Масонская касса - Андрей Воронин
— Не стоит, — отказался майор. — Уж лучше я как-нибудь сам…
Несмотря на это заявление, когда Якушев встал из-за стола, омоновец крепко взял его за руку выше локтя и не отпускал, пока под взглядами всех присутствующих они не пересекли обеденный зал. В вестибюле майора весьма бесцеремонно обыскали — ноги шире плеч, поднятые руки упираются в стенку, корпус сильно наклонен вперед. Быстро, профессионально его ощупали с головы до пят. Висевшая под мышкой у майора «беретта» была встречена чьим-то одобрительным возгласом, который сопровождался несильным, но очень болезненным ударом по майорским почкам.
— Я майор ФСБ! — понимая, что все пропало, пискнул неравнодушный к состоянию своих внутренних органов Якушев.
— Разберемся, что ты за майор, — пообещали ему с оттенком недоверия и угрозы.
Несмотря на отчаяние, в котором он пребывал (ну надо же было так глупо вляпаться!), Якушев заметил, что, кроме него, в вестибюль никого не вывели. Пока длился обыск, омоновцы успели покинуть обеденный зал. По всему выходило, что догадка майора была верна: они искали какое-то конкретное лицо и, судя по всему, уже его нашли. Этим лицом был он, майор Якушев.
Тут было о чем подумать. В возможность утечки информации о характере его задания майор по-прежнему не верил. Тогда получалось, что местные менты просто искали на всякий случай козла отпущения, на которого можно повесить смерть Губарева, если выдвинутая ими липовая версия о столкновении с ЛЭП не пройдет. Шагая в наручниках к омоновскому автобусу, Якушев начал прямо на ходу анализировать ситуацию.
Все, конечно, погано, но исправимо. Да, ему придется засветиться в качестве офицера ФСБ, чтобы не угодить на нары. Но как только его выпустят — а произойдет это сразу же по установлении его личности, — он свяжется с Прохоровым и обо всем ему доложит. В восторг этот доклад Павла Петровича, конечно, не приведет, но деваться будет некуда, и он примет меры. Один-два звонка, и инцидент будет исчерпан: о майоре Якушеве просто забудут, как будто он вообще никогда не попадал в поле зрения правоохранительных органов этой игрушечной республики. Даже Журавлев забудет, потому что ему прикажут, хотя уж кому-кому, а ему о Якушеве забывать не следовало бы… Великая все-таки сила — «профсоюз»! Кто работает на него, тому нечего опасаться, а кто пытается ему противостоять — просто дурак, причем из тех, что долго не живут…
Воодушевленный этими мыслями (о судьбе генерала Скорикова, который как раз был активным участником «профсоюзного» движения и именно через это активное участие отдал богу душу, Якушев, конечно, вспомнил, но тут же постарался забыть), он коршуном налетел на командира омоновцев, как только тот вслед за ним вошел в автобус. Поскольку в числе изъятых у задержанного вещей обнаружилось удостоверение офицера ФСБ, заточение Якушева продлилось ровно столько времени, сколько потребовалось омоновцу на уяснение этого простого факта. После чего автобус был остановлен, а Якушев с подобающими извинениями освобожден от наручников и выпушен на волю. От предложения подбросить его обратно к гостинице он отказался, благо автобус успел проехать от силы полтора квартала. Прощаясь с командиром ОМОНа, майор с некоторым удивлением заметил, что тот выглядит вполне довольным, как будто это не от него только что ускользнула, напоследок обозвав его болваном, законная, казалось бы, добыча.
Это было так странно, что Якушев ломал голову над этим всю обратную дорогу. Дойдя до гостиничного крыльца, он решил, что это ему просто почудилось, и выкинул из головы. Он решил подняться в номер, посмотреть, как там его подопечный, и только после этого позвонить генералу Прохорову.
Наверху его поджидал очередной сюрприз — ясное дело, неприятный. В номере царил дикий разгром, оставляемый, как правило, только раздосадованными ментами, которые проводят обыск и никак не могут найти искомое. Все постели были перевернуты и сброшены на пол, содержимое дорожной сумки Якушева разбросано по всей комнате, на белой рубашке красовался серо-коричневый отпечаток подошвы примерно сорок шестого — сорок седьмого размера, привезенный из Москвы блок сигарет бесследно исчез, а очки для чтения, которые Якушев, по-детски стесняясь своей близорукости, надевал лишь тогда, когда его никто не мог в них увидеть, растоптанные в лепешку, лежали у самого входа.
Но хуже всего было другое: Слепой исчез тоже. Исчез он сам, исчезла его сумка, и даже оставленная им на полу тара из-под вылаканной водки исчезла без следа, как будто этот наемник майору Якушеву просто приснился.
Учитывая состояние, в котором майор оставил своего подопечного, уходя в ресторан, можно было не сомневаться, что в данный момент он пребывает в милицейском обезьяннике. На какое-то время майора одолели сомнения: если Слепой в ментовке, куда подевались бутылки? Их исчезновение имело бы смысл, если бы кто-то интересовался отпечатками пальцев человека, который из них пил. Но если обладатель упомянутых отпечатков сидит за решеткой и находится в полном твоем распоряжении вместе со всеми своими пальцами, какой смысл уносить из номера бутылки? Разве что в надежде обнаружить на них заодно и отпечатки пальцев соседа… Или кто-то из проводивших обыск ментов параллельно с выполнением служебных обязанностей промышляет сдачей стеклотары?
Но Якушеву в данный момент было не до решения логических задач. Грязно выругавшись, он отшвырнул ногой лежавший на боку посреди комнаты стул, присел на краешек разоренной кровати и, вынув из кармана мобильный телефон, стал звонить генералу Прохорову.
Глава 15
Сине-белая милицейская «Волга» с мигалкой на крыше стояла на обочине. Издалека завидев ее, водители предусмотрительно сбрасывали скорость, а проехав мимо, моргали фарами встречным машинам, предупреждая о милицейской засаде. То обстоятельство, что сотрудника ГИБДД с радаром нигде не было видно, ничего не значило: сейчас нет, а через минуту выскочит, как чертик из табакерки, и начнется… Короче, береженого Бог бережет.
Из-за поворота показался идущий на большой скорости «мерседес» — широкий, длинный, приземистый, с включенными, несмотря на хорошую видимость, фарами. Плавно снизив скорость, он свернул к обочине и остановился в метре от милицейской машины. Водитель, в силу укоренившейся в давние времена привычки продолжавший щеголять в кожаной куртке, выскочил наружу, быстро, профессионально огляделся по сторонам и только после этого распахнул заднюю дверь. Подполковник Журавлев, который сидел за рулем «Волги» и наблюдал за этой процедурой в зеркало заднего вида, подождал, пока Зимин выберется наружу, и только после этого тоже открыл дверь. Раскраска раскраской, погоны погонами, а Зяму по-прежнему окружают закаленные в стычках с конкурентами, совершенно отмороженные быки, у которых вместо мозгов одни рефлексы. Покажется ему, что хозяину угрожает
