Энола Холмс и Леди с Лампой - Спрингер Нэнси
Ага! Все же мать ему небезразлична.
— Боюсь, что нет. Возможно, она сбежала в Крым? — насмешливо произносит Флоренс Найтингейл, хотя в голосе ее читается забота. — Так вот, мистер Холмс, не в моих правилах сдерживать женщин, даже самого нежного возраста...
Шерлок Холмс подается вперед и взмахивает рукой, словно выполняя прием из джиу-джитсу. Как ни странно, заговаривает он не об Эноле Холмс, а о Евдории.
— Я и мой брат крупно поссорились с матерью. Теперь предмет ссоры кажется глупым и нелепым, — горько объясняет он, ничего не скрывая. — Однако не могло же это послужить причиной...
— Вы не понимаете, — властно, но все так же мягко перебивает его Флоренс Найтингейл. — Очевидно, для нее причина была достаточно веской. Насколько я могу судить, и у вашей сестры была основательная причина для побега. — Мисс Найтингейл делает паузу, но все же решается добавить: — Похоже, она ужасно вас боится.
Детектив не меняется в лице, но мисс Найтингейл понимает, что ее слова его задели. Он сцепляет руки на коленях и опускает взгляд.
Мисс Найтингейл терпеливо дожидается ответа.
— Не могу этого отрицать, — наконец признает Шерлок Холмс. — Однако даже мой развитый ум не позволяет мне понять, откуда взялся этот страх. Я никогда бы ее не обидел, и она, уверен, прекрасно это понимает. Время от времени она проявляла ко мне сестринскую привязанность.
Мудрая сестра милосердия знает, когда лучше промолчать и дать пациенту высказаться. Флоренс Найтингейл выжидает еще немного.
— Мы с моим братом Майкрофтом хотим для нее только лучшего, — продолжает он. — Более достойного образования в приличной школе-пансионе...
— Ах! — Теперь Флоренс Найтингейл все понимает. — Вы пригрозили ей пансионом!
Шерлок Холмс поднимает на нее по-детски растерянный взгляд:
— Позвольте, при чем здесь угрозы...
— Боже мой, неужели ваша мать ничего вам не рассказывала?! — Впрочем, его невежество было присуще всем представителям мужского пола. — В школе-пансионе девушка из высшего общества страдает не меньше, чем заключенный в тюрьму преступник, к тому же приговоренный к тяжелой физической работе. Жестокий режим приводит к серьезным травмам, болезням и порой даже смерти.
Великий детектив разевает рот, очевидно проглотив язык от удивления.
— Мой дорогой, — ласково продолжает Флоренс Найтингейл, — простите меня за излишнюю прямоту и, пожалуй, даже грубость, но я уже стара и потому смею говорить то, о чем другие умалчивают: даже в тисках леди чувствовала бы себя комфортнее, чем в туго затянутом корсете.
Слово «корсет» никогда не всплывает в приличном обществе, тем более в беседе разных полов, и, услышав его, мистер Холмс поднимает руки в знак протеста, а его бледное лицо заливает краска. Но Флоренс Найтингейл не отступает.
— Почему, вы думаете, модницы то и дело падают в обморок? — с вызовом произносит она. — Почему леди умирают от любой, даже самой безобидной болезни? И что уж говорить о родах! Некоторые чахнут и увядают, не успев достичь детородного возраста! Все потому, что заковывать женщину в корсет ни на йоту не гуманнее традиции «ножки лотоса» в Китае, где ноги бинтуют и уродуют с самого детства! Это вред не только удобству, но и здоровью... Неудивительно, что сестра вас боится.
Она всего лишь пытается спастись от верной гибели в школе-пансионе.
— Но... не может же все быть так плохо, как вы говорите! — восклицает Шерлок Холмс. — Традиция... изящество... многие поколения леди через это прошли...
— Позвольте, многие солдаты прошли через войну и выжили — почему бы не привести такое сравнение? Оно соответствует вашей логике, — парирует Флоренс Найтингейл. Впрочем, в ней тут же просыпается инстинкт дипломата, человека, которому всю жизнь приходилось иметь дело с властными особами мужского пола, и она переводит разговор в иное русло. — У меня нет и не было детей, однако была сестра, и потому я могу понять ваши чувства. Возможно, миссис Таппер вам скажет, где она?
Пианино из музыкальной комнаты разливается волшебной музыкой Ветховена, и хотя ни великий детектив, ни великий реформатор не видят сейчас миссис Таппер, они знают, что она сидит совсем рядом с инструментом, завороженная и счастливая, поскольку отлично слышит мелодию.
Шерлок Холмс мрачно усмехается и откидывается на спинку кресла.
— Нет, от миссис Таппер ничего не добьешься, и Энола наверняка прекрасно это понимает. Какая поразительная наглость! — восклицает он со смесью восхищения и раздражения. — Она не перестает меня удивлять. Отправилась сюда, буквально за квартал от Уимбрел-холла, когда я еще продолжал поиски, привела эту пожилую даму, как будто ее здесь ждали...
— Я в самом деле рада, что могу окружить бедняжку заботой в старости, — любезно вставляет Флоренс Найтингейл.
— Разумеется, это очень мило с вашей стороны, — резко отвечает детектив, но тут же смягчает тон. — Вы же пошлете за мной, если моя сестра придет ее навестить?
Флоренс Найтингейл пропускает вопрос мимо ушей:
— Насколько я знаю, у вас есть старший брат.
— Да. Майкрофт.
— Тоже холостяк, живет в уединении, мизантроп, убежденный женоненавистник?
Шерлок Холмс хмурится. Откуда ей столько известно?
— В свою защиту скажу, что не имею над ним влияния.
— Однако, мистер Холмс, в вашей семье он главный. Что до вашего вопроса — как же я узнаю, если мисс Энола сюда придет? Ведь я никогда не выхожу из спальни, — сладко произнесла Флорейс Найтингейл, невинно распахнув глаза.
Шерлок Холмс, также наделенный инстинктом дипломата, чувствует, когда разговор подходит к концу. Ничего больше не добавляя, он поднимается, берет огрубевшую руку Леди с Лампой и кланяется.
— Был рад встрече, мисс Найтингейл. Если мои услуги вновь вам понадобятся, прошу — смело обращайтесь.
Однако мысли у него отнюдь не радостные. Проходя мимо миссис Таппер, расположившейся у пианино в кресле-качалке, он думает о том, что Энола непременно придет навестить старушку. Если попросить своих помощников, уличных ребятишек, наблюдать за домом, рано или поздно можно поймать сестру — хитрую, умную, неуловимую...
А что потом?
Возможно ли, что Флоренс Найтингейл сказала правду, как бы горько и пугающе эта правда ни звучала?
Если бы мама была здесь, сказала бы она то же самое?
Проклятье! Неужели великий детектив, знаменитый на весь мир своим интеллектом, жалеет, что не может спросить совета у матери, к которой еще год назад ни за что бы не прислушался?!
Матери, которую не способен отыскать?
Черт побери! И почему эта эксцентричная дама сбежала? Почему сбежала сестра, почему скрывается до сих пор? Возможно — человеку действия сложно это признать, но возможно, — его подход был ошибочным?
Он думал, что желает Эноле только лучшего.
Однако, выходя из гостеприимного дома Флоренс Найтингейл, великий детектив впервые задает себе вопрос, как действительно будет лучше для Энолы. Пансион, образование, уроки хороших манер, представление к высшему обществу, подготовка к свадьбе — пускай все это ожидаемо и предписано традициями, принесет ли такая жизнь счастье Эноле?