Энола Холмс и Леди с Лампой - Спрингер Нэнси
Как вот сейчас. Меня снедало волнение. Сильная тревога за мою милую глухую хозяйку. Во что же ее втянули?
— Эт’ он! — тут же завопила Флорри. — Молодой, с ‘орошими зубами! Без бороды, но энто он, точно вам говорю, он забрал миссис Таппер!
— Вместе со своим подельником, — напомнила я, проверяя, не изменятся ли ее показания. — Более взрослым, с плохими зубами.
— Да, мэм!
— Вас обеих ударил тот, кто старше, грубый здоровяк?
— Нет! Нет, мисс Месхол! — Палец Флорри, наведенный на один из карандашных портретов Классического Профиля, дрожал, хотя от ежедневной тяжелой работы руки у нее были сильные и крепкие. — Эт’ был он! Он и меня огрел, и миссис Таппер!
Джентльмен ударил бедную старушку?!
Какой кошмар! А ведь на первый взгляд он кажется благородным господином. По спине у меня пробежали мурашки. Что же за нрав скрывает его приятное пропорциональное лицо?
Все еще тыча пальцем в портрет, Флорри воскликнула:
— Откудова у вас энто, мисс Месхол?
На этот вопрос я не ответила, поскольку девочка и так слишком много обо мне знала, и было бы чересчур еще и признаваться в том, что это мой рисунок.
— Флорри, запри двери и никого не впускай без моего разрешения, — бросила я через плечо, убегая по лестнице на второй этаж, где меня ждало срочное дело.
Не прошло и минуты, а я уже сидела у окна в своей комнате и там, на свету, изучала древний кринолин миссис Таппер. Колючий, жесткий и огромный, он чуть ли не погребал меня под собой.
Хм.
Все обуревавшие меня чувства слились в горячую целеустремленность, и я сосредоточила все свое внимание на синих лентах, вышитых цветами. Вскоре мне стало ясно, что ленты добавили не для того, чтобы скрыть швы. Они лежали свободно, как будто впоследствии их хотели снять.
Очевидно, их пришили к этому кринолину, чтобы тайно передать некое послание — однако зачем выбирать такой уродливый предмет...
— Ну конечно, — прошептала я, — кринолин никто не будет стирать! Нижние юбки и все другое женское белье попали бы в руки служанкам или прачкам, их могли украсть, потерять, а кринолин всегда оставался при хозяйке! — Как же хитро, — пробормотала я с нарастающим уважением к острому уму Флоренс Найтингейл.
Не было никаких сомнений, что она сама придумала создать тайный шифр из вышитых цветов, шифр, на который не обратил бы внимания ни один мужчина. Те два непутевых бандита перевернули вверх дном весь дом и ушли с пустыми руками. Даже мой брат Шерлок вряд ли справился бы лучше их. Проклятье, я и сама чуть не проглядела эту деталь!
Я с искренним восхищением разглядывала криптограмму, в которой большинство увидели бы лишь вышитый на лентах узор.
Возможно, любезный читатель вспомнит, что узор состоял из седмичников и цветков шиповника самых разных оттенков — розовых, красных, желтых, персиковых, лавандовых, белых, фиолетовых и так далее, а также редких зеленых листиков. Первым делом я попыталась разобраться в том, какое значение имеет цвет, и для этих целей достала ножницы, чтобы срезать ленты. Как я уже говорила, пришиты они были слабо и поэтому отошли легко. Голый кринолин я отбросила в угол. Он встал ровно, держась на своем каркасе, словно мутно-белое видение, словно призрак миссис Таппер.
Поспешно отмахнувшись от этой зловещей мысли — никогда нельзя терять надежду! — я разложила ленты на кровати в том порядке, в котором они были нашиты на кринолин, сверху вниз, то есть от самой короткой до самой длинной.
Теперь они напоминали мне строчки шрифта. Возможно, цвета не имели никакого значения и были выбраны лишь для отвода глаз, чтобы их разнообразие отвлекало внимание от того, что сам узор, наоборот, достаточно однообразен.
Семь петелек «ленивых маргариток», самое простое изображение седмичника.
Цветки шиповника, или, другими словами, дикие розы, — маленькие и круглые.
