Александр Бушков - Антиквар
— Матом горю не поможешь, — сказал Смолин, встав в дверях. — Равно как и прочим красноречием. Вообще, орлы, скажу вам честно — сам по себе недавний инцидент меня в данную минуту не особо и интересует. Тяжелее бывало, однако ж выстояли… Действовать надо — но в другом направлении…
Каждому из них по отдельности и всем вместе Смолин доверял абсолютно. Они не работали у него на зарплате и, если докопаться до корней, никак не были теми, кто пышно именуется «друзьями». Они просто-напросто чёрт-те сколько лет были с ним повязаны общим развесёлым бизнесом, и в доле бывали сплошь и рядом, и услуг друг другу оказали немало. Короче говоря, наличествовало то, что порой крепче дружбы, — спаянная общим интересом команда…
— Пацана, собственно, и без нас вытащат, — сказал Смолин. — Мы тут — сбоку припёка, стараться будет умный дядька адвокат, и флаг ему в руки. Меня сейчас другое интересует. Чертовски хотелось бы ошибиться, но не могу я, други и соколы, отделаться от впечатления, что за кулисами притаился некто новый. Что скромненько маячит в отдалении какой-то игрок, о котором мы ни черта не знаем, — а вот он о нас знает больше, чем хотелось бы… Кто-то ещё влез в игру.
— Да я и сам прикидываю… — сказал Фельдмаршал.
Другие двое покивали: времени обдумать всё происходящее хватало, так что обошлось без долгих споров и обсуждений.
— В конце-то концов получится один пшик, — сказал Смолин. — Никого всерьёз не посадят, никого чувствительно не прищемят, даже всё конфискованное рано или поздно им придётся вернуть. Нервы, правда, попортят надолго и качественно, но я не о том… Общая ситуация мне не нравится. Чем бы там ни кончилось, а шантарский рынок холодняка уже фактически парализован. И в этом поганом состоянии будет пребывать ещё долго. И потому, что долго теперь будем шарахаться от каждого куста, и оттого, что выцеплять назад всё отобранное будем долгонько… Все магазины перешерстили…
— Кроме Врубеля, — равнодушным тоном произнёс Фельдмаршал.
— То есть?
— У Врубеля получился облом, — продолжал Фельдмаршал. — Я как раз узнал и приехал рассказать… Короче, когда они подсунули к Врубелю в «Раритет» засланного казачка — точнее, двух, — сам Врубель отсутствовал по причине очередного запоя, а его девки что-то просекли и ничего такого не продали… Будь сам Врубель на месте, он бы залетел, конечно, у него ж по пьянке ни предохранителей, ни тормозов… Повезло придурку.
— Повезло, — медленно произнёс Смолин. — Вот оно, значит, как… Все залетели, кроме Врубеля…
Смолин сталкивался и с более невероятными совпадениями — происходившими по самым естественным причинам, — но всё равно, остался некий осадок, как в известном анекдоте. Как-то неправильно было, что чистеньким остался самый гнилой шантарский антикварщик, коего, откровенно говоря, не любили за многочисленные подлянки, косяки и провинности. Скорее уж ему полагалось бы, исходя из обычной практики, залететь первым — уж он-то, будучи застигнут «казачками» в бухом состоянии, не только с ходу толкнул бы им нечто компрометирующее, но и в закрома провёл бы, наговорил бы себе с ходу на две уголовных статейки и полдюжины административных…
— Ладно, — сказал Смолин. — Чёрт с ним, с Врубелем, у меня сейчас не о нём голова болит… У нас, джентльмены, всё-таки есть один несомненный след: Дашенька Бергер. Боже упаси, я её никак не связываю с происходящим, но есть ещё и другой аспект: она-то как раз сейчас и олицетворяет своей персоной ту новую, странную, непонятную возню, что имеет место быть на антикварном рыночке нашем… Кто-то ещё есть, кроме неё, зуб даю. Сама-то она, судя по всему — на подхвате, сама не стала бы лезть к вдове. А она лезет, активнейшим образом.
