Прости. Забудь. Прощай - Алексей Коротяев
оборотов в первый десяток вращающихся оболочек, и картинка сразу изменилась. Теперь я видел лабораторию, наполненную нашими ребятами с бокалами
в руках, и себя, обнимающего счастливую Джойс. Дата на календаре была 3-е
января. Время на часах –11:30 AM. Тут энергетический ресурс моего пребывания в будущем иссяк, и я резко, как резинка от эспандера, вернулся в точку
отправления.
166
Восторг от открытия смешался в моем мозгу с коктейлем из адреналина и алкоголя.
В пьяной экзальтации, я с неизвестно откуда взявшейся энергией рва-нулся к клеткам с подопытными животными и начал вывозить их прямо с тяже-ленными платформами, на которых они стояли, в коридор, а оттуда — к нашему
рабочему лифту, повторяя совершенно заплетающимся языком: «Нечего этим
героям науки здесь больше страдать. Как честный человек, я их усыновляю».
Плана, что с ними делать и как доставить домой на моем «Корвете», у меня
не было, но в тот момент мне казалось, что я совершаю благородный поступок.
Вернувшись в лабораторию за последней клеткой с кошками, я услышал страшный грохот и понял, что что-то натворил. Я был совершенно не в состоянии
объясняться тогда с представителями власти и поэтому благоразумно добрел
до самого дальнего конца этажа и вызвал другой лифт. В гараже я залез в свою
машину, собрался с силами и вывел ее на улицу. Ночного охранника подзем-ного гаража нигде не было видно. Видимо, он, как и все, бросился на шум к
упавшему лифту.
Машины, к их счастью, попадались мне на пути довольно редко, и я
благополучно, очень гордый собой, доехал до дома. Прошу эту часть считать
неофициальной, офицер! Вошел через гаражную дверь, так как входной замок
отказывался узнавать ключи, которые я ему представлял.
Заснул мгновенно, как только упал, не раздеваясь, на кровать, предварительно выключив телефон.
Проснувшись в полдень и прослушав сообщения, сразу попытался
проанализировать случившееся, несмотря на несвежую голову и неспособность
вспомнить некоторые временные отрезки в цепи вчерашних событий. Что-то
явно было не так. Отрывистые реплики Джойс вспоминались теперь скорее как
надерганные из памяти телефонного аппарата куски, умело составленные вместе. Последняя фраза о необходимости прекратить встречи вообще прозвучала
незнакомым голосом, но тогда я отнес это на счет волнения, возникающего у
любого приличного человека, который сообщает другому что-то неприятное.
Чтобы во всем этом разобраться, я позвонил давнему другу своего
отца — полицейскому детективу О’Нилу — и попросил его приехать. Он немедленно отозвался и, выслушав меня, приступил к собственному расследованию.
Я хочу, чтобы вы услышали о его ходе от самого детектива.
О’Нил, привыкший по службе делать доклады, начал рассказывать: 167
— Я как увидел его секретаршу, сразу подумал о «женской версии». Я
старый циничный и скучный человек. Вместо того чтобы эстетически наслаж-даться, встречаясь с красотой, невольно начинаю жалеть ее мужа. Я знаю точно, что рано или поздно дамочка начнет злиться на него за то, что тот не видит
ее прелестей так же, как воздыхатель из соседнего отдела. Натиск мужчины, встречающегося внезапно с восхитительной женщиной, которая пахнет не ти-пографской краской мужских журналов, а… духами, может быть неотразимым.
Мой отец говорил мне в свое время: «Билл, посмотри на себя в зеркало и…
найди такую же. Только тогда ты будешь счастлив». Аминь моему старику и
спасибо. На мою Жаннет за все годы нашей совместной жизни внимательно посмотрел только остановивший нас за превышение скорости полицейский соседнего штата, куда мы отправлялись на медовый месяц. Узнав, куда и зачем мы
едем, он, взглянув на мою жену, отдал мне честь и отпустил со словами: «Я не
могу наказать вас больше, сэр». Но кто бы знал, что она умеет подарить своему
мужу в постели! Нашедшему настоящий бриллиант трудно убедить остальных, что они видят только его сияние… Извините за отступление. Стар становлюсь
и сентиментален. Того и гляди, скоро с преступниками начну обниматься. Пора, похоже, на пенсию. Я сразу обзвонил всех сотрудников и легко установил, что
не было ни одного, кто не вздыхал бы с разной интенсивностью по Джойс. С ней
я связался в первую очередь, кстати. Все знали только, что Джон упал в лифте
и разбился. Звонить ему по телефону никто, разумеется, не стал. Это было бы
не меньшей глупостью, чем приставать в баре к жене главаря шайки байкеров
или босса итальянской мафии. Так что числился он… усопшим, и славненько. Я
посчитал разумным на период установления истины в интересах расследова-ния, хоть и частного, не переубеждать никого в обратном. Они же не знали, что
это была кровь пострадавших за науку животных, а не Джона! Джойс, бедняжка, прости старика, плакала, разрывая мое и без того больное сердце. Я спросил
ее осторожно, почему она решила порвать с Джонни, и тут же получил подтверждение, что парень не зря сомневался в подлинности телефонного звонка.
Девушка понятия не имела, о чем я ее спрашивал. Налицо был злой умысел.
Круг подозреваемых значительно сузился, когда в ответ на мой вопрос
Джойс назвала самого настойчивого воздыхателя. А когда позже, хорошенько
подумав, Джон вспомнил, что сообщил о своем намерении сделать предложение только одному человеку, я, уже не сомневаясь, мог назвать имя злодея, этого неожиданного и таинственного палача. Тем более мне удалось установить
еще кое-что… Имя его…
Джон жестом остановил детектива.
— Я остался жив, хотя должен был погибнуть. Не хочу крови, даже вир-туальной. Поэтому, так как о случившемся никто, кроме нас, не знает, я хочу от-168
пустить этого… к… чертовой матери. Грег, ты уволен, — с интонацией Дональда
Трампа сказал Джон, глядя в бледное лицо своего бывшего помощника. — Пошел вон!
— Э-э-э… То, что о расследовании никто не знает… Это не совсем так, –
немного виновато вставил слово детектив, останавливая за плечи торопяще-гося уйти Грегори. — Мне же нужно было побывать у тебя на этаже, а его уже
опечатали. Пришлось обратиться за помощью к местным властям, занятым
расследованием и… поделиться информацией. В конце концов… я полицейский, Джон! Одно дело, когда лифт просто падает, другое — когда в него перед падением пытаются кого-то завлечь. Тем более сына моего старого друга, — ворчли-во добавил О’Нил про себя, направляясь к двери. — Лейтенант, — крикнул он, слегка приоткрыв ее.
Боком, еле помещаясь в проеме, вошли двое крепких ребят-полицейских и направились к Грегори. Прочитав ему права, они надели на него
наручники и вывели из зала.
О’Нил продолжил спокойно:
— Начальник охраны сообщил мне, что кто-то пытался проникнуть в опе-чатанную в то же утро лабораторию, но
