Валерий Еремеев - Приговоренный
– И чего ты замолчал? – сердито сказал Сыч. – Или мне информацию из тебя клещами вытягивать? Давай, ораторствуй дальше.
– Там один дом в частном секторе взорвался дней десять назад. Времянка. Жилая. По предварительным данным взрыв бытового газа, но экспертиза еще проводится. Есть погибшие, но точное количество тоже неизвестно. Рвануло сильно. От тел почти ничего не осталось. Может, эксперты и смогут сказать, сколько всего погибло, двое, или трое, или больше. Только когда именно они это скажут, эксперты и сами не знают. Опознали только одного человека, и то только потому, что он в момент взрыва на улице находился. Его дверью времянки об дерево шмякнуло. Скорее всего этот случай посчитали бы чисто бытовым, хозяйской оплошностью, но при трупе, что был на улице, обнаружили пистолет марки «беретта». Пистолет чистый, а его владелец тоже принадлежал к «заводским».
Пустовит замолчал. Сыч, подождав немного, полез в ящик стола.
– Сейчас, в натуре, клещи возьму, – сказал он, и когда достал руку из ящика, в ней действительно были небольшие пассатижи с зелеными изолированными ручками. – Мы о ВАЗ-2114 говорили.
– Автомобиль видели рядом с домом. Нашелся даже человек, который запомнил номера. Их пробили. Так и есть, ВАЗ-2114 «Лада», цвет совпадает. Востриков взял взвод «Сокола», поехал к хозяину домой и устроил там маски-шоу. Но прокол вышел. Хозяин – преподаватель истории в педуниверситете. Алиби железное, как у него, так и у автомобиля. Тогда решили, что свидетель напутал. Только теперь понятно стало – номер на тачке Козлюка самопальный. Специально, видимо, срисовал в городе с автомобиля такой же модели, как у себя, и потом привинчивал, когда на какое-нибудь рисковое дело ехал. А настоящий номер у его машины совсем другой. Вот теперь точно все, Руслан Петрович, – закончил Пустовит, с опаской косясь на пассатижи.
«Заводской» называлась крупная организованная преступная группировка, возникшая в промышленном районе города, откуда и происходило ее название, в девяностые годы прошлого века, которая держала под своим контролем половину крупного и среднего бизнеса. Впоследствии всех, кто стоял у истоков этой организации, либо перебили в междоусобной борьбе, либо посадили. Были и такие, кто, сменив кожанку на костюм от Гуччи, превратились в уважаемых теперь людей. «Заводскими» же теперь называли себя все кому не лень, в основном молодая поросль гопников, среди которых лишь изредка, но встречались и матерые волки.
По слухам убитый Пасечник тоже некогда отстегивал «заводским», силами которых, собственно, и был организован рейдерский захват ресторанно-гостиничного комплекса и ликеро-водочного завода Тараскина-старшего, хотя прямых доказательств этому не было.
– Хорошо, – кивнул Сыч, пряча пассатижи. – Продолжай заниматься Козлюком. Под кем ходил, с кем дружил, ну ты понял. И максимум осторожности. Это, кстати, касается всех. Кто без табельного оружия – немедленно получить. Сами видите, что происходит. Богомаз Коля, свяжись с налоговой, пусть организуют документальную проверку благотворительного фонда «Щит». Какие там бумаги от нас нужно, подготовь.
Потом взял слово Таратута, который сказал, что с налоговой пусть свяжется кто-то другой, Богомаза же он собирается срочно послать в командировку в другой регион, в связи с делом о перестрелке в районной больнице.
– «Белый ниндзя»? – уточнил Богомаз.
– Он самый. Информация пришла – тот, кого там укокошили, тоже из нашего города. И тоже, думаю, из «заводских». Посмотришь на тела. Если что, поможешь коллегам.
– Пусть бы сами запрос по жмурикам и присылали. А мы, если что, подтвердили бы или опровергли. Оперативки на них прислали бы. Чего ехать?
– Собираетесь со мной поспорить? – строго поинтересовался Таратута.
Богомаз помотал головой: нет, не собираюсь.
– Я вас не просто смотреть на трупы отправляю, – уже мягче уточнил суть задачи начальник. – А вообще обстановку разведать. Есть информация, что местные хотят на нас все стрелки перевести. Мол, ваши люди, вы и разбирайтесь. А нам только этого ниндзи не хватает. Поэтому вы за этим проследите и, если что, дадите мне знать. Я же приму меры, чтобы этого не произошло. Пусть аборигены сами землю роют.
Потом Таратута еще раз повторил суть заданий, уже озвученных Сычом, присовокупив, что от того, насколько успешно они будут реализованы, зависит судьба как Сыча, так и его подчиненных.
