Александр Звягинцев - Естественный отбор
— Я помогу вам.
— Не прикасайся к нему! Я сам, сам, только сам! Стецюк кивнул и отошел к окну.
Через раскрытую дверь в комнату, уставленную бутылями с формалином, были видны спящие за столом старик сторож и милицейский сержант, приставленный к охране криминального трупа. Сержант внезапно зашевелился и попытался было подняться со стула. Ликвидатор направил на него пистолет с глушителем. Но сержант, пробормотав что-то нечленораздельное, сполз на пол и по-богатырски захрапел.
К удивлению Гната, Походин, протерев мокрым полотенцем тело сына, быстро облачил покойника в костюм и даже приладил на его шее галстук-бабочку.
«Часто раздевал и одевал, когда отпрыск лыка не вязал от наркоты», — подумал он, заметив синие гематомы на венах рук Тото.
Походин наконец справился с рыданиями и теперь в глубокой печали всматривался в лицо сына.
«Это Инквизитор, — обреченно думал он. — Руками «сербских волкодавов» Тотошеньку… Его жизнью расквитался со мной за жизнь своего Шведова».
Он бросил затравленный взгляд на Стецюка.
«Кого напоминает этот тип, приставленный ко мне Коробовым? — пронеслось в его голове. — Ну, конечно же, его — Инквизитора. Тот же холодный, непроницаемый взгляд, то же бесстрастное лицо кастрата. Фигура и рост — те же… Может, его сын или брат?..»
Но Походин точно знал, что детей и братьев у Инквизитора не было.
Гнат протянул пачку документов:
— Мы нашли в джипе и документы вашего сына. А в кармане костюма занятную бумажку, прочитайте.
Походин подошел к свисающей с потолка лампочке и расправил смятую бумагу. Написанные корявым почерком сына буквы червяками замельтешили перед глазами:
«Расписка: Я, Тото Походин, взял в долг под проценты у Симы Мучника сто тридцать три тыщи долларов (США), чтоб отдать хохлам карточный долг…»
Перед глазами бывшего генерала закружились красные круги, тисками сдавило грудь.
— Мучник, гнида! — заскрипел он зубами. — Мальчик проиграл каким-то уголовникам-хохлам. Гнойный пидор дока такие пакости подстраивать. Яснее ясного!.. Он расплатился за Тото с уголовниками и подбил его от безысходности пойти на захват девчонки. Ну да!.. Лишь один Мучник знал день ее приезда. Значит, Косоротая блядь рассчитывал получить с Ольгиных денег хоть какую-то уплывшую к Скифу долю?..
Следующая мысль буквально подбросила Походина, красные круги перед глазами разлетелись на мелкие осколки.
— Знал еще Инквизитор! — прошептал он. — Лубянка зафиксировала мой звонок из офиса в Цюрих. Без сомнения, его люди нашпиговали дворец Мучника «жучками» подслушки. Обычное дело — муж подозревается в покушении на жену. День и ночь слушают мразь Косоротую: в машине, в туалете, даже в сауне. Слухачи не могли не доложить Инквизитору о готовящемся киднепинге. Он знал, но не стал останавливать молокососов. «Сербские волкодавы» еще с Белграда у него под колпаком, но Инквизитор не стал останавливать и их… Знал ведь, что «волкодавы» возьмут след, потому что знал о ясновидении Скифа. А может, ясновидение тут ни при чем, люди Инквизитора сами навели «волкодавов» на ту глухомань. Так вот что означал твой странный взгляд, Инквизитор, там, в ресторане «Президент-отеля»! — запоздало понял Походин. — Я все гадал, почему он дал мне спокойно улететь из Москвы… Ты, как компьютер, все просчитал!.. Просчитал, изверг, что без Ольги и сына моя жизнь в любой стране будет сущим адом. Ах ты, зверь лютый!
Последний раз поцеловав Тото, Походин закрыл его лицо простыней и как лунатик вышел из обители смерти.
Над березами все еще заполошно галдело воронье, а в голых корявых ветках выводил зимнюю тоскливую мелодию ветер.
«Ветер оплакивает моего Тотошу», — подумалось Походину, и он повернулся к появившемуся в дверном проеме Гнату:
— Вы сказали, Стецюк, что поступаете в мое полное распоряжение?..
— Так точно. В полное… На десять дней. Готов выполнить любой ваш приказ.
— Любой?
— Так точно.
— Сколько стоит ликвидация всех причастных к убийству моего мальчика?
— Все причастные уже оплачены.
— Коробовым? — вскинул глаза Походин.
— Вам не надо знать кем, — отрезал Стецюк.
— Приказываю тебе, Гнат Стецюк, ликвидировать Мучника и Скифа — лично, Засечного и Алексеева — можешь нанять бандитов…
— Есть лично Скифа и Мучника. Товарищ генерал, мне кажется, кроме известного казака, вы забыли еще одного — лично.
