Подвал. В плену - Нойбауэр Николь
Элли швырнула пакеты на стол и обняла Ханнеса так крепко, что у него чуть глаза из орбит не вылезли.
– Дружище Ханнес…
Она разжала объятия, прежде чем он успел потерять сознание, и схватила пакеты из китайской закусочной.
– Как заказывали. Рис с цыпленком для тебя, Михи…
– Спасибо.
Вехтер взялся за коробочку, и в нос ударил дух соевого соуса, который потом весь день будет висеть в кабинете. Несмотря на два кренделя и один очень маленький пирожок, Вехтер все еще был голоден.
– Пад-тай[49] с тофу для Ханнеса. – Она скорчила виноватую гримасу: – Я забыла про рыбный соус…
– Ничего, я как-нибудь переживу.
– Но рыбы нет. – Она вытащила коробочку из пакета, раздала пластиковые вилки и уселась за приставной столик.
– Приятного аппетита. Я тут как раз шопингом занималась. Хотите взглянуть? – Свободной рукой она достала продолговатый сверток. – Ой, на него пролился соевый соус, извините.
Вехтер, собственно, хотел лишь спокойно поесть. Но сделать перерыв в расследовании не получилось.
– М-м-м, – с набитым ртом произнес он, распаковывая предмет. Под целлофановой оболочкой блестел металл. Комиссар быстро прожевал порцию риса. – Это не тот ли…
– Именно та модель. Стопроцентно совпадает с тем, что на снимке. Теперь мы знаем, что нужно искать, хотя и поздновато.
Ханнес обошел стол, чтобы взглянуть поближе. Они вдвоем склонились над ножом. На стали матово поблескивали мраморные разводы. На рукоятке виднелся красный четырехугольник с японскими иероглифами. Вехтер не решался снять обертку, казалось, что лезвие может без труда отсечь ему руку. Острие уходило куда-то в бесконечность. Он взвесил коробку в руке: она была легкой.
– Элли, мы будем чаще посылать тебя за покупками.
– Я требую, чтобы следующим вещественным доказательством стали туфли «Лабутен».
– Принимается. Ты позаботишься обо всем остальном?
– Конечно.
Она положила нож обратно в пакет. Его должны получить судмедэксперты, чтобы сопоставить размер с раной. Нужно снова возобновить поиск орудия убийства и завтра дать объявление с фотографией во все газеты. Вехтера не обрадовал надрывно звенящий телефон. По крайней мере, все продолжается. Понадобится еще больше усердной работы.
– Как далеко вы продвинулись с мальчиком? – поинтересовалась Элли.
– Не очень далеко.
Он непроизвольно провел рукой по лицу.
Ханнес возвел глаза к потолку:
– Его Страннейшество.
– Теперь у нас по крайней мере есть нечто вроде показаний, – добавил Вехтер.
– Эти показания любой судья уничтожит во время слушания. Да о чем я – любой прокурор. Мы полицейские, а не толкователи снов, – заявил Ханнес.
– Я думала, ты считаешь его хорошим актером.
– Это сделает его показания более достоверными?
Нет, Оливер Баптист больше не заслуживал доверия. Доверие уменьшалось с каждым днем.
– Он должен продержаться еще немного, – произнес Вехтер. – Он нам еще нужен.
– Но какой ценой?
Вехтер не ответил. Какой ценой? В худшем случае окажется, что они мучили Оливера совершенно напрасно.
Элли накинула пальто:
– Пойду согреюсь и унесу этот нож подальше. Мне выбросить ваши объедки?
– Я еще ем, – возразил Ханнес.
– Но все же уже остыло.
– Да мне все равно… Эх… – Ханнес поморщился и потер рукой шею.
– Что у тебя с шеей? – спросил Вехтер.
– Ничего. Неудачно затормозил. Скоро пройдет.
Элли вдавила Ханнеса обратно в кресло для посетителей и помассировала ему шею. Он отдался ее рукам и закрыл глаза.
– Скажи-ка, Элли, что с тем адвокатским делом, за которым ты вчера ездила?
– Не важно, – ответил Вехтер, прежде чем Элли успела что-то сказать, и придвинул к себе папку с надписью «Джудит Герольд».
