Вирус ненависти - Александр Александрович Тамоников
— Это, похоже, они, Виктор. По всем признакам. И голову морочили, руками стаскивая легковушку с дороги здесь, а грузовик объехал за километр и тоже свернул к лесу.
— Много их, как думаешь? — спросил Буторин, покусывая травинку.
— Человек десять или около того. Основная масса толкала легковушку, а грузовик, судя по глубине следа, ехал пустой. Хотя спорный факт, согласен.
— Ну? Что делаем? Они могли нас не заметить, хотя мы там такую клоунаду устроили на дороге, что только слепой бы ничего не понял. Но, с другой стороны, им невыгодно вступать с нами в бой, им втихую уйти надо, раствориться в лесу. К месту боя, рано или поздно, мы подтянем дополнительные силы, и обороняться им в лесу или на другой позиции смысла нет. Все равно их карта бита. Здесь не линия фронта!
— Давай так, Виктор. Ты идешь по следу и, если тебе встретятся немцы, связываешь их боем. Мы в этом случае обходим их с флангов и блокируем в одном месте, не даем выскользнуть. Ну, а дальше действуем по обстоятельствам. Если силы у них велики, то вызовем подмогу. Быстро она не придет, но немцы же этого не знают. Будут контратаковать, пытаться прорваться с боем, а значит, понесут большие потери. Нам не обязательно брать всех живыми. Хотя бы командиров и вирусологов.
— Ну, из ученых вояки не очень хорошие. Думаю, возьмем их тепленькими. А вот охраняли их и ушли с ними эсэсовцы. Это точно.
Проводив взглядом Буторина и лейтенанта с несколькими автоматчиками, Шелестов подозвал своих оперативников и объяснил задачу. Разделившись, они с оставшимися автоматчиками Боровича отошли вправо и влево и двинулись в лес, держась параллельно группе Буторина. Колея от спущенного колеса машины была слишком хорошо видна. И Буторин искал взглядом лишь удобное место, куда немцы могли бы загнать машину, чтобы произвести ремонт или просто спрятать ее так, чтобы она не была видна с дороги. Пышный кустарник впереди на изгибе еле заметной лесной дороги вполне подходил для такого места. И вряд ли немцы тащили бы машину очень далеко. И оперативник отдал приказ к бою.
Командир роты сразу оценил ситуацию, понял знак Буторина и, продублировав команду своим бойцам, приказал двоим подползти, прикрываясь кустарником, и приготовиться к метанию гранат. Немцы вовремя заметили русских автоматчиков, но все равно не успели открыть огонь. Бойцы Боровича, прикрываясь стволами деревьев, открыли ответный огонь по врагу, выцеливая и отвечая короткими очередями. Немцев за кустарником видно не было, определить положение того или иного противника можно было по вспышкам. Ясно, что отстреливается охрана, а не сами вирусологи. Борович приказал пустить в ход гранаты. Взрыв, еще один, крики раненых, еще два взрыва, и одновременно автоматчики стали обходить немцев с двух сторон, поливая кустарник огнем из автомата.
Шелестов, услышав стрельбу, сразу отправил двоих бойцов вперед, чтобы проверить, нет ли там засады, а с остальными повернул и побежал на помощь Буторину. Сейчас с другой стороны спешили Коган и Сосновский, и немцы через минуту окажутся в клещах, откуда им не вырваться. Почти нет оврагов, понижений и кустарник встречается редко. Лес не очень густой, незаметно не улизнешь, и фашистам придется принимать бой здесь.
Перебегая от дерева к дереву, прикрываясь стволами, автоматчики Боровича все ближе подходили к фашистам. Немцы метались, пытаясь занять круговую оборону, но сделать на такой местности это им не удавалось. Слишком открытое пространство, слишком редкий лес. Шелестов видел, что часть фашистов одеты в немецкую форму, часть из них надели что-то из гражданского, двое были в форме красноармейцев. Дойдя до первого же убитого фашиста, он увидел эсэсовские петлицы на форме.
Пули свистели, возникало ощущение, что воздух просто наполнен летящим свинцом, то и дело со стволов деревьев летела кора, хвоя и сухие листья, когда в ствол попадала пуля. Резкий крик: «Граната», и автоматчики бросились кто на землю, кто за дерево. Мелькнула в воздухе «колотушка» немецкой гранаты, взрыв взметнул в воздух лесной дерн, в горле запершило от сгоревшей взрывчатки, и тут же навстречу выбежал и упал человек в советской форме. Он бросил автомат и закричал:
— Не стреляйте, я сдаюсь! Сдаюсь!
— Взять его, — гаркнул Борович и метнулся в сторону перебежчика, прикрывая его огнем. Но лейтенант не успел. Сухо прошелестела очередь «шмайсера», и солдат упал лицом вниз.
Шелестов выругался. Чуть было не получили «языка», да еще добровольного. Эх, не успели, не повезло! Он услышал крики, это по-немецки Сосновский призывал эсэсовцев сдаваться, гарантируя им жизнь. Но немцы отстреливались ожесточенно, отходя назад, теряя одного за другим своих товарищей. Через минуту все стихло, и только откуда-то тянуло горелым. Сушняк тлел от разрыва гранаты, стелясь серым дымом по земле. Оперативники поднялись и пошли вместе с автоматчиками Боровича осматривать тела убитых и искать раненых. Никаких машин в лесу не было, никаких объемных вещей, контейнеров тоже не было, только оружие.
Одиннадцать тел стащили на поляну, в кучу побросали оружие. Двое тяжело раненных лежали с краю и им пытались оказать помощь. Но ясно, что такое ранение грудной клетки, а у одного и ранение головы, не дает им шанса выжить. Шелестов увидел, как Сосновский и Коган вдруг бросились к автоматчикам и присели у какого-то тела на корточки. Шелестов поспешил туда же и увидел, что раненый был одет в красноармейскую форму. Кажется, это тот самый, который хотел сдаться и просил по-русски не стрелять.
— Ты русский? Говорить можешь? — начал допрос Коган, пока солдаты пытались перевязать раненого, бинтуя его раны вместе с плотными тампонами. У этого человека в двух местах были пробиты легкие, изо рта текла кровь. Он кашлял и с надеждой смотрел на русских.
— Да, русский… я хотел сдаться, не хотел умирать с ними… меня заставили…
— Кто это, эсэсовцы? Откуда они?
— Из охраны концлагеря, меня взяли как переводчика, как проводника.
— Где вирусологи? — решил не терять времени Коган и стал спрашивать прямо. Раненый выглядел совсем плохо. —
