Михаил Серегин - Батюшка. Кулак и крест
Это другой Михаил перевел взгляд правее, где на залитом кровью полу лежал Мулла, которого достали ломом, который так и остался торчать откуда-то снизу между ног. И тот другой Михаил наклонился, рывком выдернул лом, а потом, отбросив щит, взял лом наперевес и ринулся на толпу зэков. Тот Михаил гнал зэков до самого пищеблока, чувствуя, как хрустят под его ударами позвонки и черепа, трещат порванные заостренным концом лома одежда и плоть. Последнего зэка тот Михаил зажал в угол, как мышь на кухне. И зэк заметался, понял, что деваться некуда, повернулся лицом и умоляюще посмотрел в глаза прежнему Михаилу. И этот совсем мальчишка лет восемнадцати хватал воздух ртом: «Не надо! Не надо, дяденька!» Тогда Михаил зачем-то придержал удар и вдруг понял, что ему смертельно хочется испытать, как хрустнет эта хилая грудная клетка под его ударом. И он снова занес лом, и пацан затравленно вжался спиной в угол, ожидая смерти.
Тогда тот Михаил мальчишку так и не ударил. Его остановил командир. Долгие годы Миша Шатунов так и думал, что его остановил командир. И только потом понял, что Господь уберег его. Спасая в ледяной проруби соседскую девчонку, он тоже понял, чья рука ему была протянута. Только спустя долгие и долгие годы служения Ему, Всемилостивейшему и Всепрощающему, он понял, что# движет миром. И тогда наконец в душе Мишани Шатунова, а потом и отца Василия воцарился мир и спокойствие. Оказывается, мир вокруг него ярок и прекрасен, а люди, окружающие его, достойны любви и прощения. И он сумел взглянуть на этот мир так, как предлагал это Господь. И у него наконец получилось.
То, что за окном совсем стемнело и мелькавший за окнами поезда пейзаж сделался темно-серым, затем слился в неразличимый поток с черными тенями и редкими фонарями на переездах, до отца Василия дошло, когда в вагоне включили свет. За своими мыслями священник и не заметил, как пролетело несколько часов. В руке он все также держал давно опустевшую чашку. Пора было укладываться спать. Отец Василий улыбнулся давним воспоминаниям. Рука сама легла на нагрудный крест.
– Благодарю тебя, Господи, – прошептал отец Василий, – за еще один прожитый мною день, который ты мне подарил.
* * *Это произошло под утро, когда на самой кромке горизонта еще только наметилась неясная граница между ночью и днем. Небо только собиралось светлеть, а ночь уже перестала быть черной и непроглядной.
Ночная электричка вылетела на перегон и стала набирать скорость на ровном и открытом участке. Поезд был практически пуст, если не считать бригады рабочих, ехавших на очередную вахту, нескольких командировочных и десятка сельских жителей, которым нужно было добраться до города засветло. Машинист начал торможение, как обычно и как полагалось по инструкции, с запасом перед крутым поворотом полотна. Нагрузка тормозящего состава увеличила давление, и несколько шпал не выдержали. Несколько дней обложных дождей подмыли полотно. Бригады путевых обходчиков наверняка заметили бы намечающееся повреждение уже на следующий день, но природа этого им не дала.
Колесные па#ры электрички мерно стучали по стыкам рельс. Вот просела одна шпала под первым вагоном, потом вторая по диагонали от первой. Совсем чуть заметно, но этого было достаточно, чтобы вагоны электрички, проносясь по поврежденному участку, все больше и больше расшатывали полотно. Конец шпалы слева, справа, слева, справа...
Четыре первых вагона проскочили поврежденный участок, и только предпоследний, пятый вагон всем своим весом навалившись на переднюю колесную пару, вдавил шпалу в подмытую насыпь. Напитанная дождями насыпь поползла и колеса предпоследнего вагона потеряли опору. Резкий удар и полетевшие искры от соприкосновения на скорости, под большим давлением металла, щебня и бетона разбудили пассажиров электрички. От резкого рывка кто-то полетел на пол, а кто-то на спинки передних сидений. Со страшным скрежетом электричка стала останавливаться, а два последних вагона уже заваливались на правый бок.
Звона разбивающихся стекол и криков перепуганных людей было не слышно из-за грохота металла о землю. Еще несколько метров вагоны протащило по откосу, разрывая металл обшивки, выворачивая бетонные шпалы и сгребая, как бульдозером, щебенчатую подсыпку полотна. Еще несколько мгновений в ночной тишине затихал грохот искореженных вагонов. Что-то с треском искрило, обдувая корпуса вагонов светящимися струями, а потом полыхнуло пламя...