Листочки.
И небольшие пропуски между цветами.
Пропуски окончательно убедили меня, что это шифр, а не обычный узор. Кто стал бы оставлять пустые места на ленте, вышивая ее цветами? Нет, другого варианта быть не могло.
Только как зашифровать целое послание, используя всего три символа — седмичник, розу и лист? Правда, иногда листья встречались и по двое.
Я почувствовала страшную усталость, но заставила себя взять лист и перенести шифр на бумагу в виде более простых символов. В последнее время для этих целей я пользовалась не карандашом, а пишущей машинкой. Седмичник я обозначила звездочкой, миниатюрную розу — точкой, а лист — косой чертой.
Вот что у меня получилось:
О да, ну теперь мне все ясно!
(Надеюсь, любезный читатель догадался, что таким образом я попыталась пошутить.)
Я сверлила взглядом листок до тех пор, пока у меня не потяжелели веки. Действительно, я ведь почти не ела и совсем не спала уже около двадцати часов. Обычно это не мешало мне размышлять, однако сейчас выжать из себя ни одной дельной мысли не получалось.
Вероятнее всего, два листа отмечали конец — чего? Слова? Предложения?
А что тогда означал один лист?
Он тоже походил на некий разделитель. Оставались только звездочка и точка (так я стала называть про себя седмичник и розу) — но разве можно было составить послание всего из двух символов?
Очевидно, я что-то упустила. Значение цвета? Французские узелки вместо сердцевин седмичников? Возможно, они чем-то различаются между собой? Не выпуская бумаги из рук, я бросилась к кровати, где все еще лежали синие ленты, и принялась всматриваться в крошечные стежки. Уже наступила ночь, и их освещал лишь слабый огонек свечи.
Наконец, поддавшись усталости, я рухнула на постель — не раздевшись, с зажатым в руке листком — и тут же уснула.
Глава восьмая
Судя по всему, перед тем, как уйти домой, Флорри заходила в мою комнату и, не желая меня тревожить, задула все свечи, чтобы предотвратить возможность пожара. Только такое объяснение я нашла тому, что ночью проснулась в кромешной тьме.
Меня разбудила сильная боль — от голода скрутило живот. Застонав, я попыталась вспомнить, кто я такая и что здесь делаю. Я села в кровати — и тут же замерла как статуя...
...услышав другой стон.
Стон старого дома. Тихий и жуткий. Это стонали ступеньки.
Кто-то крался вверх по лестнице.
«Опасность!» — закричал голос у меня в голове. Под весом хрупкой миссис Таппер они никогда так не скрипели. По частоте звуков я догадалась, что в дом вторглись двое, и теперь они молча поднимались по лестнице, нащупывая путь в темноте.
Поразительно, как быстро реагирует человек, даже уставший и сонный, на любые признаки опасности. Я мгновенно и неслышно смела с кровати все ленты и листы, и с этими ценными уликами осторожно опустилась на пол между кроватью и стеной.
Ровно в ту минуту, когда я растянулась по полу, повернулась дверная ручка, и дверь открылась. В комнату просочился тусклый свет. Я старалась лежать неподвижно и по возможности не дышать.
— Кровать до сих пор заправлена, — заметил один из них хриплым голосом, который выдавал в нем уроженца Ист- Энда. — Видно, курочка сбежала из курятника.
— Полагаю, испугалась похитителей, что с ее стороны вполне разумно, — сухо отозвался его спутник. По аристократическому акценту и приятному тенору я поняла, что это мой преследователь, от которого я сбежала сегодня на Парк-лейн. — Что ж, если ее здесь нет, почему бы нам не одолжить несколько свечей?
Они забрали две мои свечи, зажгли их моими спичками и вышли из комнаты, закрыв за собой дверь.
Я перевела дыхание и торопливо, но пытаясь не шуметь, поднялась с пола, разулась и положила обувь на кровать. В одних чулках я на цыпочках подкралась к двери и прислушалась.
Они обыскивали спальню миссис Таппер.
— ...синий шелк, пышная юбка, как на платьях моей бабушки, — насмешливо произнес аристократ, как будто ему казалось забавным, что он копается в гардеробе бедной старушки. — Должно быть, оно.
