Михаил Рогожин - Из России за смертью
Уже покидая лагерь, Рубцов вспомнил, что забыл в Женькиной палатке рацию, но не смог себя пересилить и еще раз вернуться. Тем более плохая примета.
В отличие от майора Рубцов шел по лесу, как лось, не выбирая обходных путей, то и дело обгоняя идущего впереди Сантуша. Тот, в свою очередь, с навыками опытного охотника легко находил следы прошедшей группы. Несколько часов непрерывного движения достаточно охладили пыл Рубцова. Он уже больше думал о предстоящей атаке, нежели о ночном поражении. И чуть не наткнулся на спину внезапно остановившегося Сантуша. В руках сержанта попискивала рация.
Раздавался далекий, но отчетливый голос Женьки: "Рубцов... Рубцов, спаси...
Слышишь, Рубцов... спаси меня".
Подполковник схватил рацию и принялся кричать в микрофон. Но никакого ответа не последовало. Еще немного помучив рацию, Рубцов передал ее Сантушу:
— Продолжайте движение. Я вернусь в лагерь. Там ЧП.
— Но, товарищ, одному нельзя, — Сантуш с трудом подбирал русские слова.
— Отставить. Надо. Поручаю, сержант, тебе командование отрядом.
Держи связь с полковником Санчесом. Я вас скоро догоню. Оставляйте засеки.
— Что? — не понял сержант.
— Ножом, зарубки на деревьях, чтобы мне далеко не отклоняться.
Понял?
— Понял.
— Выполняй, — скомандовал Рубцов и один, на глазах ничего не понимающего отряда, повернул назад.
БУШМЕНЫ
Пот заливал глаза. Одежда прилипала к телу, потом высыхала и неприятно карябала кожу, становясь жесткой от впитавшейся в нее соли. Найденов давно не смотрел по сторонам. Его взгляд сконцентрировался на мелькающих ногах профессора. Как же он ошибся в этом пружинисто идущем впереди человеке...
Когда Ана привела Найденова в дом отца, ничто не предвещало, что профессор, поборов предубеждение, даст согласие на участие в экспедиции.
Старая, захламленная антиквариатом португальской истории квартира дышала пылью, покоем и одиночеством. Профессор Вентура встретил их в синих широких хлопчатобумажных штанах и в белой длинной рубахе с разрезами по бокам, расшитой на плечах и груди золотыми потертыми нитками. Небрежность наряда дополняли старые плетеные, с кольцом на большой палец, шлепанцы. Седые волосы профессора были зачесаны назад и перехвачены резинкой, зато усы острыми концами торчали в разные стороны независимо и дерзко.
Жалко, что Найденов сразу не обратил внимания на усы. Теперь-то ему понятно, что они наиболее точно выражают характер профессора. А тогда отец Аны показался ему типичным провинциальным университетским ученым, смысл жизни которого — в поклонении студентов и в гордости за наиболее удачливых учеников.
Самое большое впечатление от визита оставил не сам профессор, а старинные корабельные часы. Они находились в ящике красного дерева с бронзовыми уголками и латинскими вензелями на крышке и по бокам. Внутри ящика круглый, черный, с золотыми арабскими цифрами циферблат вместе с часовым механизмом крутились вокруг своей оси при малейшем прикосновении к ящику.
«Странное дело, — излишне серьезно, как показалось тогда майору, произнес профессор Вентура. — Этим часам более двух столетий. Механизм исправен и в корпусе никаких дефектов нет. Но независимо от завода они то идут, то останавливаются. Иногда молчат годами, а в один прекрасный момент открываю крышку, а они ни с того ни с сего идут... и показывают свое собственное время».
При этом он демонстративно несколько раз открыл и закрыл тяжелую крышку, но часы не проявили признаков жизни.
Об этих часах почему-то и вспомнил Найденов, едва поспевая за исчезающим в зарослях профессором. Тогда в уютном, занавешенном жалюзи кабинете история с часами показалась ему фокусом. Сейчас мысли неотступно крутились вокруг этого феномена, и майор неосознанно ощущал великую тайну, скрытую в неразгаданности возникновения движения. Движение не зависит от его видимого проявления. Любой момент неизвестной нам жизни существует сам по себе. Вот и профессор — бросил почетную кафедру и бежит впереди.
Понемногу лес начинал светлеть. Все чаще над головой слышалась возня вечно ссорящихся зеленых попугайчиков. Несколько раз довольно низко пролетела на лианах пара крупноглазых обезьян. Они висели головами вниз и неотрывно смотрели на людей. Где-то вдалеке послышался глухой топот.
— Слоны уходят, — не оборачиваясь, заметил профессор.
