Михаил Серегин - Киллер рядом – к покойнику (Сборник)
– А я сказал, что я папарацци, за то и страдаю. Выслеживал Смоленцеву… она в нашем городе человек известный. Все-таки бывший коммерческий партнер Климентьева… был у нас такой крупный бизнесмен… да и вообще. Сказал, что только от работы и страдаю. Следак, кажется, был очень милостив. Еще бы… я же ему только правду и говорил. Так что… вот так. Я вообще просил, чтобы меня из «одиночки» не выпускали.
– Шифруешься от котовских парней? – усмехнулся Владимир. – Да они про тебя, поди, уж забыли давно. Сейчас хлопоты посерьезнее есть. Ладно… – Свиридов взглянул на часы: половина седьмого, – спать пора. А то я как-то не в своей тарелке после всего этого.
Свиридов сильно преуменьшил степень своей усталости и опустошенности: после бурных событий последних суток он был не то «чтобы не в своей тарелке», а просто безжалостно выжат, как лимон.
В этот момент кто-то позвонил в дверь. Владимир вздрогнул всем телом, Мосек сполз с табуретки и полез в дальний угол, а Афанасий, казалось бы, и не заметив их замешательства, проговорил:
– Так это, наверно, соседка. Она собаку утром выгуливает и иногда звонит по утрам, что, дескать, опять всю ночь гуляли и Бобику спать не давали.
– Эта… как ее… из четырнадцатой квартиры? Может быть, – отозвался Владимир. – Но лучше пойду-ка я сам открою.
– Не открывай! – продребезжал из угла Мосек.
– Да ладно тебе! Не строй из себя сыкуна. Мне уже давно понятно, что ты парень рисковый, – небрежно и грубовато отмахнулся Свиридов. А Фокин добродушно пробасил:
– Знаешь, Славик, все это напоминает мне один забавный анекдот. Слушай. Идет вторая мировая война. Сидит немецкий снайпер в засаде. Навинтил глушак, оптику, все такое и периодически выкрикивает:
– Ифан!!!
Из окопа высовывается Ваня с бутылкой водки:
– Чаво?
Тут же: бабах!!! Ваня падает, бутылка разбивается, Ваня труп. А немец дальше:
– Петро!!!
Высовывается хохол с горилкой и грит:
– Я Петро. Шо тоби?
Бабах! Петро вслед за Ваней, горилка в лужу вслед за водкой.
А в соседнем окопе сидит казах и причитает:
– Только не Джумабай! Только не Джумабай!
– Это к чему? – спросил Маркин.
– А к тому, что кому ты, Джумабай, мать твою, нужен!
Пока Фокин беззаботно травил анекдоты, Владимир прошел в прихожую и спросил, опершись плечом на довольно хлипкую входную дверь:
– Кто?
– Анжела, – неожиданно четко и ясно раздалось за дверью.
Владимир вздрогнул от неожиданности: неужели эта женщина настолько неосторожна, что лезет на рожон, рискуя «запалить» весь тщательно разработанный и виртуозно осуществленный план? Или она банально приехала за отчетом в том, все ли благополучно с деньгами и когда она сможет их получить?
Владимир взял с обувной полки пистолет «ТТ» и, сняв его с предохранителя, щелкнул замком.
На пороге в самом деле стояла Анжела. Как всегда, наштукатуренная до последней возможности, с ярко накрашенными губами и затянутая в узкое платье, которое уважающие себя леди носят только по вечерам.
Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не успела даже пискнуть, как выброшенная вперед со стремительностью отпущенной пружины рука Владимира схватила ее за горло и втащила в прихожую, а возле лба незадачливой посетительницы замаячило дуло пистолета. Дверь немедленно с силой захлопнулась.
– Э-эм… ме-е… – задушенно проблеяла несчастная женщина, а Свиридов внушительно спросил:
– Да ты что, в своем уме?
Анжела на несколько секунд потеряла дар речи, только пыхтела и пучила свои подведенные глазки. Владимир же, сочтя, что прием получился не в меру радушным, убрал пистолет, отпустил шею визитерши и тычком подтолкнул ее к низкой кушетке.
Та не замедлила на нее обрушиться, тяжело, прерывисто дыша и растирая горло. – Чем обязан? – сухо спросил Владимир.
Анжела подняла на него яростный взгляд – и вдруг разразилась потоками отборнейших ругательств, перечисляя такие подробности свиридовской анатомии и степеней родства, о которых он и сам не подозревал.
На шум вышел Фокин и расплылся в широкой улыбке:
– Ба-а-а… кто к нам пожа-а-аловал? Я вижу, этот грубиян Свиридов встретил вас… м-м-м… недостаточно радушно, с-сударыня?
Увидев, что Свиридов не один, Анжела Котова выпучила глаза, а потом произнесла что-то вроде:
– Это… что же такое?
– А в чем, собственно, дело, дорогая гражданка Котова? – фамильярно осведомился Владимир.
Анжела посмотрела на него уничтожающим взглядом, а потом медленно перевела взгляд на ухмыляющегося Фокина и наконец выдавила:
– Я хо… хотела узнать некоторые подробности… Все-таки дело касается меня довольно близко.