— А почему сразу — не стала? — пожал плечами Кот Учёный. — Девка умная, дедушка поднатаскал, соображает, что к чему…
— Квартирка, — сказал Смолин. — Квартирка эта вылезает за рамки. Это, режьте меня, никакая не съёмная квартирка, это хатка человека небедного и в антиквариате разбирающегося. И фарфор там интересный, и пара картин на стене не нашими охотниками на туристов из-под «Детского мира» писана… Всё это, в сочетании, как раз и настораживает…
— Есть одна загвоздка, — сказал Фельдмаршал, чья простая мужественная физиономия как раз отражала сейчас усиленную работу мысли. — Если ею крутит кто-то старший и умный, ни за что не согласился бы на такую дурь: сдавать награды из Кащеевой квартирки в первый попавшийся магазин, по собственному паспорту этого самого Михуйлы…
— Вообще-то она могла это и по собственному почину провернуть, — возразил Кот Учёный. — Не отчитываясь. Рассчитывала найти в дедушкиной хатке несказанные сокровища, а когда наткнулась на хлам, столкнула его через Мишу, чтобы хоть копеечку поиметь… Она ж, Стёпа, маленькая, откуда у этой сопли хватка…
— Абстракции это всё, — вклинился давно мечтавший об этом, по физиономии видно, Шварц. — Теория. Волюнтаризм и декаданс. Ничего мы не добьёмся, переливая из пустого в порожнее. Взять бы эту Дашеньку, сунуть ей в трусики паяльничек и поспрошать душевно… — он поднял лапищу, видя, что остальные двое так и подались к нему, разевая рты. — Это я так, чисто теоретически, я ж не идиот, и мы не в кино… Но какое-то действие не мешало бы произвести, потому что ничегошеньки мы не добьёмся пустыми разговорами…
— Точнее?
— А что — точнее? — ухмыльнулся Шварц. — Самих светиться никто не заставляет… но мало ли что можно поставить? Рабочую намёточку хотите? Эту прошмандовку ловят в подъезде двое совершенно незнакомых ей организмов самого бандитского вида, долго маячат перед личиком жуткими ножиками-живорезами, а потом проникновенно вещают: ежели ты, сучка драная, спирохета нелеченая, будешь и дальше путаться под ногами у серьёзных людей с антикварного рынка, мы тебе… Ну, далее — полный простор для фантазии, тут столько всякого можно придумать… Вадька правильно подметил: она ещё маленькая девочка… Что будет делать в такой ситуации насмерть перепуганная соплюшка?
Какое-то время стояла тишина, потом Фельдмаршал восторженно возопил:
— А я-то тебя всю жизнь дебилом считал!
— Спасибочки, — с большим достоинством поклонился Шварц. — Только мы из потомственных антиллигентов, кой-чего имеем в дурной башке…
— Вот именно, — сказал Смолин с ухмылочкой. — Насмерть перепуганная соплюшка конечно же незамедлительно кинется за помощью и моральной поддержкой… и если наш Икс существует, к чему я упорно склоняюсь, то к нему паршивка и бросится, едва мнимые громилы улетучатся… Это идея. Это мысль. Благодарность тебе от меня, боец Шварц… Только давайте-ка эти варианты отложим на самый крайняк. Вы мою утончённую натуру знаете: криминала я опасаюсь, как чёрт ладана… а то, что Шварц предлагает, как ни крути, много общего с криминалом имеет…
— Да ну, если чисто…
— А если — грязно? — сказал Смолин. — Хотели как лучше, а получилось, как всегда… По несчастливому стечению обстоятельств аккурат в тот момент, когда «громилы» будут сверкать у неё под носом кишкорезом, объявится сосед-каратист, а то и милицейский патруль… Всем будет весело.
— Но идея-то…
— Говорю же, идея хорошая, — сказал Смолин. — Но — на будущее. Когда ничего другого не останется, когда всё будет перепробовано и успеха не принесёт.
Шварц насупился:
— А сейчас что, сидеть и ломать головы?
— А кто сказал, что нужно обязательно сидеть сиднем? — вкрадчиво поинтересовался Смолин. — Я этого не говорил, да и никто из присутствующих… У нас и без Дашки есть кандидат на задушевную беседу. И, в отличие от Дашки, его найдётся на чём подловить… Короче, неотложных дел ни у кого нет? Вот и ладушки, собирайтесь…
…Тяжелее всех полуторачасовое сидение в машине давалось Шварцу, он был тут самый молодой, сгусток энергии, а потому и страдал откровенно, ёрзал и ныл, так что в конце концов Смолину пришлось его достаточно жёстко одёрнуть. Остальные тоже придерживались мнения, что нет ничего хуже в жизни, кроме как ждать и догонять — но кое-как с собой справлялись…
Полтора часа ничего интересного не происходило. Они всё так же сидели в машине, окно «нехорошей квартиры» оставалось тёмным, Дашенька не объявлялась. Причём в родительском доме её тоже не было — что периодически устанавливал Шварц, названивавший под видом однокурсника. Сумерки уже идиллически сгущались, на небе вот-вот должны были высыпать звёзды — а результатов никаких.
Потом результаты нежданно-негаданно обозначились — точнее, обозначилась железяка, которую оптимисты с ВАЗа до сих пор продолжают упорно именовать «машиной». Сначала они не обратили внимания на приткнувшуюся метрах в пятнадцати от них «восьмёрку» — но потом её осветила фарами въезжавшая во двор машина, Смолин рассмотрел номер в зеркальце заднего вида — и дремота пропала моментально.
— А зверь бежит, и прямо на ловца… — пропел он строчку из детского шлягера былых времён. — Мужики, сзади…
