Александр Золотько - Зубы Дракона
– И что дальше? – острожным голосом спросил Звонарев.
– Дальше… Дальше в меня выстрелили…
– Кто?
– Не знаю, – растерянно ответил Шатов.
Он так и не вспомнил, что же было потом, после выстрела. Так и не вспомнил.
– Все было не так, Евгений Сергеевич, вы приехали в командировку, и в гостинице вам неожиданно стало плохо. Вы попытались напасть на людей, начали громить мебель, при этом обвиняя всех в том, что они пособники какого-то дракона. Наша клиника находилась ближе всех, и вас привезли сюда. На машине районного руководства. Все это отложилось у вас в голове и приняло вот такие ужасные формы. Нам удалось снять критическое состояние, но вы все равно постоянно скатываетесь из реальности в мир иллюзий. Вы не можете отличить одно от другого. Но самое страшное и опасное, что вы в моменты…
– Бросаюсь на людей, – пробормотал Шатов, и Звонарев его услышал.
– Да, бросаетесь на людей. Несколько минут назад вы открыли стрельбу по людям. Чудо, что вы никого не убили.
– Я специально стрелял мимо.
– И это обнадеживает. Вы начали бороться. Вы ищете опору внутри себя, чтобы удержаться от очередного приступа. И мы хотим вам помочь, – Звонарев уже почти шептал это. – И мы вам поможем. Если будем бороться вместе с вами.
– Чушь, – неуверенно произнес Шатов.
– Вам нужно только выйти на улицу и отдать оружие. Мы даже обещаем, что больше не будем использовать химические средства.
– Какие вы добрые…
– Мы просим вас – помогите нам и себе. Помогите. У вас есть друзья, у вас есть жена. И скоро будет ребенок. То, что у вас – это не безумие, это всего лишь нервный срыв. Вы слишком многое пережили в прошлом году. Пережили, зажав свои нервы в кулак, но так и не смогли избавиться от этого полностью…
– От нервов? – спросил Шатов.
– От своего ужаса. Сейчас мы уже знаем, что именно с вами произошло.
– Вот как? От кого?
– Мы разговаривали с Михаилом Хорунжим, майором милиции в отставке Сергеем Сергиевским, с вашей женой, Лилией.
– Они приехали?
– Нет, мы просили их не приезжать пока, и они согласились с нашими предложениями. Передавали вам привет.
– А вы его зажали… – пробормотал Шатов.
– Мы надеялись, что вы сами сможете все вспомнить. Вам просто нужна была сильная встряска. И этой встряской оказался сегодняшний кризис. Мы практически уверенны…
– А не пошел бы ты со своей уверенностью, – рявкнул Шатов, – ты мне уже надоел. Вы все мне уже надоели. Я выйду отсюда только тогда, когда на крыльцо поднимется Михаил Хорунжий. Или кто-нибудь еще из тех, кого я хорошо знаю.
– Подумайте, Евгений Сергеевич, – голос Звонарева приникал Шатову до самого сердца, вызывая странное щемящее чувство, – ведь из-за вас сейчас люди не могут попасть в свой собственный дом. Подойдите к окну, посмотрите.
– Ничего я не хочу смотреть. Уберите их, оденьте во что-нибудь теплое.
– Но им же нужно где-то жить, – напомнил Звонарев.
– Пусть пока поживут в моем доме. Он, кажется, не хуже этого.
– Евгений Сергеевич, вы же прекрасно понимаете, что это не решает проблемы.
– Исходя из того, что главная проблема – я, то, решив меня, мы решим и проблему, – сказал Шатов.
– Не говорите ерунды, Евгений Сергеевич. Вы же нормальный человек…
– Я, как раз, псих, – напомнил Шатов.
– Вы не псих. Я вам уже объяснял – у вас срыв. Вам нужно только поверить в то, что вы нормальны, что мы вам не хотим зла, а только лишь стараемся подтолкнуть вас, ваш мозг к правильному решению. Вы можете отличить вымысел от реальности. Вы можете понять, что все происходившее с вами за последние дни – результат вашей ошибки. Вашей и только вашей. Подумайте, Шатов.
Подумайте… Он врет. Ясное дело, он врет. Врет просто безбожно. Ничего с Шатовым не происходило? Ничего? Он сам смешал свои страхи с реальными событиями и пьет этот коктейль, щедро угощая им всех окружающих.
Такое бывает? Бывает так, что человек живет спокойно и не замечает, как вдруг пересекает черту и начинает нести всякую ересь.
У самого Шатова слишком маленький опыт общения с психиатрами. Вообще никакого. В армии в госпитале видел паренька, который был совершенно нормальным, мог внятно разговаривать и даже шутить, но который никак не мог запомнить, где именно находится и какой сейчас день, час, год. Не мог.
