Геннадий Прашкевич - Бык в западне
— Спасибо, добрые господа кавказцы! Не пожалейте денежек на молитвы за вечный мир, за труд и счастье, за мирное небо над головой! Не пожалейте опытному старому инвалиду на восстановление несчастных кавказских земель и городов, разрушенных жестокой войною!
— Как ты их, придурок, собираешься восстанавливать? — негромко спросил Куделькин.
— Уйди! Не засти солнце! — не оборачиваясь, совсем как Диоген, ответил Недопырка.
— И все же… Как?
Колька Недопырка умолк. Он вдруг что-то почуял.
Кавказцы в папахах тоже насторожились. Кажется, пяток минут они еще собирались погреться в лучах неожиданной славы.
— Как ты собираешься восстанавливать несчастные кавказские земли и города, разрушенные жестокой войною, придурок? — наступив твердым каблуком на откинутую в сторону ногу сидящего на земле Кольки Недопырки, спросил Куделькин.
Колька Недопырка понял, что влип. Взвизгнув коротко, по-бабьи, он попытался резко отпрянуть в сторону, но Куделькин крепко прижал кривую ногу опытного инвалида Недопырки к мирной сибирской земле
— Послушай, дорогой, да? — укоризненно покачал головой один из кавказцев. — Зачем инвалида обижаешь?
— Подойди сюда, — негромко, но деловито попросил Куделькин кавказца, стараясь не вызвать излишнего интереса у торопящихся к метро прохожих. — Читать умеешь?
— Послушай, зачем обижаешь, да? — уже с угрозой начал кавказец, но, взглянув на удостоверение Куделькина, сразу сбавил тон. — Твое дело, дорогой. Сам разбирайся, да? Мы мимо шли.
Крепко надавив каблуком на прижатую к земле кривую ногу Кольки Недопырки, Куделькин сказал:
— Выбор у тебя небогатый, придурок. — Мысленно Куделькин будто вновь обернулся и увидел лежащего на земле капитана Ларина со служебным «стечкином» в откинутой руке. Ему будто снова пахнуло в нос растревоженной лопатами рыхлой землей. — Или ты прямо сейчас скажешь, где найти Груню, или я упеку тебя на несколько месяцев в тюрьму.
— За что? — нагло ответил немного пришедший в себя Колька Недопырка. — Двести девятую давно отменили. Борис Николаевич лично отменили. Бродяжничество и попрошайничество нынче не грех, а сурьезная работа. Не так, что ли? Кто подаст бедному инвалиду, собирающемуся выпить за здоровье господина президента России? — торжествующе и нагло вскрикнул Недопырка на всю привокзальную площадь, все так же тщетно пытаясь выдернуть свою хилую ногу из-под тяжелой ноги Куделькина.
Куделькин усилил нажим. Недопырка взвизгнул.
— Я сейчас тебе ногу раздавлю, придурок… — все так же негромко предупредил Кольку Недопырку Куделькин. Он с ненавистью глядел на бело-зеленую громаду вокзала, на шумные потоки равнодушных прохожих, то сливающиеся, то вновь разъединяющиеся, то вновь распадающиеся на отдельных людей. — Сразу говори. Где Груня?
— Ага, — нагло ухмыльнулся инвалид, выдернув наконец ногу из-под ноги Куделькина — Так я тебе и сказал!
И вдруг засмеялся. Он щурил недобрые, пронырливые серые глаза, взмахивал угловатыми бровями, тыльной стороной ладони утирал горбатый нос и смеялся.
— Крыша поехала?
— Крыша у меня на месте. А смеюсь я потому, как дурак ты, — грамотно объяснил Куделькину вконец успокоившийся бомж. В толпе он явно чувствовал себя в безопасности. Настолько в безопасности, что уже откровенно смеялся над Куделькиным. — Я не кавказец, ты меня никаким удостоверением не испужаешь. Я за нынешнего президента голосовал. А смеюсь потому, что ишь ты какой, вот решил прямо на Груню выйти! Ишь ты какой, на кого решил выйти! На самого Груню! Груня у нас полковник! Он не на таких, как ты работает. Испужал! Вот я, к примеру, нужен Груне! — хвастливо ударил кулаком в грудь бомж. — У меня с Груней все душа в душу. Я ему денежку несу, а он ко мне со всем уважением.
— А чего ж это полковник сидит без денег?
