Эксперимент S - Джереми Бейтс
Учеба давалась ему легко, но этот дар он не рассматривал как нечто, само собой разумеющееся. Гуру всегда стремился поднажать, в чем-то опередить одноклассников, потому что знал: это единственный способ выбраться из трущоб, где он родился, и обеспечить лучшую жизнь себе, матери и братьям.
Его приняли в Калифорнийский университет Беркли – в немалой степени благодаря хвалебной рекомендации от начальника отдела школьного образования в его родном городе Дхарамсала, – и мама посоветовала ему заняться информационными технологиями. «Из индусов выходят очень хорошие программисты, Гуру, – сказала она ему. – Это очень хорошая работа, и платят за нее очень достойно. Зачем тебе психология? Среди индусов хороших психологов нет».
Гуру, разумеется, не был согласен с тем, что среди индусов нет хороших психологов, и ответ на вопрос, почему он выбрал именно эту стезю, звучал довольно просто: это то, чем он хотел заниматься.
Его отец страдал от болезни Альцгеймера, один из старших братьев родился аутистом, и в юношеские годы Гуру пришлось ходить с ними по больницам и быть им сиделкой. Он глубоко заинтересовался их заболеваниями, постоянно донимал врачей и сестер вопросами о психическом здоровье, вырезал статьи из доступных газет и журналов. Со временем он стал настоящим специалистом, и когда его отец скончался от связанных с Альцгеймером осложнений, решил посвятить жизнь изучению человеческой души.
Гуру был готов отправиться в это путешествие как можно быстрее, но путь к цели предстоял долгий. Еще два года уйдет на получение степени магистра, а потом еще четыре на то, чтобы стать дипломированным психологом и получить аккредитацию Ассоциации американских психологов. Кроме этого, придется провести еще год или два в университете, стажируясь и приобретая практические навыки. И только тогда, через семь или восемь лет, он получит лицензию на работу клиническим психологом.
Поначалу Гуру мечтал открыть практику в Калифорнии. Но сейчас подумывал об Индии, где сможет что-то менять в системе здравоохранения на низовом уровне. В юношеские годы он видел своими глазами, что здравоохранение в Индии просто удручает. Больницам и поликлиникам на местах не хватает персонала и средств. Медицина нацелена на лечение, а не на профилактику. Во многих деревнях и поселках про терапию и консультации слыхом не слыхивали. Конечно, его голос будет лишь одним в стране с населением в миллиард триста миллионов человек, но с чего-то надо начинать…
– Вы там, док?
Вздрогнув от незнакомого голоса, Гуру поспешил к панели.
– Да, привет. Это Гуру.
– Элвис! – Чед стоял прямо перед зеркальным стеклом и ухмылялся.
– Ага, он самый.
Он еще не привык общаться через интерком.
– Ты в своих окулярах? Я в этом зеркале тебя не вижу.
– Ты про очки?
– Да, дружище.
– Нет, солнечные очки я вечером не ношу.
– Я по ночам ношу очки от солнца, – пропел Чед. – Чтоб видеть, чтоб мог я видеть…
Гуру узнал песню и понял, что Чед над ним посмеивается. Он ничего не ответил.
Перестав петь, Чед спросил:
– Дружище, ты откуда? Из Индии, да?
– Да, верно. Из города Дхарамсала, штат Химачал-Прадеш. Тебе может быть интересно, что там живет далай-лама.
– Неслабо. Ты его когда-нибудь видел?
– Когда в школе учился, было дело. Наш класс повезли в храм Цуглахан, послушать его проповедь.
– Он какие-нибудь волшебные штуки делал?
– Волшебные? – Гуру нахмурился. – Нет. Далай-лама – обычный буддийский монах. Волшебной силы у него нет.
– А я думал, он исцеляет людей, и всякая такая хрень.
– Нет, он даже себя исцелить не мог, когда заболел, и пришлось удалить желчный пузырь.
– Ясно, дружище, понял тебя. Слушай, есть вопрос.
– Про далай-ламу?
– Не-а. Про еду. Рецепты хорошие знаешь?
– Я… нет. – Гуру покачал головой, хотя видеть его австралиец не мог. – Повар из меня так себе.
– Ладно тебе, приятель. Какие-то наверняка знаешь! А то у нас тут жрачки полно, а ни Шэз, ни я ни хрена в кулинарии не разбираемся.
– Я клевый завтрак могу сварганить! – заявила Шэрон, подняв голову от книги, которую читала на кровати.
– Яичница с беконом – тоже мне, крутая повариха, – заметил Чед.
– Могу и кое-что покруче! – возмутилась она.
– Короче, Элвис, – сказал Чед Гуру, – гони рецепт. Что-нибудь изысканное, не то я в этой коробке помру от скуки.
– Если я что дома и готовил, так это карри. Этот рецепт дать могу. Мама научила.
– Карри, шикарно! Типа виндалу, цыпленка в масле, что-то такое?
– Зависит от того, какого хочешь цыпленка – острого или сладкого.
– Острого, дружище! Чем пикантнее, тем лучше.
– Перец чили у вас там есть?
– Да тут целый супермаркет, дружище. Сейчас проверю. – Он подошел к холодильнику. – Ага, битком набит!
– Пряности, наверное, в кладовке…
* * *
Доктор Рой Уоллис жил в Сан-Франциско, в старинном здании с часовой башней в районе Саут-оф-Маркет, если проще – Сома. Построенное в 1907 году, кирпично-деревянное строение занимало два городских квартала на Второй и Брайант-стрит. Когда-то в нем располагалась типография «Шмидт литограф», крупнейшая на Западном побережье. В 1992 году дальновидные инвесторы реконструировали здание, превратив огромное пространство в сотню модных лофтов с высокими потолками, бетонными колоннами, и фабричными окнами.
Уоллис припарковал свой миниатюрный спортивный кабриолет на оплаченном месте в тылу здания и, отказавшись от лифта, чтобы сжечь немного калорий, поднялся по шести лестничным пролетам в свой пентхаус.
Дом, милый дом, подумал он, переступая порог помещения площадью три тысячи квадратных футов. От индустриального прошлого зданию достались кирпичные стены и высоченные потолки с открытыми стальными балками, а масштабный ремонт, проведенный доктором Уоллисом, – окна от пола до потолка, световые люки в крыше, пол из полированного серого камня, черно-серая цветовая гамма – перенес эстетику квартиры в двадцать первый век.
Уоллис никогда бы не смог позволить себе такую роскошь на зарплату преподавателя. Но его богатые родители, погибшие двадцать лет назад в путешествии на яхте, оставили ему около двадцати миллионов долларов. Он тогда жил в скромной квартире-студии в Сома, в то время городе-призраке – лишь пустые склады с прокопченными трубами, несколько ресторанов и ни одного продуктового магазина. Когда он услышал, что в соседнем здании «Часовая башня» выставлен на продажу пентхаус, он из любопытства пошел посмотреть и сразу же влюбился. Просторное, полное воздуха, так еще и с индивидуальным доступом к трехэтажной часовой башне. Уоллис согласился на запрошенную агентом цену и через месяц переехал. С тех пор он называл пентхаус домом и ни о каком другом жилье в городе даже не помышлял.
Доктор Уоллис повесил пиджак на крючок на стене, небрежно бросил
