Александр Бушков - Антиквар
— Чем богаты, — сказал Смолин. — Поприсутствовать разрешите?
— Ну разумеется, настаиваю даже… Ваше право.
В голове у Смолина щёлкал точнейший калькулятор. Ничего по-настоящему «тяжёлого» в магазине им не отыскать, пусть хоть до рассвета роются. Нету-с! Карабинчик мосинский, в углу его кабинета прислонённый, засверлен должным образом и ударника лишён. Другое скверно: из дюжины единиц холодняка насчёт восьми уже сговорено с покупателями, трое даже авансы оставили, а ещё двое расплатились и вовсе полностью… причём пять предметов чужие, на реализацию взяты… Неприятно получилось, одним словом… Перед людьми неудобно. Они, все до одного, не случайные приблудыши — свои, понимающие, в теме и в формате, поймут правильно и слова не скажут, но всё равно, нескладно как-то вышло… Всё вернём, обязательно, но сколько времени пройдёт и сколько нервов выгорит…
— Лицензии на торговлю холодным оружием у вас не имеется, — негромко произнёс стоявший рядом Летягин.
— Я им не торгую, потому и лицензии не имею, — сказал Смолин, не оборачиваясь к собеседнику.
— Понятно, понятно, никто вас и не обвиняет… А лицензия на торговлю изделиями из драгоценных металлов?
— Аналогично, — сказал Смолин. — Не торгую, потому и не имею.
В сейф тоже полезут, калькулировал он тем временем. А как же иначе? В сейфе, ясен пень, найдётся немало рыжья. Его тоже со временем удастся назад выделить, но опять-таки время и нервы, половина монет опять-таки на реализацию взята… С-суки, козлы…
Майор Летягин прохаживался вдоль стены, с неподдельным восхищением озирая потемневшие полотна с идущими на всех парусах кораблями и живописными пейзажами, церковные колокола, граммофоны и прочий хлам.
— Интересно тут у вас, — сказал он чуть ли не растроганно. — Столько старины… Так и не уходил бы…
— А оставайтесь, — предложил Смолин нейтральным тоном. — Сторожем оформим, зарплата-то не ахти?
Майор уколол его взглядом, но промолчал.
…Убрались представители власти только часов в восемь вечера, когда справились наконец. Вместе с ними, как и следовало ожидать, на законнейшем основании улетучился весь холодняк и все золотые монеты, взамен чего осталось изрядное количество официальных бумаг. Каковые Смолин тут же прочитал самым внимательным образом, выискивая проколы. И выискал, конечно — целых семь мелких проколов, любой из них опытный адвокат сможет раздуть до исполинских размеров, всячески обыгрывая и само число. Целых семь, ваша честь…
Хоть что-то приятное в этой жизни, а? Тяжко вздохнув, Смолин сложил бумаги аккуратной стопочкой, многозначительно прокашлялся, подняв глаза на Гошу. Тот торчал у стены, явно пытаясь стать меньше ростом, горько сожалея, что не может на манер мышки юркнуть под плинтус.
Осторожненько вошли добры молодцы — Шварц, Кот Учёный и Фельдмаршал. К магазину они прибыли один за другим уже давненько, в разное время, ментовскую суету заметили сразу — а потому и нарезали всё это время круги вдалеке по присущей всем троим скромности характера…
— Давайте в кабинет, — сказал им Смолин, предупреждая естественные в таком положении вопросы. — Я тут занят пока…
Он медленно двинулся в сторону Гоши, усмехаясь весьма недобро, постукивая сжатым кулаком по левой ладони. На ходу цедил сквозь зубы:
— Тебя ж предупреждали, придурок жизни… Ведь знал прекрасно, что менты трясут антикварку сосредоточенно и методично… Блядь, ну у меня слов нет — погореть из-за кортика паршивого, взявши пять штук рублями…
Гоша потихонечку пятился, пока не упёрся спиной в огромаднейший сервант довоенных времён, только что прибывший из реставрации, — и отступать стало некуда по самым что ни на есть техническим причинам. Смолин надвигался, крутя головой:
— И всё бы ничего, но как над тобой камера хохотать будет — всё равно что трусы с верёвки стырить… Пять штук!
Оказавшись вплотную с проштрафившимся продавцом, он остановился, глядя всё так же грозно. Гоша, судя по лицу, уже смирился с грядущим воздействием на организм. Вот только Смолин руки распускать не собирался: как-никак свой парень, давний сотрудник, проверен в большом и в малом, а таких трудно искать и воспитывать, антикварный бизнес в этом плане — штука консервативная. Да и потом, если вспомнить все случаи, когда прожжённые волки горели на сущей ерунде…
И всё же в воспитательных целях он ещё какое-то время постоял с грозным видом, держа Гошу в неизвестности. Посчитав, что моральная экзекуция состоялась, разжал кулаки и похлопал удручённого парня по плечу:
— Ну ладно, не буду, что ты уж… Не смертельно. Как-нибудь переживём, бывало и хуже… Тем более ты, цинично говоря, контору не подставил, а исключительно себя. Хвалю. Так и должны поступать настоящие пионеры или там скауты…
— Я ж не дурак… Понимаю насчёт групповухи…
— Молодец, — сказал Смолин серьёзно. — Правило всё брать на себя не из романтики придумано, а по причинам, насквозь практическим… Ладно. Вытаскивать мы тебя, конечно, будем, что ж с тобой делать… Как всё было?
