Геннадий Прашкевич - Бык в западне
Куделькин читал и морщился, как от боли.
В свое время большинство жертв банды Лени Чирика было подвергнуто самым гнусным и жестоким пыткам. Не новость. Еще до первого ареста Лени Чирика весь город знал об этом.
Например, двум девушкам-продавщицам, похищенным с целью овладения заработанными ими двенадцатью миллионами рублей (так было написано в газете), подельники Лени Чирика со смехом показывали глубокие ямы, вырытые на дачном участке. Это, мол, ваши будущие могилы. Любуйтесь. На этих ваших могилах мы будем отмечать майские праздники и жарить шашлыки! Жизнь прекрасна. Да и огурчики вырастут что надо!
Убивали девушек весело. Первую вывели во двор и задушили. Другую заставили смотреть на убийство из окошка дачного домика. Потом задушили и ее.
Еще одной жертве, когда-то удачливому коммерсанту из Ленинского района, подельники Чирика с шутками-прибаутками туго-натуго обмотали голову клейким скотчем. Коммерсант задохнулся.
Другой жертве, неудачливому пожилому бухгалтеру ОЗТ «Вестник», тоже обмотали голову скотчем, но не настолько туго. В полубессознательном состоянии бухгалтера продержали два дня. Потом повесили. Прямо во дворе дачи. Днем. Под хлопанье пробок шампанского. При свете солнца.
Наверное, по близлежащему шоссе в этот час мимо дачного участка, принадлежавшего одному из подельников Чирика, прошла не одна машина. Но кто мог догадаться о казни, чинимой в пятистах метрах от шоссе?
Известному криминальному авторитету Ленинского района Колобку при нападении на него было нанесено семнадцать ножевых ран. Из них семь смертельных.
Еще одной жертве, генеральному директору фирмы «Вест», человеку уже в возрасте, перед смертью методично прижигали тело горящими окурками Правда, в ходе следствия обвиняемые это категорически отрицали. Говорили, что ограничились лишь убийством, а откуда на трупе взялись следы ожогов, не знают. Может, убитый был мазохистом.
Еще один потерпевший, некто Савинков, похищенный ради получения документов на приватизированную двухкомнатную квартиру, зимой раздетым был брошен на двое суток в гараже на улице Чукотской. Там он и замерз.
И так далее.
Когда новосибирские сыщики вышли наконец на след банды, узнал из статьи Куделькин, Леня Чирик поспешил сменить район действий. Новым пристанищем для себя бандиты выбрали Уфу. В ходе скитаний, уходя от новосибирских сыщиков, чемпион по убийствам Леня Чирик и его близкий друг Серега Херетин познакомились с уфимскими крутыми ребятами и сумели им доказать, что они тоже крутые.
Те, на свое несчастье, поверили.
Однажды один из уфимцев повез Леню Чирика и Серегу Херетина покататься на своей новой «девятке». Катаясь, радуясь жизни, немножко поддавая, ради другой новой «девятки», случайно встреченной на пустынной дороге, новосибирские гости и их уфимский кореш спокойно убили супружескую пару Бекмаловых. Трупы спрятали при дороге, а сам автомобиль продали за два с половиной миллиона рублей.
На шумной пьянке, устроенной на следующий день после продажи, Леня Чирик заявил своим уфимским друзьям, что два с половиной миллиона — это не деньги. В Новосибирске живут некоторые люди, сказал Чирик, которые мне должны не два с половиной миллиона, а в пять раз больше.
Договорившись с Чириком, один из уфимских его подельников лично отправился в Новосибирск выбивать долг. Он умел это делать. Каким-то образом, благодаря удаче, о поездке бандита узнали истосковавшиеся по Чирику новосибирские сыщики. Перехватив гонца, они наконец узнали столь нужный им уфимский адрес.
Кстати, узнал из статьи Куделькин, кроме неутомимых новосибирских сыщиков банду Чирика в то же самое время весьма энергично разыскивала и ленинская братва, желавшая отомстить за смерть своего авторитета, а так же милиция Иркутской области — за изнасилование Чириком двух несовершеннолетних сестер.
Как часто бывает, дело Чирика мгновенно обросло массой слухов. Как часто бывает, многие из слухов оказались беспочвенными.
Например, полными небылицами оказались слухи о том, что, совершая свои преступления, подельники Лени Чирика вели, так сказать, рабочий видеодневник. Правоохранительным органам действительно удалось изъять у бандитов несколько видеокассет, но на всех видеокассетах были запечатлены лишь шумные пьянки Чирика и его банды.
Небылицами оказались и слухи о якобы бурном милицейском прошлом Лени Чирика. На самом деле Леня Чирик даже двух месяцев не проучился в высшей школе милиции. Оттуда его весьма своевременно изгнали, скажем так, за недостойное поведение. Правда, один из близких подельников Лени Чирика Серега Херетин действительно закончил в свое время высшее командное училище внутренних войск, зато третьим членом банды вообще оказался деревенский парень, нигде и никогда не учившийся татарин Харис Латыпов. В свое время Латыпов переселился в Новосибирск, но в городе ему не повезло. В ходе каких-то мошенничеств Латыпов потерял квартиру и перебрался в большое село Кочки, расположенное недалеко от Новосибирска. И Леня Чирик, и Серега Херетин не один раз приезжали отдохнуть в Кочки к корешу.
Банду Чирика брали в Уфе. Серега Херетин и Харис Латыпов были убиты в перестрелке. При осмотре трупов выяснилось, что Херетин убит выстрелом в спину.
Вполне возможно, что пристрелил Серегу Херетина сам Чирик, совершенно не желавший, чтобы его подельники разговорились, попав в руки милиции Доказать это, правда, не удалось. Чирик все валил на Латыпова. Водворенный, наконец, в новосибирскую тюрьму, Чирик сразу постарался расположить к себе следователей постоянными горестными восклицаниями типа:«Ах, как я жестоко ошибался в жизни… Ах, как я напрасно прожил свою жизнь… Одно у меня теперь желание — исправиться… Ах, только вы и можете меня понять…»
Впрочем, эти горестные восклицания не помешали Чирику одновременно жаловаться на тех же самых следователей в Генпрокуратуру — по поводу якобы неправильного ведения следствия.
Жизнь в тюрьме для Чирика оказалась нелегкой. Кроме обычных бытовых жалоб, Чирик неустанно подавал и такие, в которых просил оградить его от сокамерников, поскольку, не без оснований, опасался, что в любое время на него могут наслать «торпед».
«Спасите мою жизнь, — писал Чирик своему тюремному начальству и начальству своего тюремного начальства. — Мне кругом грозит опасность. Сидеть мне еще не мало, но я надеюсь на амнистию. Я хочу выйти из тюрьмы не калекой и не обиженным, потому что теперь, много подумав, твердо встал на путь исправления…»
