Михаил Серегин - Киллер рядом – к покойнику (Сборник)
– Вот как! – проговорил Александр Медведев, а потом, записав продиктованные Свиридовым координаты дачи, повернулся к прокурору Склярову и, показав на Владимира, быстро спросил:
– А как все-таки… с ним? Думаю, если Филипп Григорьевич ничего не сказал, то можно выпустить под подписку о невыезде.
Прокурор Скляров недовольно посмотрел на Медведева и сказал:
– Мне твой Филипп Григорьевич не указ. Выпущу, когда нужно будет. …Свиридова выпустили из-под стражи примерно в пять утра после длинного и изнурительного допроса, во время которого Владимир изложил обстоятельства того, каким образом он попал в домик на заброшенном пляже.
– Меня рассчитали на моем последнем месте работы. Я взял ключи от дачи у моего друга и уехал туда пожить дня три. Отойти от всего этого. Ну и вот… отошел, называется. Вы меня понимаете?
Следователь, допрашивавший Свиридова, седеющий мужчина лет сорока, невозмутимо спросил:
– А каким образом с вами оказалась Алиса Смоленцева и почему вы взяли ключи от дачи, которая находилась в закладе в фирме вашего друга, который уже подтвердил факт того, что он дал вам ключи от «левой» дачи. Ведь если вы хотели провести уик-энд со Смоленцевой, что мешало вам поехать не на эту малопрезентабельную дачку, где вы были, а во вполне комфортабельный загородный дом Смоленцевой?
– А вы не понимаете? – нахмурился Владимир.
– Нет. Так объясните мне.
– Я думаю, вы все прекрасно понимаете. Но только хотите, чтобы я изложил все своими словами. Что ж, ваше право. Так вот, Алиса Смоленцева, с которой я состою в браке с девяносто третьего года… Вы можете дать соответствующий запрос в…ский ЗАГС Центрального округа Москвы… Так вот, в данный момент гражданка Смоленцева состоит… как бы это так помягче выразиться… на довольствии у гражданина Котова Фэ Гэ.
– То есть?
– То есть она его официальная любовница. Ну… так сложилась жизнь. Мы не виделись с ней три года… ну и вот встретились. Теперь вам кажется странным, гражданин следователь, что я не поехал с Алисой на ее виллу, а вместо этого выбрал достаточно уединенное и тихое место? Кажется странным то, что я не захотел нарываться на любезность со стороны господина Котова? – Странно только то, что в этом, как вы выразились, Свиридов, уединенном и тихом месте вы обнаружили Елену Котову с тяжелым огнестрельным ранением. Странно еще и то, что, по всей видимости, это именно Котова стреляла в вашу жену, которую мы, кстати, уже поместили в больницу.
– При следственном изоляторе?
– Нет, но к ней приставили охрану, и уже приехал следователь и ведет параллельный допрос. Так что будет интересно сверить данные, полученные от вас и от нее. Быть может, тогда и прояснится, кто стрелял в Лену Котову.
Свиридов откинулся на спинку стула и сказал:
– Это уже дело следствия – выяснить, кто стрелял в Лену Котову. Она сама сказала, что это не я. Кроме того… я так понимаю, что вы подозреваете Алису… но ведь не у Алисы в руках был пистолет с глушителем и не Алиса стреляла из него.
– Разберемся.
– А что с этим журналистом – Маркиным?
– Мне кажется, что вопросы задаю тут я…
Допрос продолжался несколько часов, а потом Владимира – неожиданно для него самого – выпустили на свободу.
Интересно, почему?
Глава 10
Наследство Лены Котовой Владимир пришел домой, в свою калининградскую квартиру, примерно в шестом часу утра.
Квартира не была пуста: в ней был Афанасий Фокин (у которого, впрочем, были ключи, благо он снимал эту квартиру вместе со Свиридовым) и – вот это был совершеннейший сюрприз – Мосек.
Журналист сидел у телефона, раскачиваясь взад-вперед, и усиленно нажимал на кнопки. Судя по всему, он никак не мог дозвониться, потому что на его подвижной выразительной физиономии плавало выражение недоумения, досады и медленно закипающей злобы.
В тот момент, когда Владимир вошел в прихожую, Фокин, заикаясь, говорил:
– И что… мусора закатали Володьку в КПЗ? Так ты толком можешь объяснить, куда именно?
– Да погоди ты, – махал на него рукой Мосек и снова терзал многострадальный телефонный аппарат.
– Куда ты звонишь? – спросил, входя, Свиридов.
– В Мос… тебя уже выпустили?! – воскликнул Мосек, но его голос, пусть не самый тихий и слабый, был тут же перекрыт басовым рыком Афанасия Фокина:
– А-а-а… явился… полковничек!!!
– Почему полковничек? – бесцветным голосом осведомился Владимир.
– Потому что… Ну помнишь, ты ходил и пел песенку про то, что «полковнику никто не пишет, полковника никто не ждет»? Больши-и-ие га-ра-да… пусты-ы-ые па-ез-да! – пропел Фокин.