Сначала сбивчиво, потом всё более приходя в себя, Гоша поведал стандартную, в общем, историю: заглянул в магазин мужичок, весь такой из себя компанейский, душа нараспашку, тельняшечка из-под рубашки, улыбка на шестьдесят четыре зуба. Слово за слово, и выяснилось, что один бывший мореман хочет сделать подарок на день рождения другому бывшему мореману, с которым вместе якорную цепь от ржавчины напильником чистили и акул шваброй отгоняли от секретного радара в носовом бульбе. Денег в обрез, так что желательно что подешевле, но непременно настоящее… Ну а дальше и слушать не стоило. Стандарт. Хотя до сих пор ловятся, ловились и ловиться будут.
— Главное, сука, выглядел убедительно…
— Чего ж ты хочешь, — сказал Смолин задумчиво. — Ему положено. Значит, толковый опер, это тебе не мочалка с орденом Ленина и «обнищавший профессор», которых за версту видно… Что в объяснительной написал?
— Как было…
Смолин досадливо поморщился:
— Дети малые, ей-богу, поколение непуганых идиотов… Я понимаю, что тебя, целочка ты наша, впервые в жизни менты прижучили, но надо ж было думать…
— А что мне оставалось?
— Слушай внимательно, — сказал Смолин с расстановкой. — Они тебя вскоре же потянут на увлекательную процедуру под скучным названием «возбуждение уголовного дела». А до тех пор никто и не мог тебя письменно предупреждать об уголовной ответственности за дачу ложных показаний… Ведь ничего такого не было?
— Не было…
— Вот видишь… Запоминай. Показания ты напишешь новые. И дело было так: покупатель этот сраный сказал, что хочет показать кортик второму, который сидит в машине и по каким-то своим причинам в магазин зайти не может. Ты, не питая особого доверия к человечеству, согласился, но взял с него залог в пять тысяч рублей — чтобы не так обидно было, если он драпанёт с раритетом. Усёк? Так и было. И брал ты с него залог. Другими словами, никакой такой «продажи» не имело места быть. Уяснил?
— Ага. А если спросят…
— Почему ты сначала объяснял так, а потом — этак? Ну конечно, спросят, они ж не дураки, службу знают… Вот тут ты будешь стоять на своём, как монумент: первую объяснительную накропал, будучи в состоянии сильного душевного волнения… только словечки сам подбери, не такие казённые, чтоб не шпарить канцеляризмами… В общем, с тобой впервые в жизни случилась такая неприятность, ты разволновался, себя не помнил, окружающее воспринимал плохо — вот и накатал под диктовку навалившихся на тебя ментов, что говорили. А теперь опомнился, трезво всё взвесил, вспомнил, как было на самом деле… и уж с этого не сходить, ясно?
— Они ж поймут…
— Ну конечно, поймут, — сказал Смолин, ухмыляясь почти весело. — Они и не такое видали-слыхали… Только как они тебе докажут — и, главное, судье, — что всё происходило не так, как ты толкуешь, а именно так, как они утверждают? Твоё слово супротив ихнего, и не более того. Если они не писали разговор и не снимали… да нет, я уверен, ни того, ни другого. Во всех трёх предшествующих случаях не было ничего подобного. Прокатит. Главное, стой на своём и помни накрепко: добровольное признание и сотрудничество со следствием ничего не облегчают, а наоборот, отягощают… Ну и вытаскивать тебя будем со страшной силой. Отмажемся, не впервые… Топай домой, выпей малость, отоспись — и готовься барахтаться, как та лягушенция в крынке со сметаной…
Он ободряюще похлопал по плечу чуточку повеселевшего Гошу и, не оглядываясь более на него, направился в кабинет. Ещё издали слышно было, как Кот Учёный, мастерски вывязывая семиэтажные конструкции, кроет все правоохранительные органы, сколько их ни есть на свете, и шантарские в частности. Причины были самые житейские: после инвентаризации содержимого Кащеевых закромов Смолин выделил всей троице кое-какую долю — скорее малую премию. Премия Хижняка как раз и олицетворялась в достаточно редком и недешёвом клиночке, помимо прочего — и клинок этот он поленился нести домой, оставил здесь, где его вкупе с другими и прихватили стражи закона.
