Валерий Еремеев - Приговоренный
Козлов принялся ругать тех, кто принимает плохие законы, «защитничков природы», как он их называл, так что Сычу пришлось снова направлять разговор в нужное русло:
– Так что с Чикалюком? Ну, пришел он к вам, и что?
– Да ничего. Как пришел, так и ушел. Охота с подсадной крякушей – вещь хорошая, но закон ради этого я сам нарушать не буду и другим не позволю. Так я ему и сказал.
– То есть рылом он не вышел? – вставил Качибадзе, но Сыч строго дернул его за рукав, спросив в свою очередь:
– А как же все-таки он оказался в вашей компании?
– А так, – прикрывая рукой рот, словно собираясь зевнуть, ответил Козлов. – Дней через десять после разговора с Серегой, как специально, приезжает ко мне покойный Иван Семенович Лапов и говорит, что скоро, мол, утки полетят и как бы ему хотелось с подсадной пострелять. Только где ж ее раздобыть, подсадную. Там, где весенняя охота разрешена, ее можно купить или взять напрокат. Но здесь крякуш никто не держит. Какой смысл, если все равно охотиться нельзя? Я сразу о Сереге вспомнил. Телефончик он мне свой оставил, ну я и позвонил. Вот и все. Охота, правда, так и не состоялась. Бедняга Иван Семенович, кто бы мог подумать.
– Так, Виталий Егорыч, – решительно сказал Сыч. – Сейчас мы с вами вернемся в дом вашего друга пасечника, надеюсь, у него найдется бумага, и там все, что вы тут нам рассказали, вы напишете.
Козлов посмотрел в строгие глаза Сыча, потом в не менее строгие глаза Качибадзе и решил не спорить.
– Ладно, только если вы сами писать будете. И только то, что я вам сказал. А то я бумагу не подпишу.
Пасеку покидали одни. Козлов остался в доме, где они с пасечником решили еще раз помянуть Лапова. Пока писали показания, майору несколько раз звонили на мобильный, но он неизменно сбрасывал вызовы, стоило ему только взглянуть на дисплей.
– Кто это вам постоянно наяривал? – поинтересовался Качибадзе, когда они шли к оставленной на проселочной дороге «Таврии».
– Вован.
Качибадзе сразу догадался, о ком речь.
– Таратута! И вы сбрасывали его звонки?! Ему ведь наверняка доложили о двух трупах в городе и о том, что мы были рядом. Он хотел услышать объяснения, а вы… Он теперь вас на куски порвет.
– А тебе, значит, жалко меня?
– Вас нет. Мне себя жалко. Вы хоть и не подарок, но я к вам уже привык. Даже когда вы меня на три буквы посылаете, не обижаюсь. Подстраивайся теперь под нового, которого вместо вас назначат.
– Спасибо за искренность, Давид. Я тебя успокою. Никто меня на куски не порвет. По крайней мере, в ближайшем обозримом будущем. Я слово волшебное знаю. Как только Таратута его услышит, сразу шелковым сделается. Увидишь.
– Раз вы такой добрый, то может, объясните, что происходит? Какой смысл во всей этой утиной охоте? Почему убили Чикалюка? Какой смысл в показаниях этого Козлова? А то все молчите, все скрываете. А меня, между прочим, чуть не подстрелили сегодня. Так что имею право.
– Ничего я от тебя не скрываю. Просто хочу, чтобы ты сам, своим умом до всего дошел. Я знаю ровно столько, сколько и ты. А я уже сейчас готов назвать тебе имя заказчика убийств Лапова и Пасечника.
Качибадзе подождал продолжения, а когда понял, что его не будет, обиженно засопел.
– Хочешь подсказку? – сжалился Сыч. – Помнишь, как егерь произнес одну фразу, цитирую: «…Через десять дней после разговора с Серегой, как специально, приезжает ко мне покойный Иван Семенович Лапов и говорит, что скоро, мол, утки полетят…». Так вот ключевые слова здесь «как специально». И сегодняшнее веселое настроение Чикалюка – это, кстати, тоже подсказка. Так что думай.
Качибадзе немедленно принялся думать и так ушел в себя, что не заметил большой ямы на дороге, куда угодил правым колесом.
– Да чтоб тебя самого приподняло да треснуло! – крикнул Сыч, подлетевший до крыши кузова. – Смотри за дорогой лучше, а ребусы решать будешь после, Эйнштейн.
Качибадзе, у которого начался приступ кашля, не ответил.
* * *Таратута если не стал шелковым, то по крайней мере был очень близок к этому состоянию, чем немало удивил секретаршу Жанну Игоревну Снегову.
