Ночной убийца - Александр Александрович Тамоников
Пистолет, который держала женщина, смотрел Борису в грудь, лицо Алиции было напряжено. Кажется, она была в панике, не ожидала, что тут произойдет такая бойня. Не нажала бы с перепугу на спусковой крючок. До пистолета второго поляка ему не удалось дойти. Теперь он стоит перед полячкой снова безоружный.
– Я хорошо понимаю, что говорить с вами надо только по-русски? – спросила Алиция. – И не потому, что в городе могут случайно услышать польскую речь. А потому, что вы не понимаете по-польски. Ведь так, пан Бартош? Или как вас зовут?
– Вам удалось меня заманить сюда, – вместо ответа констатировал Коган, пытаясь тянуть время, чтобы понять, что происходит и как ему действовать дальше. Если, конечно, эта дамочка его сейчас просто не пристрелит. – Поздравляю! Блестящая операция. Вы хотите поговорить со мной. Мне кажется, что для этого наступило самое подходящее время.
Коган смотрел в глаза женщине. «Чего она ждет, почему не стреляет? Значит, кого-то ждет. Того, для кого меня здесь и решили “спеленать”. Но когда я сбежал, в меня стреляли “без дураков”, целились, чтобы убить. Ответ на эти вопросы может быть только один. Она поняла, что попала в неприятную историю, что она теперь одна и ей как-то надо спасаться. Сможет она самостоятельно перейти границу или перейти здесь на нелегальное положение? Сомнительно. Она должна была выполнить приказ и вместе с другими уехать в Лондон. А теперь? На этом и придется играть. Ну а если она все же ждет шефа с его подручными, то моя песенка спета».
– Говорить? – осведомилась Алиция. – А о чем мы можем говорить?
– Например, о том, как вам теперь быть, – отозвался Коган. – Вы ведь планировали совершенно иной финал. А теперь что?
– А теперь я выполню то, для чего сюда приехала, – попыталась улыбнуться Алиция, но у нее получился только оскал вместо улыбки. – Я могу застрелить вас на месте и спокойно убраться восвояси.
Ветер неожиданно стал утихать, и с неба заморосил дождь. Коган поежился, стоя в одном костюме. Он посмотрел на небо, потом на домик.
– Давайте войдем туда, – предложил он. – Там сухо, а может быть, и теплее. Там все и обсудим.
– Только не думайте, что вам удастся разделаться со мной так же легко, как и с этими двумя, – сухо сказала Алиция. – Учтите, я стреляю очень хорошо. И реакция у меня отличная.
– Да знаю я. – Коган как ни в чем не бывало двинулся ко входу в домик. – Вы же прошли подготовку в сорок втором году в Великобритании. В управлении «D», если не ошибаюсь? Диверсионная работа за рубежом?
– Откуда вы… – не удержалась от вопроса женщина и вошла в дом следом за Борисом.
Внутри было сухо и еще можно было что-то рассмотреть, пока не совсем стемнело. К своему удовольствию, Коган увидел старый рваный ватник и накинул его на плечи. От ватника нестерпимо воняло, но уж лучше пусть воняет, чем он замерзнет. Алиция заняла положение в нише у выхода, продолжая держать оружие перед собой. Коган подобрал валявшийся на полу стул, проверил его на прочность и уселся в нескольких шагах от диверсантки. Дотянуться до нее в прыжке не удастся. Она точно успеет выстрелить, а вот бросить в нее чем-то… Рваный резиновый сапог лежит неподалеку, тарелка с отколотым краем, жестяная мятая кружка. Слабовато!
– Откуда я знаю? – переспросил Коган. – Вы думаете, что вам удались ваши тайные операции в Москве? Вся ваша делегация во главе со Станиславом Миколайчиком с самого начала была «под колпаком». Мы знали, зачем вы приехали, мы знали, чего вы хотели добиться путем переговоров и не только. И на вас у нас имелось досье, пани Алиция Вячерек, и на вашего Юзефа Пжибыша, подполковника Армии Крайовой. Знаем мы про его участие в операциях против белорусских партизан, бойцов и командиров Красной Армии, Армии Людовой. Вы с самого начала рассчитывали не столько на уговоры и торговлю, сколько на кровавые провокации. И не только против делегации Польского комитета национального освобождения. Вы же не планировали объединяться, вы хотели власти в Польше. И даже не столько вы, поляки, сколько те, кто кормил и поил вас все это время. И до войны, и во время нее. Вас воспитывали в ненависти к России, к русским людям. Ах, Великая Польша от моря и до моря! А знаете, почему Российская империя всегда была такая большая и такой осталась, в тех же границах, а у вас ничего не получилось? Я могу сказать. Дело в вашем национализме! Все, кто не поляки, – все вам враги. Все они заведомо хуже вас и недостойны того, чего достойны поляки. Вы унижали и третировали все народы, кто жил в пределах Польши. И мусульман, и украинцев, и русских, и литвинов, и белорусов.
– А вы всех любили? – проворчала Алиция. – Забыли, как подавляли польские восстания.
– Помню, – усмехнулся Коган. – Вооруженные восстания всегда и все, не исключая нас, подавляли с помощью оружия. Это естественно. А вот в мирное время мы относились к другим народам в пределах России иначе. Мы строили заводы, открывали школы. Заметьте, национальные школы. Там учили родному языку, изучали национальную культуру и русскую тоже, и русский язык тоже. Мы никогда не грабили другие народы, которые вошли в нашу семью, мы помогали им. Мы не англичане, которые всегда высасывали все соки из своих колоний, грабили их.
– И то же самое вы хотите сделать в Польше? Что-то сомнительно!
– Почему вы сомневаетесь? – удивился Коган. – Да вы хотя бы попытались пообщаться с теми людьми, которые оказались гражданами нашей страны после тридцать девятого года. Они жили мирно, свободно, никто не заставлял их говорить только по-русски и забыть свой язык, свою культуру. Вы никогда не видели национальных праздников? Никогда не видели в нашей стране фестивалей национальной культуры, когда собирались коллективы из разных уголков необъятной страны. В национальных костюмах, со своими песнями, танцами, с угощениями. Эх, Алиция. – Коган махнул рукой. – Вы смотрите на мир закрытыми глазами, слушаете то, что вам говорят англичане, а вы поговорите с поляками! Поговорите с представителями других народов, что живут в СССР.
Коган говорил, убеждал, а сам пытался услышать посторонние звуки снаружи. Но там только шелестел дождь, капли барабанили по крыше домика, да где-то внутри капало на пол из-за худой кровли. Алиция слушала молча. И это был хороший признак. Нет, конечно, оставался шанс на то, что ей наплевать на всю его болтовню и она просто ждет, когда придут ее товарищи и все
