Кисть ее руки. Книга 2 - Содзи Симада
Я не мог вынести этого тоскливого ужина, поэтому поспешил к выходу и обнаружил маленькую фигурку, скрючившуюся на земле перед задней дверью кухни.
Это была Сатоми, дрожащая и плачущая.
– Сатоми!
Она подняла заплаканное лицо и посмотрела на меня. К счастью, было темно, поэтому я не мог ясно рассмотреть ее лицо. И очень хорошо. Я не люблю смотреть на лица страдающих людей.
Не было нужды спрашивать у нее, что случилось. Я знал причину ее слез. Сатоми быстро подошла к стене, где я стоял, и молча прислонилась к ней спиной. Я впервые видел Сатоми в таком состоянии. Она всегда казалась мне энергичным человеком, шумным, смеющимся и веселым. Иногда до меня доходили слухи, что она плачет у себя в комнате, но я никогда не мог себе этого представить. Трудно было вообразить Сатоми плачущей. Но сейчас она явно плакала. И ничего не говорила. Видя ее в таком состоянии, я почувствовал себя очень странно, как будто рядом была незнакомая мне девушка.
Смотреть на плачущую Сатоми было больно. Довести до слез такую веселую девушку! Сатоми, которая резвилась на берегу Асикавы с уткой на руках, теперь плакала в темноте своего сада. «Как это печально», – подумал я.
Но она, похоже, не находила, что сказать. Но, кажется, и не стремилась вернуться в свою комнату. Наверное, в такой вечер ей было слишком больно остаться одной. Поэтому мне пришлось подыскать подходящие слова, чтобы утешить ее.
– Вы собираетесь отсюда переехать? – спросил я. – Я слышал, что к родственникам в Симанэ.
– Я не поеду, – тихо сказал Сатоми, – мне не нравятся эти люди.
– Это ты о родственниках? А твой отец и Юкихидэ поедут?
– Ну и пусть себе едут.
– А ты?
– Я хочу поехать в Токио.
– Ты это мне уже говорила раньше. А мама?
Сказав это, я вспомнил ночную сцену.
– Я не знаю, – тихо сказал Сатоми, – мама к этому не имеет никакого отношения. Надо договориться с отцом.
Это, безусловно, было логично.
– А что, отец и мать собираются расстаться?
– Я не знаю. Может быть, и нет. Отец на это никогда не согласится.
– Хм.
– Ведь дом! – сказала Сатоми.
– Дом? Ты имеешь в виду «Рюгатэй?
– Да. Это же десять миллионов иен.
– Цена дома – десять миллионов иен?
– Да.
– Целиком?
– Они говорят, что не получится продать его дороже. Поэтому мы не сможем купить новый. Тогда у нас больше не будет дома.
Я не знал, что сказать.
– Десять миллионов… это просто ужасно. Такое огромное количество земли. Но у вас же есть еще и поля, верно?
– Они не наши, все принадлежит родственникам. Наша семья распадается, ей пришел конец…
– Какое несчастье… Тогда почему бы просто не остаться здесь?
– Это тоже бесполезно. Все в деревне требуют, чтобы мы уехали.
– Вам не обязательно их слушать.
– Это было решено на семейном совете. Уехать.
– Никогда не слышал подобной ерунды. Каждый сам должен решать.
– Но если так будет продолжаться, мы ничего не сможем с этим поделать.
– А если дело будет раскрыто?
– Это дело никогда не будет раскрыто. Все об этом говорят.
– Почему оно не будет раскрыто?
– Это проклятие. Ничего нельзя сделать.
– И когда вы собираетесь уехать?
– Когда полиция разрешит.
– То есть достаточно раскрыть дело?
– Да, но это невозможно.
– Если раскрыть дело, доказать, что эти преступления был совершены человеком, и убедить жителей деревни, что ваша семья не имеет к этому никакого отношения, тогда все будет нормально?
– Да. Но это невозможно.
– Хорошо, я понял. Только немного подождите.
– Подождать чего?
– Я сделаю все возможное, просто подождите несколько дней.
С этим я вернулся в свою комнату. Хотя у меня не было никакого плана, я решил все записать и попытаться упорядочить. Во всем том, что я до сих пор написал и опубликовал, были ответы. Я подумал, что если я правильно опишу нынешние события, моя ручка поможет написать и ответ. Это была хорошая идея. Сейчас, когда Митараи меня покинул, мне оставалось надеяться только на это.
Несколько часов спустя, поздно вечером, я сделал перерыв и снова подумал о Митараи. В этот момент я вдруг задумался, какая связь между его письмом и телеграммой. В письме не было ни слова о том, что он отправил телеграмму. Если бы он отправил письмо после телеграммы, думаю, Митараи при всей своей эксцентричности написал бы о ней хотя бы несколько слов. А раз он этого не сделал, то, должно быть, он сначала отправил письмо, а потом телеграмму. Просто телеграмма шла быстрее, и я понял, что она обогнала письмо и попала ко мне раньше.
Затем я снова стал думать о том, что говорилось в письме Митараи. Поначалу мне было обидно, я подумал, что он меня бросил, но сейчас я с удивлением понял, что это было не так и что письмо на самом деле было проявлением с его стороны крепкой дружбы. Жизнь с Митараи полностью погубила меня как мужчину. Он тоже говорил об этом, и это его весьма беспокоило. Отталкивая меня вот так, он, возможно, рассчитывал вернуть мне мужскую гордость и самоуважение.
Если это так, то мне это было приятно, но все же я должен был сказать, что он принял меня не за того человека. Мне это было не по плечу. Точно так же, как я не в состоянии говорить по-английски, как бы ни старался, для меня это изначально невозможно. Я курица. Единственное, на что я способен, – ползать по земле, находить на ней еду и клевать ее. И такого вот человека мой друг принял за голубя и требует, чтобы он летал в небе. И если ему подчиниться, то только упадешь и расшибешься. Я только что попросил Сатоми немного подождать, но, как и ожидалось, сколько бы часов я ни думал об этом, мне в голову так и не пришло никаких идей, ведущих к раскрытию дела. Я хотел бы спасти Сатоми, но не смогу. Эта роль не для меня.
– Господин Исиока, – послышался из дверного проема женский голос.
Голос был слабый, но поскольку стояла поздняя ночь, не мешал шум машин и в лесу было совершенно тихо, поэтому даже это голос был хорошо слышен.
– Да, – ответил я и подошел к двери.
Было понятно, что голос женский, но шел он издалека, поэтому я не мог разобрать, кто это. Думая, что это Сатоми, я вышел в прихожую и обнаружил, что в