– Куда как близко, – с непередаваемой иронией проговорил Свиридов. – Что же вы хотели узнать, многоуважаемая Анжела… простите, не знаю, как по батюшке?
Котова уже пришла в себя после такого неожиданного приема. Помассировав помятое Свиридовым горло, она с показным добродушием проговорила:
– Ну вот… теперь синяки будут. У меня ведь горло такое нежное. И потом доказывай Филиппу Григорьевичу, что ты не овца. Разве вы, Владимир Антонович, не хотите пригласить меня в квартиру?
– Хочу, – сказал Владимир, – проходи. Сама понимаешь, что такие визиты куда как неожиданны. Ты не знаешь, как там Лена?
– Только что звонила в больницу. Говорят, идет операция. Как закончат, так уведомят, как она прошла.
– Вот что, дорогая моя, – сказал Владимир, – пойдем-ка побалакаем наедине. Афоня, попей-ка пока на кухне кофейку да этого папарацци хренова никуда не выпускай, а то опять захочет получить сенсационный материал про членов семейства Филиппа Григорьевича Котова.
– Это кто там еще? – насторожилась Анжела. – Этот… Мосек, что ли? Маркин?
– Совершенно верно, – за Свиридова ответил Афанасий, – а как вы догадались?
– Так тут догадаться нетрудно. Как недавно выяснилось, у нас только один такой в городе журналюга, который хочет сломить себе башку на материалах по Котову и его окружению.
И Анжела, не глядя на Афанасия и Владимира и демонстративно не снимая туфель, гордо вскинула голову и продефилировала в комнату. Свиридов последовал за ней, а потом, плотно прикрыв дверь, сказал:
– Ну что?
– Как что? Он еще спрашивает! Где мои деньги?
– Пардон… какие твои деньги? Наверно, ты хотела сказать: где наши деньги? – с очаровательной и совершенно обезоруживающей наглостью поправил Свиридов.
Анжела на мгновение смешалась.
– Ну да, – с досадой произнесла она, – я так и хотела сказать.
– Они в хорошем месте. Вся сумма в полном здравии и вплоть до цента. Осталось только подождать, когда поправится Лена и выйдет из больницы Алиса. Вот тогда, в полном составе, и обсудим все.
Анжела яростно сверкнула глазами:
– Ах ты, сука! Так, значит, вот ты как? Может, ты и Ленку с Амебой захотел в расход пустить, чтобы потом прикрываться: дескать, вот…
– Захотел бы – пустил! – негромко, но очень внушительно прервал ее Владимир и поднял на супругу Кашалота такой пронизывающий взгляд, что той стало не по себе и захотелось вжаться в стену, как в сенной стог. – А что касается Лены, так вообще имеются подозрения, что именно ты, дорогая моя, послала своего человечка, чтобы тот отработал Лену, а подозрение, таким образом, пало бы на меня. Не знаю, как ты там собиралась бы выкручиваться, чтобы и деньги были при тебе, и вина на мне… но только теперь сама Лена сказала, что я не убивал и не похищал – слышишь? – не похищал ее. Ведь это в самом деле так: я не похищал ее!
Анжела хрипло рассмеялась:
– Значит, вот ты как заговорил… молодчик? Глазенки так и засверкали. А ты думаешь, что если будет следствие и суд, то не примут во внимание твое прошлое? Нелепое стечение обстоятельств: все спецслужбы города обводит вокруг пальца таинственный некто, все ломают головы: кто же это может быть? А потом двух баб с огнестрельными ранами находят в пляжном домике по соседству с мирным дачником… бывшим офицером спецотдела ГРУ и киллером?!
– А, тебе и это известно… – равнодушно протянул Свиридов. – Ну-ну. Удивила козла капустой.
– Что ты козел, это мне и так понятно, а вот «капусту» придется отдавать, – холодно проговорила Анжела. – Понял меня, нет?
– Дорогая моя, – скроив на лице мину ангельского терпения, проговорил Владимир, – все не так просто. Дело в том, что у меня нет уверенности в ближайшем будущем. Меня в любое время могут забросить в милое заведение со звучным наименованием «следственный изолятор», и, откровенно говоря, я удивлен, что меня выпустили сегодня утром.
Анжела захлопала на него длиннейшими ресницами – не иначе как накладными – и прошипела:
– Ты что, не можешь понять, что мне позарез нужны деньги?
– Тот, кто торопится, может сломать себе голову, – сказал Владимир. – Ты что, не понимаешь, что если они тебе нужны, то ты немедленно бросишься их тратить. А ты думаешь, что люди твоего мужа и менты не подготовили эти деньги соответствующим образом? В ход мог пойти весь набор – от банального переписывания номеров купюр до меченых атомов. Есть такой хитрый приемчик у спецслужб. И как ты думаешь, что тебе скажут, когда у тебя на руках окажется не одна, а триста тысяч таких купюр? Да даже одна… она послужит концом ниточки, с помощью которой вполне возможно размотать весь клубочек. И в конце клубочка окажутся наши невинно улыбающиеся физиономии.
