Жаркое лето Мариуполя - Василий Николаевич Прозоров
«Нельзя! Соберись, мудак! Ты же не барышня, а офицер, разведчик!».
Ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем он смог двинуться дальше. В сторону медпункта Нацгвардии.
Медсестра, дежурившая там, 40-летняя сержант НГУ, уже повидала многое. Несколько раз ее привлекали к оказанию помощи пленным, с которыми перестарались опера СБУ, пограничники или бойцы «Днепра». Каждый раз она молча оказывала помощь, всем своим видом выражая неодобрение увиденным. Впрочем, работу свою она делала хорошо, а до ее личного отношения никому не было дела.
Вот и сейчас, только увидев в дверях Андрея, она спросила: «Опять»? Андрей кивнул, не говоря ни слова.
Медсестра быстро собралась. Вдвоем они прошли по узкому коридору терминала в сторону «библиотеки».
– Что-то вы бледный, товарищ подполковник, – глядя перед собой констатировала она. – Я думала, офицеры СБУ крепче. Вы же элита, вас, наверное, специально готовят.
Андрей шел молча. Только желваки на скулах выдавали внутреннее напряжение.
– Да, это не каждому дано – людей пытать. Надо очень сильно верить в свою правоту, – внезапно остановилась она и повернулась к Андрею. – Вы верите? – спросила она, глядя в глаза.
– Пойдемте, – глухо сказал Андрей, делая шаг в сторону бойлерной.
– А ведь Господь, он все видит, – уже у самой двери произнесла медсестра и на лице ее, всегда бесстрастном, промелькнула тень саркастической улыбки. Так быстро, что Андрей подумал, что ему показалось.
В бойлерной картина изменилась. Мужчина уже лежал на полу и вокруг него суетились двое оперов. Хараберюш, поджав губы, наблюдал за ними.
Медсестра, опять же молча, присела у пленного, проверила пульс и подняла на Андрея расширенные в изумлении глаза:
– Мертв…
– Как мертв? Я же пять минут как ушел. Он же живой был! – ошарашенно уставился на Хараберюша Андрей.
– Да ты понимаешь, мы его водой полили. Он в себя пришел. Говорить отказался. Мы и продолжили. А потом глядим, а он уже не дышит…
– Зрачки расширены, губы посинели, кожа тоже… Скорее всего, инфаркт, – вынесла вердикт медсестра. – Я, конечно, могу ошибаться, нужен специалист. Заключение опять же…
– Спасибо, вы можете идти, – оборвал ее Андрей.
– Вы что наделали? – накинулся он на местных коллег, когда медработник вышла. – Вы что, ублюдки, наделали?
– Да, нехорошо получилось… Соскочил гад, – спокойно произнес Хара. – Надо как-то обыгрывать это…
Андрей, который был готов наброситься на присутствующих, просто впал в ступор от сказанного. Только что эти люди убили человека, замучили до смерти. А теперь главное, что их волнует, это то, что он «соскочил».
Молчание прервал Хараберюш, который истолковал вспышку Андрея по-своему.
– Ладно, Андрюха, не кипишуй. Я понимаю. Мне самому жаль. Такого пленного потеряли. Он бы нам мог многое рассказать, а тут, вишь, как…
– У меня идея, – подал голос опер, сидящий за столом. – Надо всем рассказать, что он нам всех сдал. А за это мы его выпустили. А труп спрятать.
– Или вообще намекнуть, что он на нас все время работал, – оживился Хараберюш. – А после того, как мы всех взяли, получил свои деньги и свалил. Куда-нибудь во Львов.
– Точно! Щас показания его нарисуем. Образец почерка его есть. Подписи я сделаю, – опер явно был доволен идеей. – Может красиво получиться.
– Молоток! – хлопнул его по плечу Хара. – Видишь, Андрюха, котелок варит у моих бойцов! Да ты не переживай, – он пихнул Андрея в бок, – никто не узнает. Труп вывезем ночью, парни зароют где-нибудь. И все будет тип-топ.
– Медсестра видела, – подал голос один из стоявших оперов, наклоняясь над телом и срезая с рук остатки скотча.
– Ай, не проблема, – отмахнулся Хара. – Напишет подписку о неразглашении. А будет выделываться, пригрозим, что может лечь рядом.
Андрей в процессе этого разговора пришел в себя и добавил:
– Нет. Медсестру не трогай. Я сам ее предупрежу.
– Хорошо, – легко согласился Хара, – нам же легче.
– Я пошел. Привезут второго – маякнешь, – с этими словами Андрей вышел из бойлерной.
Постояв в коридоре, он двинулся в сторону медпункта.
Медсестра его ждала. Сидела на койке и смотрела на дверь.
– Вы… Надо же, лично пришли. Что, теперь меня ликвидируете?
Андрей тяжело сел в кресло. Помолчал. Потом произнес:
– Вы можете уехать?
– Куда? – горько усмехнулась она. – Я только из Донецка с полком уехала. Там и квартира, и друзья остались…
– Так в Донецк и уезжайте, – Андрей поднял на нее свой угрюмый взгляд. – Поймите, я не смогу вас защитить. У меня скоро ротация. А местные тут останутся. Вы же слишком много видели. Нельзя вам тут оставаться.
– Вы что, серьезно? Вы говорите, что мне надо уехать в Донецк? – искренне удивилась она.
– Я еще раз говорю: нельзя вам тут оставаться. А куда вам еще ехать, как не обратно в Донецк? Пишите рапорт об увольнении, чтобы дезертиром не посчитали, и уезжайте. С вашей специальностью, думаю, без работы не останетесь.
Тяжело поднявшись, он направился к выходу, но в дверях остановился.
– И не рассказывайте никому, даже не упоминайте, что вы здесь работали. Иначе не будет вам покоя, ни от тех, ни от этих.
Она не произнесла ни слова в ответ.
Андрей же ушел к себе в комнату, повалился на диван и уткнулся в подушку. В ушах еще долго стоял стон-хрип пытаемого человека, который умер, но не сломался. Андрей скрипел зубами, стискивая подушку и гонял в голове одну мысль «Я отомщу… Я выживу и отомщу… Не должны вы жить…»
Хара позвонил после обеда.
– Иваныч, второго привезли, подтягивайся.
– Иду, – ответил уже успокоившийся Андрей, – начинайте пока без меня.
«Все равно быстро не расколют. Так что не стоит там сидеть все время. А то так и у меня сердце не выдержит…».
Он уже передал в Центр информацию о смерти активного члена подполья во