Получается, что Шатов тоже не может зацепиться за реальность? Время от времени сползает к безумию, а потом начинает обвинять всех окружающих. Нет, я нормален. Я – нормален.
Да, Женя, ты совершенно нормален. Только иногда ты разговариваешь с Драконом. Иногда, совсем не долго. Это признак нормальности.
Во дворе захныкал кто-то из детей. Им холодно. А дядя Шатов сидит в их доме и пытается разобраться в своих мозгах – нормальные они или, все-таки, покрылись плесенью. Мозги третьей свежести.
Шатов встал с пола, взвесил на руке пистолет. А счастье было так возможно… Так возможно. Что-то сказала женщина за окном. Мать успокаивает детей. Еще немножко, сейчас нас пустят в наш дом. А мы потом тебе купим мячик, вместо того, который расстрелял плохой дядька.
Шатов подошел к двери и потянул стул.
Мы выходим. Нам больше незачем прятаться. Больше…
– Евгений Сергеевич, послушайте меня пожалуйста, – снова заговорило радио, – вы сейчас находитесь в светлой фазе и можете точно анализировать свои поступки и мои доводы.
– Что вы говорите! – устало восхитился Шатов.
– Да, после кризиса всегда наступает светлая фаза. Всегда. Прислушайтесь к своим ощущениям, мыслям, прислушайтесь ко мне. И вы поймете…
– Подожди, – сказал Шатов, подчиняясь мгновенному импульсу. – Подожди минутку.
Он совершенно забыл. Голова совсем не варит. Абсолютно. Шатов полез в карман и вытащил диктофон. Светлая фаза, говорите? Могу ясно слышать и анализировать? Слышать и анализировать… Значит, будем делать то, что доктор приписал. Слушать и анализировать.
– Слушай, Охотник, отпусти меня… – хриплый усталый голос, еще пока без страха, еще Жорик не слишком сильно испугался, еще не поверил в то, что Шатов оставит его лежать связанным в траве.
– …Охотник, сука, лучше убей… Ты убил Дракона… Живая она была, живая… Это мы ее замочили… Мы часто работаем на живых… А ее за что?… Ее же предупреждали, всех предупреждали…
Шатов щелкнул переключателем диктофона, перемотал и снова включил.
– Охотник, сука, лучше убей.
Еще раз, приказал Шатов, мы ведь выполняем приказание доктора. Процедуры по восстановлению памяти. И память восстанавливается.
Иллюзии, говорите. Шатов прислонился спиной к стене и медленно сполз на пол. А он поверил. Он совсем поверил и собрался даже выходить на улицу. Какой хороший специалист, этот Звонарев. Ему удалось убедить Шатова. Почти удалось.
– Охотник, сука… – щелчок, сухой шелест перемотки, – Охотник, сука… Охотник, сука… Охотник, сука…
Шатов поднял радио:
– Звонарев? Слышишь меня?
– Да.
– Хорошо слышишь?
– Что-то случилось?
– Да, – Шатов снова щелкнул диктофоном, – случилось.
– Вы плохо себя чувствуете? – в голосе доброго доктора прозвучали забота и участие.
– Так себе… – Шатов тяжело вздохнул, – думаешь, приятно думать, что в голове завелись червяки?
– Не нужно так говорить о себе. Вы нормальны, необратимые процессы в вашем мозгу не происходили. Вы можете ясно думать, воспринимать аргументы и строить логические цепочки… Светлая фаза…
– Красиво звучит, – сказал Шатов, – светлая фаза. Почти как просветление.
– Можно и так сказать.
– И сколько светлого времени гарантировано моему мозгу?
– Это будет зависеть от вас, Евгений Сергеевич. Я не исключил бы даже, что это был последний приступ…
– Но я не вспомнил, как попал сюда… Это не страшно?
– Не страшно, – быстро ответил Звонарев. – Память восстановится в процессе дальнейшего лечения. То есть, не лечения даже, а периода восстановления…
– Восстановится в период восстановления, – повторил Шатов, – доктор, у вас проблемы с построением фраз. Вы там не слишком волнуетесь по моему поводу?
– Я волнуюсь о детях, которые стоят во дворе.
– Детей жалко… А если я их вдруг перестреляю через окно? Я же, по вашим словам, уже бросался на детей в школе.
– Я…
– Заткнись, Звонарев. У меня пока еще просветление, поэтому дай мне выговориться. Говоришь, волнуешься? Не нужно, я в детей стрелять не стану, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Я… Ты сказал, что я могу слушать и анализировать… Сказал?
– Сказал, – несколько неуверенно подтвердил Звонарев.
– А ты сам можешь слушать и анализировать? И делать правильные выводы? Можешь?
– Что-то случилось? – неуверенность усилилась, хотя доктор явно старался это скрыть.