— Кого я забыл?
— Вы не считаете, что история смерти вашего сына написана почерком Инквизитора?
«Этот странный человек умеет читать мысли!» — с мистическим страхом подумал Походин и хрипло выдохнул:
— Ты можешь самого его… Инквизитора?
Десять лет назад Гнат Стецюк, закончив Институт военных переводчиков, получил назначение в КГБ. И, к его гордости, не переводчиком, а настоящим оперативным сотрудником. В мечтах он уже видел на своих плечах погоны с большими звездами. После семи лет безупречной службы в Управлении КГБ во Львове его откомандировали на спецзадание в Афганистан. На месте выяснилось, что задание состояло в сопровождении верблюжьих караванов от Гиндукуша до Памира. Гнат быстро понял, что в тюках, болтающихся на верблюжьих горбах, был опиум, по-пуштунски — чаре. Он искренне считал, что участвует в тайной операции КГБ, необходимой для чего-то его стране, и даже гордился этим. Но когда Инквизитор перекрыл верблюжьи тропы, выяснилось, что Гнат, сам того не ведая, помогал делать грязные «наркодоллары» каким-то высокопоставленным проходимцам. Кому именно, он не знал и по сей день. Инквизитор тогда лично сорвал с него капитанские погоны. С тех пор год за годом Гнат копил ненависть к Инквизитору и готовился к расправе над ним.
— Так ты можешь Инквизитора? — повторил вопрос Походин. — Отвечай, Стецюк!
— Десять суток я в вашем подчинении, — сухо ответил Гнат. — Приказывайте.
— Приказываю, — выдохнул Походин. — Адресами фигурантов тебя снабдит в Москве полковник Чугуев.
— Я знаком с полковником Чугуевым.
— Он же снабдит тебя оружием югославского производства.
— Предпочитаю работать своим оружием.
— Югославским, Стецюк!.. Пусть думают, что это их личные, сербские разборки. Операция будет называться «Сербский след».
— Понимаю… Есть оружием югославского производства!..
— Как я узнаю о твоих делах?
— Из газет.
— Больше не задерживаю тебя, Стецюк!
Гнат молча кивнул и отступил на шаг от машины.
Прежде чем сесть за руль, Походин снова прислушался к тоскливой мелодии ветра в березах, к заполошному вороньему граю и спросил:
— Стецюк, как ты поступишь в случае… провала?
— Самоликвидируюсь, — прозвучал в темноте бесстрастный голос Гната.
«Ужас, как он похож на Инквизитора! — подумал Походин, включая двигатель. — Будто зеркальное отражение изверга. Интересно: от Бога или от Дьявола они оба?» — подумал он и не нашел ответа.
Скоро черная фигура Стецюка в зеркале заднего обзора машины слилась с тусклыми стволами берез, и Походин почувствовал некоторое облегчение.
— Кто в эту жизнь послан Богом, а кто Сатаной, какое до этого дело мне, несчастному старику, потерявшему единственного сына? — горестно вздохнул он. — Главное, чтобы мой мальчик был отомщен!
ГЛАВА 41
«Японский» микроавтобус они аккуратно утопили в Припяти, благо ледостав в этих краях не наступил. Шурин Лопы долго потом выспрашивал про это место. Засечный, как опытный топограф, отметил ему местность на карте да еще зарисовал ее в блокнотик.
Нику решили пока оставить на руках у Лопиной сестры. Она быстро нашла общий, то есть немецкий, язык с и без того общительной девочкой. Когда Скиф зашел в спальню, чтобы попрощаться перед сном, фрау Маня читала ей сказки братьев Гримм.
Хитрый Лопа делал все, чтобы как можно дольше задержаться в доме у сестры. То он придумал поднять из воды микроавтобус и общими силами восстановить его, чтоб не светиться на станции техобслуживания, то уговорил всю команду съездить в лес за выписанными дровами и наколоть их сестре на всю зиму. Наконец предложил загнать микроавтобус заезжим полякам.
Скиф выходил из себя от этого, как он считал, безделья. Но неожиданно, в сильную оттепель, съевшую по окрестности снег, и Засечный предстал перед Скифом в замасленной кепочке и кацавейке Лопиного зятя, с лопатой на плече.
— Дурью маешься? — скривился Скиф.
Но Засечный хохотнул и деловито принялся копать в огороде подтаявшую землю.
— На землицу-матушку потянуло? — поддел его Скиф. — Других дел больше нет для старого вояки?
Семен оперся на черенок лопаты, поставил ногу на заступ и печально посмотрел на него, как смотрят перед предстоящим прощанием:
— Мне уже сорок пять, Скиф. Из них, почитай, двадцать пять я сплю в обнимку с автоматом. Кто знает, доведется ли мне вот так в родной земле лопатой поковыряться…