Весь вечер у Жанны Игоревны было плохое настроение. По поручению Таратуты она отпечатала и отнесла ему на подпись проект письма «наверх» с просьбой начать против майора Сыча служебное расследование на предмет соответствия занимаемой должности. И теперь грустила, потому что давно была тайно влюблена в этого человека. Высокий, сильный, опытный, с седыми висками, в которых было что-то английское, грубоватыми, но мужественными чертами лица, он казался ей идеалом мужчины. А его руки! Такие сильные, уверенные. Чего бы она не сделала, чтобы оказаться в этих руках. Увы, предмет ее сердечных страданий не замечал ни этих пылких многообещающих взглядов, ни того, как, проходя мимо по коридору, Жанна Игоревна старалась как бы невзначай прикоснуться к его одежде, ни ее особенно ласкового голоса, когда по телефону внутренней связи она сообщала майору о предстоящем совещании. Только один раз перед 8 Марта он подарил ей шоколадку, и то, наверное, потому, что был навеселе.
– На месте? Доложите про меня, – равнодушно произнес майор, войдя в приемную, совершенно не обращая внимания на ее декольтированную кофточку, надетую исключительно для него.
«Бедняжка. Даже не подозревает, какие неприятности его ждут за этими дверями», – думала Жанна Игоревна, снимая телефонную трубку.
– Входите, Руслан Петрович, – пролепетала она.
Он вошел. Даже не взяв себе труд поблагодарить ее. Пусть это был бы молчаливый кивок, но все равно. Хоть какой-то знак внимания. Ну и черт с ним. Чурбан долговязый. Пусть его снимают с должности, пусть его даже переведут в другое место. Тем лучше, она забудет его, и ее страданиям наступит конец.
Через десять минут дверь дернулась. Жанна Игоревна уставилась на нее, гадая, насколько подавленным и разбитым выйдет оттуда мужчина ее мечты. Но вместо Сыча она увидела просунутую в щель голову Таратуты.
– Жанна Игоревна, сделайте нам с Русланом Петровичем кофейку. Мне без сахара. Благодарю.
Эта перемена в настроении шефа так удивила секретаршу, что она, забыв о поручении, долго сидела без движения. Только потом спохватилась, включила электрочайник, загремела чашками.
Волшебным словом, заставившим Таратуту сменить гнев на милость, было следующее – «Юрцышин». Подействовало оно, правда, не сразу.
– Не может быть! Юрцышин – заказчик! Не говорите ерунды.
Майор пожал плечами и стал терпеливо ждать, пока Таратута хорошенько вникнет в то, что он только что услышал. Это произошло даже раньше, чем он предполагал. Скепсис в глазах начальника быстро сменился радостным возбуждением:
– Излагайте.
Сыч изложил. Отправной точкой его умозаключений послужило ружье Лапова. Такой опытный и заядлый любитель охоты не мог взять с собой нестреляющее ружье. Вторым пунктом стало появление в компании нового человека, который назвался егерю опытным мастером охоты с подсадной уткой и через несколько дней сам Лапов предложил егерю отправиться на утиную охоту. «Как специально», – сказал егерь Козлов. Это и было специально. Лапов и Чикалюк знали друг друга и раньше. Чикалюк приходил к Лапову с просьбой уговорить руководителя фонда «Щит» дать средства для лечения ребенка. Официально «Щит» выделил смехотворную суму. Но деньги Чикалюк откуда-то получил. От некоего спонсора, имя которого не назвал даже супруге. Теперь понятно почему. Деньги ему дали не просто так. Он должен был их отработать. Как? Подстрелив на охоте Юрцышина. Для этого Лапов и ввел его в их компанию, но ввел так хитро, чтобы никто не заподозрил его причастности. Для этого и замок от ружья оставил, чтобы уж совсем от подозрений застраховаться. Вот только Юрцышин нанес удар раньше, потому что каким-то образом узнал о готовящимся покушении. Потому и на охоту не поехал. Боялся, что Чикалюк и без Лапова дело до конца доведет. А теперь и вовсе киллера к нему послал.
– Но какие у них могут быть мотивы? Они ведь всегда друг за друга держались. Юрцышин и эти двое.
– Держались до поры до времени. Пасечник с Лаповым вбухали в него много денег во время прошлогодних выборов. Поддерживали его.
Юношеские глаза Таратуты метнули молнии:
– Ну, насчет поддержки это вы мне не рассказывайте, знаем, что это за поддержка была.
Сыч молчал. Он не хотел говорить про свою прошлогоднюю болезнь, так как знал, что таким образом подставит Николая Богомаза, который исполнял обязанности начальника отдела, пока Сыч болел. Богомаз до сих пор подозревал его в симуляции и злился из-за этого. Не верил, что Руслан Петрович и вправду был болен.
– Ладно, кто старое помянет… Люди подневольные, а приказ есть приказ, понимаю, – смягчился Таратута. – Что дальше?
– Деньги, вложенные в Юрцышина, надо было либо отбивать, либо возвращать. Юрцышин, как известно, потерпел поражение, стало быть, полноценно отбить деньги не мог. Вернуть тоже не мог либо не желал. И, видимо, решил одним махом избавиться и от Пасечника, и от Лапова, а заодно и от долгов. Между ними самая настоящая гонка пошла, кто кого первым замочит. Кто победил – вы знаете.
