Масонская касса - Андрей Воронин
— Хороша елочка, — внезапно сменил тему разговора Потапчук. — Только уж очень взрывоопасная. Пожарника на тебя нет!
— Угу, — промычал Слепой. — Вы на меня еще санэпидемстанцию натравите. Пускай обследуют мой тайник с оружием на предмет санитарии и гигиены. А то вдруг я кого-нибудь замочу из плохо простерилизованного ствола!
— Кстати, о стволах и всем прочем, — проигнорировав попытку агента пошутить, сказал генерал, и Глеб с облегчением подумал: «Наконец-то!» — Помнишь, в твоей жизни был период, когда ты охотился на генералов?
Глебу не без труда удалось сохранить непроницаемое выражение лица, и он уже далеко не впервые порадовался, что глаза у него спрятаны за темными очками. Вот так вопрос! Да, такой период в его жизни действительно был, но они с Федором Филипповичем старательно избегали этой темы, поскольку в то время Потапчук являлся одним из тех, на кого небезуспешно охотился взбунтовавшийся агент по кличке Слепой. События тех дней были табу, и упоминание о них, прозвучавшее из уст генерала, Глеб воспринял как еще одно очень недоброе предзнаменование. Воистину, загадки, которыми сегодня изъяснялся Федор Филиппович, звучали чертовски мрачно! Их даже не хотелось отгадывать…
— Навык не утратил? — продолжал Потапчук, верно истолковав молчание Глеба.
— А чего его утрачивать? — стараясь говорить легко и небрежно, удивился Глеб. — Генерал — такая же мишень, как любой другой человек. Разве что более крупная, — он показал руками, какая это крупная, солидная мишень генерал, отставив ладони на полметра от боков, — и менее подвижная. Прицелился, нажал — и ваших нет. А что, кто-то из коллег ни в какую не хочет уходить на пенсию?
— Есть один человек, — медленно, словно все еще не будучи до конца уверенным в том, что этот разговор следует довести до логического завершения, произнес Федор Филиппович. — Его все равно уберут, причем в самое ближайшее время. Он вызвал подозрение, и на нем поставили крест. Короче, он уже покойник, хотя еще продолжает барахтаться. Но, если мы с тобой возьмем его ликвидацию на себя, это поможет нам заработать пару очков… Черт, гадость какая! Говорю, а во рту такое ощущение, будто дерьма наелся!
— Так, может, не стоит связываться? — осторожно предложил Глеб. — Подумаешь, пара очков!
Вместо ответа генерал поднял с пола свой потрепанный портфель, щелкнул замочком и, откинув матерчатый клапан, положил на крышку журнального столика фотографию.
— Михаил Андреевич Скориков, — сказал он. — Генерал-майор ФСБ, правая рука генерал-лейтенанта Прохорова.
— Видная фигура, — сказал Глеб. — А он на нас не обидится? Я имею в виду, вдруг правая рука ему не менее дорога, чем левая?
— Он будет нам очень благодарен, — сказал Потапчук. — Только его благодарность, знаешь… Словом, имей я выбор, я бы без нее с удовольствием обошелся.
— Вы хотите сказать, что вынесенный этому Скорикову приговор — штука заразная? — подсказал Глеб.
— Заразнее птичьего гриппа. Ты еще можешь избежать заражения, про тебя никто не знает, а я… Словом, я уже инфицирован.
— Ого, — сказал Глеб и сел ровно, тихонько скрипнув кожаной обивкой кресла. — А лекарство?..
— Лекарство добыть труднее, чем молодильные яблоки или смерть Кощееву. Если оно вообще существует, это лекарство… Кое-какие наметки у меня имеются, но все это… так…
Федор Филиппович неопределенно покрутил в воздухе раскрытой ладонью, показывая, чего стоят имеющиеся у него наметки. Глеб внимательно посмотрел на него поверх очков и принялся без необходимости разглядывать фотографию генерала Скорикова.
— Рассказывайте, — предложил он через некоторое время. — Или это секрет?
— Конечно, секрет, — вздохнул Федор Филиппович. — А ты уверен, что хочешь его узнать? Сделаешь шаг, и дороги назад уже не будет.
— Первая заповедь уважающего себя солдата: своих на поле боя не бросают, — напомнил он.
— Это дерьмо, а не заповедь, — скривился Потапчук. — Продукт нашего времени. Каких-нибудь сто лет назад об этом никто даже не думал, потому что солдат, взятый противником в плен, мог рассчитывать на вполне цивилизованное, человеческое обращение. А потом пошло — Корея, Вьетнам, Афганистан, Чечня, пытки, промывание мозгов… Отсюда и твоя заповедь. Нашел на что ссылаться!
— Но мы-то живем не сто лет назад, — заметил Глеб, — и я лично эту заповедь усвоил раньше, чем параграфы строевого устава. Так что не покушайтесь на святыни, товарищ генерал-майор! Лучше рассказывайте, каких таких дел опять натворил наш генералитет.
— На этот раз, — печально сообщил Федор Филиппович, — наш генералитет просто выполнял приказ. И не только наш, кстати.
— Ах, приказ! — неизвестно чему обрадовался Сиверов. — Их бин дойче зольдат, йа?
— Вроде того, — кивнул генерал. — В смысле, натюрлих яволь. Вот этот Скориков, — он постучал пальцем по фотографии, — почти ровно четыре года назад получил задание сопровождать некий груз. Принять груз под охрану он должен был на территории Грузии, а сдать, сам понимаешь, у нас, в России. Груз прибыл точно по расписанию на тяжелом транспортнике ВВС США в сопровождении звена истребителей и подразделения одного из американских флотов, расквартированного на территории Турции.
— Ого! — вставил Глеб, не скрывая изумления. — Это ж целое вторжение! Ну ладно, транспортник. Но истребители, корабли… Это же готовый международный скандал! Странно, что я ничего об этом не слышал.
— Молодец, — сказал Потапчук, — зришь прямо в корень. Об этом никто ничего не слышал, даже я. Конечно, были люди, на глазах у которых все это происходило, но все они имели приказ: молчать и не препятствовать, а потом забыть. Даже те, кому было поручено сопровождать груз, ничего не знали о его характере. Скорикову были обещаны генеральские погоны, теплое местечко в управлении и приличное денежное вознаграждение, а остальные были просто спецназовцы, привыкшие работать на чужой территории и не задавать вопросов.
Глеб беззвучно поднялся и, задумчиво кивая, направился в угол, к кофеварке. Он стоял вполоборота к Федору Филипповичу и методично совершал предшествующие употреблению любимого напитка манипуляции. То, как он это делал, напоминало процесс приведения в состояние боевой готовности некоего секретного оружия; впрочем, данная ассоциация могла быть вызвана тем, что Федор Филиппович знал, с кем имеет дело. Глеб самым естественным образом ассоциировался с оружием просто потому, что сам являлся оружием — безотказным, высокоточным и мощным.
— Скориков принял груз, — продолжал генерал. — Груза оказалось много — полный самолет, больше ста тонн. Так что в путь тронулись целой колонной, с двумя бронетранспортерами сопровождения. А где-то в приграничном районе у них вышел какой-то инцидент с российскими миротворцами. В результате упаковка груза была слегка повреждена, и Скориков обнаружил, что везет, оказывается, шесть фур, доверху набитых стодолларовыми