Но все было важно. Комиссар только не знал еще, куда вставить этот кусочек головоломки. Может, эта часть откуда-то с заднего фона, но мозаика, в которой отсутствует кусочек, не стоит ничего. И он не осознавал, почему историю Джудит Герольд лучше не пересказывать коллегам, просто было ясно, что она важна в этом деле.
– Ой, ну брось. – Ханнес стряхнул руки Элли и вскочил. – Мы работаем в команде или нет? Вам не нужно ходить вокруг меня на цыпочках, я уж как-нибудь справлюсь.
Он вышел и захлопнул за собой дверь, Элли последовала за ним. Может, ей снова удастся его вернуть с небес на землю. Это у нее хорошо получалось. Пусть Ханнес думает что хочет. Он, Вехтер, все равно поступит так, как считает нужным.
В комнате стало темнее. День снова превращался в полумрак. За окном – длинные зимние сумерки, слишком темные, чтобы работать, и слишком светлые, чтобы включить лампу. Но Вехтер все же включил ее. Сейчас Ханнес и Элли, должно быть, спорят в коридоре. Или снаружи кто-то бросает монетки в кофейный аппарат, или какой-то коллега несет бюллетень для выборов в производственный совет предприятия. Но ничего из этого не происходит. Наконец Вехтер снова открыл свой отчет и включил радио. На дороге А9, на перекрестке автобана между Нойфарн и Аллерхаузен, все еще была пробка. Что за счастливый мир!
– С какой целью вы оказались в квартире Розы Беннингхофф вечером в день убийства? – спросил Ханнес.
– Я больше ничего не скажу по этому поводу. Rien[50].
Если Баптист и раскаивался в своей вчерашней откровенности, то сегодня по нему этого сказать было нельзя. Адвокат явно проинструктировал его перед визитом сюда, Баптист был хорошо подготовлен. Вопросы так и отскакивали от него. Ханнес провел рукой по шее. Кружилась голова, а от позвоночника к ней поднималась мигрень. Он не хотел здесь сидеть, только не с этим человеком, не в этой комнате для допросов, где разило смрадом пепельниц и безысходностью. Что он вообще еще здесь делает? Ответ лежал на поверхности. Все из-за Вехтера и Элли, которые обращались с ним чересчур бережно. Он хотел бы, чтобы они вели себя так, словно ничего не произошло, чтобы они заваливали его работой. А тут эта чертова опека. С ним все было в порядке. Его просто нужно оставить в покое. Его переживания из-за Лили уступили место ярости. Он был зол на нее, как черт, потому что она поступила так с ним и с его семьей. Если она захочет вернуться, то лучше пусть не сегодня. Возможно, она сидит на матрасе у друзей, с которыми познакомилась в «Фейсбуке», и смеется над тупым папашей копом. Он не видел ее страницу в «Фейсбуке». Тинейджеры общались на каком-то странном языке, из которого он не понимал ни слова.
Он вернулся к реальности. Лучше всего у него получалось одно – работать.
– У нас есть доказательства, что вы были в квартире убитой.
– Я отрицаю это и ничего об этом не знаю. – Баптист наклонился вперед. – Что за доказательства?
Ханнес проигнорировал встречный вопрос:
– Вы с ней ссорились. Из-за чего?
– Я это тоже отрицаю. Я же сказал, что отказываюсь от дачи показаний.
– Мы нашли волокна вашей одежды в ее квартире.
– Я ничего не скажу по этому поводу.
По крайней мере, здесь он мог закурить. Ханнес похлопал по карману куртки. Пусто. В другом кармане тоже ничего не оказалось. Этого быть не может… В нагрудном кармане? Тоже нет. Сегодня утром он вынимал сигаретную пачку у Оливера на глазах… Ох, черт.
– Вы что-то ищете? – поинтересовался Баптист.
– Нет… Нет.
Стащил. Маленький крысеныш стащил его сигареты. Может, стрельнуть у Баптиста? О нет, так низко он не упадет.
Баптист, мило улыбаясь, наблюдал за ним. Весть о том, что Оливер нашелся в добром здравии, придала ему сил. Как после ночи, проведенной в следственном изоляторе, можно выглядеть настолько безупречно? У них есть только сегодняшний день и завтрашний. Если за это время они не найдут достаточно оснований для ордера на арест, то вынуждены будут отпустить его.
– Для чего вы заходили к Розе Беннингхофф?
– Это утверждал Оливер?