— Это я сижу без денег, — поправил опытный инвалид Куделькина, почти уже и не замечая его. — Деньги мне нужны, а не Груне. Груня что? Груня человек большой. Груня на службе. Ему здесь сидеть некогда. Ему не за то платят. Груне платят за его службу. Он не на кого-нибудь, он на родину служит. Понял? Он, скажем, придет в скверик, полежит, подумает, а пара пацанов его охраняет, не дает людям мешать Груне. Он ведь знаешь какой? — вдруг угрожающе спросил Колька Недопырка. Видимо, он впрямь не умел молчать. Язык у него не терпел молчания. — У Груни теория. Он когда засыпает, сразу говорит, что будить его не надо. Пока сам не проснется, не будить. И сами, говорит, когда спите, никому не позволяйте себя будить. А то ведь такое может случиться!.. — Бомж подвигал угловатыми бровями. — Вот я, скажем, сплю, а ты меня решил разбудить. Вроде простое дело. А на самом деле все может так обстоять, что весь этот поганый мир только мне одному и снится. Понял? Только мне одному! Я проснусь, а ты, дурак, исчезнешь, и все эти дураки исчезнут, — указал Колька Недопырка угловатыми бровями на торопящихся с поездов и на поезда людей. — Ты вот пойдешь и разбудишь Груню, а если весь этот поганый мир, правда, только одному Груне снится? И мы с тобой тоже только ему одному снимся? А? Мы же исчезнем! Ты, дурак, Груню разбудишь, а мы все исчезнем! — торжествующе и нагло заорал бомж. — Груня- то останется, а мы исчезнем! Поэтому вали отсюда! Вали! — заорал Недопырка уже в полный голос. — Ишь, Груня ему понадобился! Вали, пока я корешей не позвал!
Коротким, почти незаметным движением Куделькин ткнул прямыми пальцами чуть ниже третьего ребра инвалида. Колька Недопырка поперхнулся, побледнел и медленно осел на землю. В уголках Колькиных узких губ запузырилась бледная пена. Он мычал, пытаясь что-то выговорить, но не мог выговорить ни слова. Собственно, у него даже звуки не выговаривались. Так, мычание… А иногда шипение… Или слабый свист, вроде как у больного сурка…
Куделькин присел на бетонный парапет. Не глядя на задохнувшегося бомжа, он вытащил из кармана сигареты и закурил. Он не смотрел на часы. Он знал, что бомж придет в себя минут через пять. Ну, от силы через семь. Можно на часы не смотреть. Проверено. Вся эта история с кавказцами, и с каким-то Полковником, которому снится весь этот поганый мир, тяжело и странно возбуждала Куделькина. К тому же он действительно здорово устал. Он смотрел на бомжа с ненавистью.
— Ну, отсуетился? Или как? Не будешь больше суетиться? — спросил он страдающего инвалида.
— Не буду, — скорбно повел угловатыми бровями с трудом пришедший в себя Недопырка. Его немножко трясло, густые брови подрагивали.
— Где Груня?
— Спит в скверике. Ну, знаешь скверик у перехода?.. Вон там внизу, сразу за магазином… — безропотно указал Недопырка. — Мы ж договорились, я ему обед принесу…
— У него что, своих денег нет?
— Ну да! У Груни-то! — с трусливой гордостью, но уже сломленный, заявил Колька Недопырка. — Груня большой человек. Он знает, что к чему. Он на действительной службе. Он нам доверился. Только я ведь тоже работаю, мне навыки терять ни к чему. А Груня у нас большой человек. У него специальное задание. У него всякие документы есть. Он если захочет, в ночлежке может ночевать, в самой лучшей комнате.
— Почему его зовут Полковник?
—А он полковник по званию. Ты больше не будешь меня бить? — трусливо спросил бомж.
— Только один раз, — сухо ответил Куделькин и опять ткнул прямыми пальцами под третье ребро инвалида.
Колька Недопырка даже вздрогнуть не успел. Он снова безвольно осел на землю и выпустил пузырек пены с левого уголка губ.
Это серьезнее, равнодушно отметил про себя Куделькин, уже не глядя на густую толпу, мощно и стремительно продолжающую переть к метро и из метро. Теперь Недопырка вот так безучастно просидит минут двадцать. Вполне достаточно для того, чтобы сходить до скверика к магазину и вернуться обратно, если полковника Груни в скверике не окажется.
Если полковника Груни в скверике не окажется, я непременно вернусь к этому инвалиду, брезгливо решил Куделькин.
Его тошнило от мохнатых угловатых бровей. Брови Кольки Недопырки вдруг показались ему искусственными. Будто вырезаны из клочков черной шкуры.
Бомжа Груню Куделькин нашел там, где он и должен был находиться.
Завернувшись в ватную поношенную телогрейку, Груня лежал на боку в тени уютных невысоких кусточков, прямо под мошной железной башней электроопоры. Метрах в пяти от Груни в жухлой траве так же крепко спали два оборванных паренька, наверное, охрана Полковника.