Найденов шел из последних сил. Не спасало даже то, что все тяжелые вещи у него забрали бодрые ангольские солдаты. И когда между деревьями ослепительно-желто засверкал воздух, Найденову показалось, что они дошли до края земли. Лес расступился. Параллельно ему тянулась какая-то мертвая дорога, задушенная высокой жесткой травой с острыми, как бритва, стеблями. От соприкосновения с ней кровь мгновенно появилась на запястьях Найденова. Не уберегся от коварной травы и Вентура. Дальше двигались с чрезвычайной осторожностью, пока не достигли поля, заросшего тростником. Посреди этого поля независимо и гордо возвышалось несколько пальм. Они царственно покачивали буйно-зелеными головами. Пространство между ними было заполнено пышными кустами мимозы, распространявшей дурманящий аромат на все поле. Подойдя ближе, профессор остановился и показал Найденову рукой на странные предметы, красневшие среди пальм.
— Это туши антилоп, натянутые между деревьями.
Значит, там есть люди. Скорее всего — бушмены.
— Кто? — настороженно спросил Найденов.
— Успокойтесь. Бушмены вполне миролюбивы. Вот увидите. Они кочевники. Любимое их занятие — охота. В шестом веке грозные племена Банту, пришедшие с территории современного Чада и Камеруна, оттеснили народы Боскопойды, предков нынешних бушменов, далеко на юг. С тех пор они здесь и кочуют. Их маршруты в основном пролегают от истоков Замбези к водопаду Виктория, или, как они его называют, «Мози-оа-Тунья», что означает «Рокочущий дым». А потом они углубляются в просторы пустыни Калахари.
К профессору и майору подошел Санчес. Он тоже заметил стоянку бушменов и не испытывал никакой радости от возможной встречи.
— Профессор, мне кажется, не стоит мешать аборигенам. Давайте обойдем их лагерь стороной...
— Ни в коем случае! — возмутился Вентура. — Это такая удача...
Хотя, разве вы поймете, — махнул он рукой, решив не объяснять научной ценности предстоящего знакомства.
— И все-таки придется обойти, — упрямо возразил Санчес.
— Тогда вы идите в какую угодно сторону, а мы с молодым человеком пойдем в гости.
— Не пойдете. Мне поручено охранять вас, и за вашу жизнь я отвечаю головой. — Санчес был неумолим. Ведь встреча с бушменами нарушала конспирацию, столь необходимую для их передвижения.
Профессор вдруг рассмеялся.
— Полковник, неужели вы думаете, что бушмены сидят и ждут нашего решения — навещать их или нет? Успокойтесь, они давно нас засекли и внимательно следят за нашим продвижением.
Как бы в подтверждение слов Вентуры из тростника показался пучок перьев, а потом маленькая круглая голова желто-коричневого цвета с правильными чертами лица.
РУБЦОВ
Обратный путь Рубцов почти весь пробежал. Бежал небыстро, но не останавливаясь. Бежал налегке. Даже не взял автомат, только пистолет и насадку-глушитель. Рация осталась у Сантуша, поэтому подполковник пребывал в полном неведении, уверенный в одном: раз Женька взмолила его о помощи, значит, у вертолетов происходит что-то непредвиденное. Тут же вспомнился Рубцову странный разговор между Емельяновым и Санчесом в госпитале. Они говорили по-испански. Подполковника тогда не интересовали их секреты. А то, что секреты были, — точно. Иначе объяснялись бы при нем по-русски. Единственное слово, проскользнувшее в их разговоре и понятое Рубцовым, — вентиляторы. В военном обиходе так говорят о вертолетах. Жаль, что не вник тогда. Теперь приходится бежать в полной неизвестности.
Наконец высоко в небе показалась необъятная крона баобаба, под которым расположился лагерь. Рубцов перешел на шаг, чтобы отдышаться и расслабиться. Как ни тянуло узнать о происходящем возле вертолетов, подполковник заставил себя усесться под огромным валуном метров семи в высоту и высоко поднять ноги, примостив их на древовидный коренастый папоротник. Лучший способ восстановить силы. Но отдыхать пришлось недолго. Вдоль спины возникло какое-то беспорядочное движение, и в шею впились сразу дюжины иголок. Рубцов вскочил. Оказывается, он собрался отдыхать, привалившись спиной к термитнику.
Пока подполковник подпрыгивал и матерился, сбрасывая с себя нахальных термитов, усталость и напряжение исчезли сами собой. Припадая к земле и сливаясь с ней своим пятнистым комбинезоном, Рубцов осторожно приближался к лагерю. Весь баобаб, под которым они ночевали, открылся его взору. Но палаток почему-то не было. Зато увиденное превзошло все ожидания. Три огромных ангольца из числа оставшихся с советскими летчиками прижали к стволу баобаба, более похожему на стену, медсестру Женьку и скобами прибивали к дереву ее распятые руки. Женька извивалась всем телом, мотала головой, кричала, но усилия ее были бесполезны.