Когда Таратута ушел, Сыч отпустил всех и тоже стал собираться на выход. Себе он оставил самое, по его мнению, интересное, хотя с самим Юрцышиным никак не связанное – разговор с Ольгой Викторовной Басенко, психоаналитиком и бывшей подругой Юлия Тараскина, воткнувшей ему в спину нож в тот момент, когда он меньше всего этого ожидал. Раньше Сыч видел эту особу только мельком, собирался встретиться с ней еще до побега Тараскина, но все не представлялось подходящего случая.
Человеком она была занятым, Сыч это знал, поэтому еще до того, как собрать подчиненных, позвонил ей, чтобы предупредить, что придет к ней в офис. Ее координаты у него имелись.
– У меня сегодня выходной, – сонным голосом сообщила Басенко. – Если желаете, можем поговорить в кафе, или лучше приезжайте ко мне домой. Не хочу выходить.
– Если вам это удобно.
– Удобно, неудобно, какая разница. Мой адрес…
– Знаю.
Теплые солнечные деньки снова сменились резким похолоданием. На улице шел неприятный густо моросящий дождь, спасибо, что не снег. Не удивительно, что Басенко не хотела высовывать из дому нос.
– Прекрасно выглядите, Ольга Викторовна, – сказал Сыч, проходя в ее квартиру.
Сказал от души. Ольга Викторовна в самом деле выглядела и прекрасно, и свежо, как весна, невзирая на все погодные катаклизмы. Белоснежный, длинный, до пола, махровый халат, пушистые после душа, высушенные феном, расчесанные волосы. Даже успела наложить легкий, едва заметный макияж. Она была недоступной, но притягивала к себе, причем притягивала в самом низменном, физическом плане.
Вешая в прихожей куртку, Сыч понял, что его мысли о хозяйке дома, только что такие упорядоченные и взвешенные, вышли за рамки расследуемого дела и, закусив удила, понеслись как норовистые кони.
– Я еще не завтракала, составите мне компанию? – запросто сказала она, словно давнему знакомому.
Сыч растерялся еще больше.
– Я бы выпил чего-нибудь. В горле пересохло.
– Прекрасно. Вам чаю, кофе, горячего молока?
– Воды, просто воды.
– Воды? Нет, лучше чаю. Проходите на кухню. Чувствуйте себя как дома, я сейчас.
«Теперь понятно, почему Тарас был так к ней привязан, – думал Сыч, провожая ее взглядом в комнату, – только слишком уж она взрослая для него. А вот мне бы была в самый раз».
Майор был женат уже двадцать один год. Его супружеская жизнь давным-давно лишилась следов какого бы то ни было романтического налета и напоминала теперь попытки мирного сосуществования СССР и США времен холодной войны. Особенно это стало заметно после того, как супруга взяла себе за привычку часто обижаться на него по разным пустячным и часто противоречивым поводам. За то, что оставил после себя немытую посуду, или за то, что помыл посуду, но не так, как она, расставил чашки. За то, что постоянно пропадает на работе, или наоборот – за то, что пришел слишком рано и теперь ей надо идти разогревать ужин, когда она хотела в тишине и спокойствии посмотреть свою любимую телепередачу. Обидевшись, она не устраивала скандалы, как в других благополучных семьях, а замыкалась в молчании, которое могло длиться очень долго, до месяца и больше. Со временем Руслана Петровича даже стало устраивать такое положение дел, потому что, когда период молчания все-таки кончался, выяснялось, что разговаривать им в общем-то и не о чем.
Отогнав от себя эти ненужные и далеко не служебные мысли, Сыч сел за обеденный стол и, следуя совету хозяйки, постарался чувствовать себя свободно.
– Надеюсь, вы ко мне домой не Юлия Сергеевича пришли искать? До вас уже искали. Даже пса приводили. Все углы у меня обнюхал, – сказала Ольга, ставя на плиту чайник.
Насмешливый тон, с каким была сказана фраза, задел Сыча. Он разозлился и наконец-то посмотрел на Ольгу уже не как мужчина, а как обычный функционер.
– У Тараскина хватило мозгов убежать из тюрьмы, а значит, хватит для того, чтобы не приходить к вам. Тем более после того, как вы его туда и засадили.
Губы Ольги дрогнули. Громко звякнула брошенная в мойку столовая ложка.
– Во-вторых, домой к себе вы меня сами пригласили, – довольный, закончил Сыч, как ни в чем не бывало.
– Все верно. И уже начинаю об этом жалеть. Вы вообще в каком качестве сюда пришли? Как лицо официальное или как частное?
– Для вас есть разница?
– Есть. Потому что если вы милиционер, то почему вы упрекаете меня в том, что я сообщила про Юлия? Разве вы сами после каждого громкого преступления не кричите на всех углах: просим всех, кто может помочь установить личность преступника, обращаться к нам, исполните свой гражданский долг, и так далее, и тому подобное? Ну вот и помогла. Исполнила. И что?