Пассажирский должен был разминуться с электричкой на повороте. Машинисты прошли зеленый сигнал семафора, когда прозвучал вызов диспетчера и срочное требование тормозить. Перегон за поворотом был занят из-за аварии. Приказа экстренного торможения не было, потому что диспетчер решил, что у пассажирского достаточно дистанции для остановки состава в плановом режиме. Экстренные торможения пассажирских составов обычно приводят к большому числу несчастных случаев в вагонах.
Когда машинисты, напряженно вглядываясь в ночь впереди состава, пытались плавно остановиться, поворот закончился и перед ними открылась панорама крушения. Первым рефлекторным желанием было перейти на экстренное торможение, но нервы опытной бригады выдержали. Пассажирский медленно, скрипя тормозными колодками, под короткие аварийные гудки вплотную приблизился к застывшей электричке и наконец замер.
Отец Василий проснулся сразу, будто и не спал. Давнее, но хорошо знакомое чувство беды, которая была где-то рядом, разбудило его. Сработала интуиция и рефлексы. Священник еще не понял, что поезд тормозит как-то не так, или ему это только показалось, но рука сразу же нашла в темноте массивный нагрудный крест, который лежал на столике. Поезд остановился, в передней части вагона лязгнули запоры дверей тамбура, потом еще. Проводница отпирала сразу обе двери, правую и левую. Затем послышались ее быстрые шаги по коридору, и защелкали запоры дверей тамбура в другой части вагона.
Что-то случилось, подумал отец Василий. По тому, что проводница отперла сразу все двери, логично было предположить начало эвакуации пассажиров вагона. Священник накинул на шею цепочку креста, нащупал ногами тапочки, отшвырнул их и наконец нашел свои туфли. Выйдя из своего купе и настороженно прислушиваясь, отец Василий, как и спал в своем спортивном костюме, пошел в сторону купе проводников. Там никого не оказалось. Он вышел в тамбур и, взявшись за поручни, выглянул в ночь.
Его вагон был вторым в составе. Впереди перед локомотивом в ярком свете прожектора виднелась огромная туша электрички с темными окнами и опущенными токоприемниками. Зрелище было зловещим. Тем более что дальше, в конце электрички, мелькал огонь пожара, бегали и кричали какие-то люди. Сбоку от полотна чернели в неверном свете выбивающихся языков пламени лежащие на боку вагоны.
– Господи Боже, – прошептал пораженный священник, перекрестившись, – что же это такое?..
Снизу по щебенке послышались легкие быстрые шаги, и перед ступеньками появилась бледная перепуганная проводница. Отец Василий спрыгнул к ней на землю и, взяв обеими руками за плечи всхлипывавшую девушку, требовательно спросил:
– Что там случилось?
– Два вагона сошли с рельсов, – сдавленным голосом пояснила девушка, – и загорелись.
– Приказ эвакуировать пассажиров с нашего поезда был? – твердо спросил священник и встряхнул перепуганную проводницу, чтобы привести ее в чувства.
– Нет, – удивленно и постепенно приходя в себя ответила та, уставившись на странного пассажира.
– Тогда иди в вагон и никуда не выходи, дочка, – сказал отец Василий непререкаемым тоном. – Слушай свою связь и вспомни инструкцию. А я пойду туда.
– Куда? – встрепенулась проводница, вспомнив наконец инструкцию. – Туда нельзя ни в коем случае!
– Дочка, – вкрадчивым, но внушительным голосом сказал отец Василий, – там же пострадавшие есть, помощь нужна. Срочная помощь.
– Ребята из нашей бригады уже побежали туда, – сбивчиво стала объяснять проводница, вцепившись в рукав пассажира и таща его к вагону, – спасателей вызвали. А вам туда не нужно.
– Отставить! – рыкнул священник, и девушка тут же отпустила его рукав. – Дочка, – снова заговорил отец Василий, стараясь говорить очень убедительно, – я священник, я должен быть там, где у людей беда. И не переживай за меня, мне не впервой.
Придерживая на груди рукой крест, отец Василий побежал вдоль вагонов, спотыкаясь и оскальзываясь на мокром щебне. Около опрокинутых вагонов действительно суетилось человек шесть-восемь в форменных железнодорожных рубашках. Несколько человек пытались погасить огонь с помощью больших десятилитровых огнетушителей. Обнаружилась рядом и небольшая, рассредоточившаяся вдоль насыпи толпа пассажиров. Но что поразило священника, так это то, что помощь десятку раненых оказывало всего двое или трое. Кто-то из пострадавших лежал без движения, может, без сознания, кто-то стонал и ворочался. Лежавшие на земле были в грязи и копоти, некоторые и в крови.
