Мистерия в Турине (Плохая война – 6) - Алексей Вячеславович Зубков
— Конечно, я никуда не пойду. А ты пойдешь, чтобы не усугублять мое положение своими действиями. Я все подготовил.
— Уже? Вы же не знали, что Максимилиан пропадет.
— Отменить никогда не поздно. Как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. Вашу карету могут запомнить и будут разыскивать. Мои люди ее просто разберут. У меня тоже есть карета. Поедете на ней.
— Куда?
— В горы. В аббатство Сакра-ди-Сан-Мигеле. Отец Жерар — скромный священник, который близко не подходит ни к какой политике. Даже к церковной. Никто не подумает, что ты в гостях у него.
— В мужском монастыре?
— Это не монастырь. Это приют для странников на Виа Францигена. Там могут останавливаться дамы, ничего удивительного. Берите эту свою рыжую фурию, берите служанку и уезжайте.
— А остальных людей?
— Никакого эскорта. Ты что? Их же узнают. Оставьте их в Турине или отправьте домой. Вам что, их не жалко? Там, где господина просто допросят, слуг будут пытать. Скажите им это, дайте по паре монет, и они разбегутся как мыши от кота.
— Что, если я откажусь?
— Мне очень не хочется тебя принуждать, но именем Господа я настаиваю.
— Только что Вы говорили, что Господь на Вас сердится. Вдруг он Вам это не простит?
— Если Господь на меня уже сердится, то тем более неважно, если он будет сердиться немного сильнее. Сейчас будет кулачный бой, потом загадки и массовые гуляния. Как только придут люди отца Жерара, я отдам им карету, тебя и этих двух женщин.
— То есть, мужчин из свиты Вы мне не оставляете?
— Каких мужчин? С вами приехал только один охранник. За кучера сядет монах, а этого слугу отправь обратно в замок. От кого тебя охранять в аббатстве? Там такие стены, что армия затруднится их взять. В конце концов, у отца Жерара в послушниках полно суровых мужчин, которые отобьют любую атаку, которая пойдет не именем короля Франциска или герцога Карла.
— Я очень недовольна, но вынуждена согласиться. Подчеркиваю, под невыносимым давлением и уступая угрозе насилием. Если меня спросят, я так и отвечу.
— Я буду молиться, чтобы тебя не спросили.
— Молиться? Господь же на Вас сердится.
— Вдруг Он не сердится на тебя, дочь моя. Или ты тоже дала Ему повод?
Шарлотта попросила перо и чернила и быстро написала два коротких письма.
В первом письме Шарлотта предложила всем оставшимся в Кастельвеккьо слугам, если ни она, ни муж не вернутся через три дня, под мудрым руководством управляющего изобразить из себя группу паломников. Якобы они сходили поклониться Плащанице и возвращаются по Виа Францигена. Казна на текущие хозяйственные расходы на несколько дней вперед находилась в распоряжении управляющего, а еще Шарлотта разрешила в счет дорожных расходов до неблизкого Круа при необходимости продать имеющееся в распоряжении управляющего господское имущество, телегу и лошадей.
Во втором она извинялась перед Маргаритой Австрийской, что вынуждена срочно покинуть Турин и обещала написать, как только окажется в безопасном месте. Очевидно, что тот, кто прячется и бежит, не доверяет бумаге направление, в котором его есть смысл искать.
Отец Пандольфо подглядывал через плечо и согласился, что такие письма стоит отправить, чтобы ни слуги, ни штатгальтер Нидерландов не поднимали шум из-за исчезновения четы де Круа.
Вскоре после завершения мистерии Шарлотта де Круа покинула гостеприимного викария в сопровождении Марты и камеристки Жанны.
— Карета подана, Ваша милость, — сказал брат Витторио.
— Жанна, Марта, поехали, — приказала Шарлотта.
Жанна уже сидела наготове. Она помогла госпоже накинуть плащ и выбежала за ней вниз.
У двери стоял в ожидании писем старший егерь Марио.
— Я готов, Ваша Светлость!
— Отвези два письма в Кастельвеккьо. Нашему управляющему и Маргарите Австрийской.
— Передам в лучшем виде.
— Молодец ты мой.
На прощание Шарлотта расчувствовалась, заплакала, обняла Марио и шепнула ему на ухо:
— Сначала скажи Дино и Джино, что я в Сакра-ди-Сан-Мигеле у отца Жерара.
— Да, госпожа, — ответил Марио.
— Беги.
Марио выскочил за дверь, оседлал мула, ударил пятками в бока и умчался. Насколько это слово применимо к поездке верхом по улочкам, полным народа.
Шарлотта в сопровождении Марты и Жанны с достоинством дошла до кареты. На козлах сидел монах. Как-никак, карета епископа. Не то, чтобы благостный слуга Господа, а недобрый сильно побитый мужик в сутане. Второй такой же закрыл за женщинами дверцу кареты и сел рядом с первым.
Проехав немного по предместью, карета остановилась. К пассажиркам подсела нарядно одетая горожанка с двумя детьми, мальчиком и девочкой.
— Филомена Кокки, жена уважаемого человека и дочь еще более уважаемого, — пояснил один из сопровождающих.
Шарлотта захотела поругаться по поводу нежданных попутчиков, но обратила внимание, что Марта кивнула Филомене.
— Твой муж случайно не Антонио Кокки, фехтмейстер из Генуи? — спросила Шарлотта.
— Да, госпожа, — ответила Филомена.
На этом Шарлотта расхотела ругаться. Кокки свой, значит и его жена из своих.
Викарий помахал дрожащей рукой вслед карете, вытер слезу и повернулся к брату Витторио.
— Тебе задача по твоему профилю, — сказал он, — Отец Инноченцо ведь приказал тебе меня слушаться?
— Давайте Вашу задачу, Ваше Преосвященство.
— У нас есть подземный ход между дворцом епископа и замком Акайя. Пройдешь в замок, спустишься в подвал, где тюрьма, убьешь там известного тебе рыцаря.
— Максимилиана де Круа?
— Да.
— Можно узнать, зачем?
— Потому что если рыцаря будут пытать, то он расскажет и про епископа, и про аббата, и что пришел к королеве оправдывать Медичи не по своей инициативе, а по инициативе этих самых Медичи, в сотрудничестве с которыми замечен. Наши недоброжелатели после этого убедят Луизу Савойскую, что де Круа с самого начала был человеком Медичи.
— Но он же не воровал королевское золото у рыцаря королевы. Он переукрал его у Альфонсо Тарди и Лиса Маттео.
— Луизе Савойской нужен козел отпущения, на которого можно повесить эту кражу. Сейчас она знает, что мы не при чем. Но это знание не помешает ей в сговоре с генуэзцами убедить короля Франциска, что во всем виноваты мы.
— Мне кажется, генуэзцы уже придумали правдоподобную версию для короля. Отец Инноченцо говорил, что они свалили все на покойного де Тромпера, начальника французской таможни в Генуе,