридзе.
— Что такое? — Ника недоуменно перевернула листок, на обратной стороне ничего не было. — Откуда это?
— Дай сюда! — Самозванец вырвал у нее из рук письмо и прочитал его вслух. — Надо же, наследство! Ника, да ты богатая!
— С чего ты взял, что ей завещаны деньги? — встряла «свекровь». — Мало ли что завещали… И кто такой этот Джованович?
— Мой отец… — тихо ответила Ника.
Сколько себя помнила, они жили вдвоем с мамой. Но в свидетельстве о рождении действительно стояла у нее фамилия — Джованович. И отчество — Дмитриевна. На ее вопросы мама отвечала, что они с отцом развелись, когда Ника была совсем маленькая, что он уехал в большой город, потому что здесь, в провинции, ему было скучно. Мама была женщиной здравомыслящей и никогда не обманывала свою дочку, не внушала ей несбыточные надежды, не обещала, что папа приедет и заберёт их с собой. Что уж между ними вышло, мама никогда не рассказывала, но Ника твёрдо знала, что отец не вернётся. Повзрослев, Нике надоело спрашивать про отца, она поняла, что маме это неприятно. Деньги от отца не приходили, да и странно было их ожидать. И вот теперь, когда мамы уже и на свете нет… Жили они, в общем-то, небогато. Мама, конечно, старалась как могла, одевала получше, подарки делала. Нике не на что было жаловаться. Но вот потом, когда мама стала болеть… Если бы жили в большом городе и вовремя сделали операцию… И денег жутко не хватало. И самое главное — Ника была совершенно одна, не с кем было разделить заботы. И горе потом не с кем разделить. Она об отце и не думала никогда, фамилию его начала забывать, как паспорт получила. Ничего их не связывало, только отчество. И вот