– Это такая книга Маркеса, – встрял Мосек, – почти моего однофамильца. Он – Маркес, а я – Маркин. Повесть «Полковнику никто не пишет».
– А куда ты звонишь? – переспросил Свиридов.
– В Москву. Брату. А что?
– Так тут же межгород отключен.
– Это почему же?
– Потому что квартира не моя собственная, а съемная. Потому что те, кто сдает квартиры, всегда отключают межгород, – ответил Владимир. – Мало ли что. Заплатит такой продуманный съемщик за месяц вперед, а потом как позвонит в Нью-Йорк или Мельбурн, наговорит на несколько «штук» баксов и преспокойно съедет. А потом придут этакие замечательные счета, для оплаты которых впору квартиру продавать, ту самую, с которой звонили.
– Что же ты там набедокурил, Володька? – произнес Фокин, наливая Свиридову полстакана водки. – Вот Славик говорит, что ты влез в дерьмо, разведенное вокруг дела о похищении кашалотовской дочуры… Я, грешным делом… Ну, по пьяной лавочке… подумал, что это ты и устроил этот милый киднепинг.
– Что ты несешь, Афоня? – недовольно проговорил Владимир.
– Ну-ну, не кипятись. Просто, судя по всему… по телеку тут шумели репортеры в криминальных сводках, да и базары в ресторане сегодня были у братков… работал очень приличный профессионал. Припухли котовские-то. А тут еще ты тащишь эту Котову с «огнестрелом» в больничку. Поневоле подумаешь черт-те что…
– Ты считаешь меня за идиота? Если бы я спер эту девку, разве стал бы я ее мочить, а потом, боже упаси, волочь в больницу?
И Владимир молодецки опрокинул в рот стакан водки.
Фокин икнул и, прикрыв один глаз, загадочно посмотрел на Владимира. Только тут Свиридов увидел, что Афанасий безобразно пьян.
Как, кстати, и Мосек.
– А эту надежду мировой журналистики ты где надыбал? – спросил Владимир, косясь на Маркина, который снова беспорядочно тыкал пальцами в кнопки телефона. Верно, он уже позабыл, что говорил ему об отключении межгорода Свиридов. – Что он тут делает?
– А… это я уже не очень помню. Эй, Славик, ты как сюда попал-то? А, ну да, – хлопнул ладонью по столу Фокин, – это безобразие со стороны производителей местной водки: их изделие так память отбивает… навзничь! В общем, журналистик этот торчал у нашего подъезда, а как меня узрел, так разве что на шею не кинулся.
– Почему?
– А он боится, что на собственной квартире его заметут кашалотовские удальцы.
– А тут – отсидочная хата, – скептически откомментировал Владимир. – Ну да ладно… если уж я с самого начала в его благодетели записался, так пусть тут торчит. Тем более что его брат знаешь кто?
– Кто?
– Павел Евстафьев. Помнишь того адвоката, который помог одному из моих московских боссов…
– А, ну да! – воскликнул Фокин. – Это было, если не ошибаюсь, еще в девяносто девятом. Тогда я работал в службе безопасности нефтяной конторы… «Сибирь-Трансойл», по-моему. Этот Павел Евстафьев… да, серьезный человек, я помню. Значит, он твой брат? – с недоверием на широком лице повернулся он к Моську.
– А ты что, сомневаешься?
Фокин неопределенно пожал плечами:
– Да нет… только вот что-то ты однофамилец всяких там Маркесов – Маркин…
– Не всяких, а Габриэля Гарсиа Маркеса, лауреата Нобелевской премии!
– Да знаю я… а брат твой – Евстафьев.
Маркин, тяжело вздохнув, пустился в долгие и витиеватые объяснения, почему его знаменитый брат не носит одной с ним фамилии…
* * *Свиридов сидел на кухне и судорожными глотками пил ледяной чай, который неизвестно зачем какой-то идиот поставил в холодильник.
В который раз в своей жизни он попал в гордиев узел обстоятельств, мотивов, фактов, которым если и мог найти какие-то объяснения, то сам недоумевал, какими же нелепыми и жуткими они, эти объяснения, получались.
Впрочем, он не смог долго оставаться наедине с самим собой – в кухню ввалился Мосек, а за ним появился Фокин, на фоне которого низкорослый журналист выглядел просто-таки пигмеем.
– А что ты сказал следаку? – таков был первый вопрос Маркина.
– Сказал, что отдыхали на даче, – меланхолично ответил Владимир. – Ведь так оно и было – отдыхал. А ты что сказал?
– А я сказал, что я папарацци, за то и страдаю. Выслеживал Смоленцеву… она в нашем городе человек известный. Все-таки бывший коммерческий партнер Климентьева… был у нас такой крупный бизнесмен… да и вообще. Сказал, что только от работы и страдаю. Следак, кажется, был очень милостив. Еще бы… я же ему только правду и говорил. Так что… вот так. Я вообще просил, чтобы меня из «одиночки» не выпускали.
