Михаил Нестеров - Возмездие. Никогда не поздно
– Не знаю, – покачал головой Янов, – не знаю, как к этому отнестись. Столько времени прошло.
– Лично мне отступать некуда. С вами или без вас, но мне придется рассчитаться… с командой. – Пауза. – Неужели дело, которое вы вели, закрыто?
– Как тебе сказать, Игорь? От него осталась только корка – пустая папка. Новый глава военной разведки вряд ли одобрит действия отставного офицера ГРУ. Что касается меня лично, я, конечно, не могу спустить это дело на тормозах. «Без срока давности» – вот ключевые слова генерала Лысенкова, и этим все объясняется. Легально, нелегально, на свой страх и риск, можно назвать по-всякому, я должен довести это дело до конца. Я дам тебе свой контактный телефон – связь со мной будешь держать по нему. Мой домашний адрес забудь.
Михаил Николаевич вернулся домой, и первое, что услышал – вздох облегчения своей благоверной. Если бы она задала вопрос: «Ты снова в деле?» – он был готов ответить ей с энтузиазмом: «Да, черт возьми!»
Вот чертова фраза!
Но она звучала, черт возьми, она звучала!
Янов открыл ящик стола, вынул пустую, пожелтевшую от времени картонную папку. Он был готов вложить в нее один, два чистых листа, лишь бы она не пустовала. Очень трудно объяснить чувства отставного подполковника, но он не терпел недоделок и соответственно относился к людям, которые работали спустя рукава. Мысли Янова переключились на Кравца: будет ли его работа эффективной? Без сомнения – да. Он отмел версию о его сотрудничестве с третьими лицами или конкретно с Дмитрием Жердевым: любой контакт с ним грозил Кравцу физической расправой, так как для него он был и остается агентом ГРУ.
– Я снова в деле. – Янов поцеловал жену в щеку. – Именно поэтому тебе придется прямо сейчас уехать к сестре в Рязань.
– Но…
– Я сказал: тебе придется. Когда закончу это дело, все-все тебе объясню.
– Хорошо, – сдалась она. – Мне ехать на машине?
– Пожалуй… да, – с небольшой задержкой согласился Янов. – Будь осторожна за рулем.
Проводив жену и вернувшись домой, он первым делом просмотрел обновившуюся информацию о взрыве в городке имени Баумана.
«Установлена личность погибшего в результате взрыва машины. Им оказался житель Москвы Шевкет Абдулов, 1967 года рождения, член так называемого клуба любителей внедорожников «Азимут». Машина, в которой находился труп, на момент взрыва числилась в угоне».
Янов вошел в спальную комнату и достал из компактного пистолетного сейфа наградной «патриотичный» ПМ, который ему в 1993 году вручил лично министр обороны. Он был в рабочем состоянии, тем не менее, Михаил Николаевич сделал неполную разборку: извлек магазин из рукоятки, отсоединил затвор от рамки. Единственно, не стал снимать со ствола возвратную пружину. Еще раз удивился кажущейся простоте конструкции пистолета, для него лично – оружия самообороны.
…Дмитрий Жердев снял очки и, покусывая дужку, подумал: «Что бы это значило?» Потом резче: «Что, черт побери, это значит?!» Он был готов немедленно вызвать Биленкова или этого гребаного журналиста и спросить у них, что они думают по поводу внезапной кончины Шевкета Абдулова. Но ни того, ни другого не было рядом. Еще вчера они сидели друг против друга и смотрели в окно. Один видел набегающую на вагон панораму, другой – убегающую. Они тут ни при чем. У них, можно сказать, железное алиби. У них надежные свидетели: русские леса, белорусские болота, польские ельники, венгерские холмы и равнины, хорватские нагорья. Сто, двести процентов, что Шевкета Абдулова убрал Кравец. Он же приложил руку к смерти Сергея Хатунцева. Игорь Кравец становится все опасней. Что может быть опаснее завербованного ГРУ наемного убийцы?..
Глава 6 Виртуозная работа
Дубровник
К заведению с неоновой вывеской «Магелланово облако» подошел вымокший до нитки человек лет сорока. Откинув капюшон дождевика на спину, он толкнул дверь и вошел внутрь.
Его встретила знакомая атмосфера: приглушенный фон, состоящий из негромких голосов завсегдатаев ночного клуба, фоновая ненавязчивая музыка, стук шаров на бильярдных столах. Обстановка – необычная для ночного клуба и скорее подошла бы какому-нибудь кружку, объединившему людей для отдыха за рюмкой любимого напитка и чуть хмельных бесед на различные темы: политика, экономика, искусство, литература. Одним словом – дружеский кружок.
Повесив куртку на вешалку, занятую наполовину, Тимофей Лебедев причесал свои волнистые светлые волосы и, придирчиво оглядев себя в зеркале, направился к бару.
– Добрый вечер! – по-дружески поздоровался с ним бармен по имени Дмитар. Обычно русский опережал хорвата за стойкой и здоровался с ним первым, спрашивал, как дела. Сегодня хорват оказался на высоте.
– Добрый! – ответил на приветствие Тимофей.
– Тебе как всегда – рюмку коньяку?
Лебедев кивнул, устраиваясь на стуле и оглядывая публику в зеркальной витрине. Порой кто-то из завсегдатаев клуба приводил своего знакомого – но не сегодня. Насколько он мог заметить, посторонних сегодня здесь не было.
В дальнем углу стойки, справа от Тимофея, устроилась полная неповоротливая старушенция в цветастом шелковом платье и яркой сумочкой на ремешке. Оставляя на соломинке помаду с губ, она потягивала крепкий коктейль. Не далее как два месяца назад она оказалась соседкой Лебедева за стойкой.
– Ты знаешь Петара Лалича?
– Нет. Кто он?
– А, местный альфонс. Вчера у него со мной ничего не получилось. Он злился, злился. В конце концов, хлопнул дверью и ушел. А тебя как зовут, красавчик?
– Петар.
Она хрипло рассмеялась, оценив его находчивость, и снова погрузилась в мутные воды своих переживаний.
– Кто она? – рюмкой указал на женщину Тимофей.
– А, эта… – Того, кому он адресовал вопрос, звали Кристияном, и он был из местных. – Так, одна баба из Франции, – пожал он плечами. – Приезжает сюда каждый год месяца на два, на три в поисках сексуальных утех.
– Чего она бросила якорь здесь?
– Не знаю. Может, гугл у нее не пашет. Но рука щедрая. Однажды – это я за что купил, за то и продаю – она сняла с ушей сережки с изумрудами и вдела их в уши своему молодому любовнику. Он ее удовлетворил на все сто…
– Избавь меня от подробностей – я пью коньяк, не видишь?
– У нее русские корни.
– Почему в твоем взгляде я вижу зависть?
– Были бы у меня русские корни, я бы залез на ее генеалогическое дерево: а вдруг? Вдруг я наследник ее состояния?
– Может, проще залезть на саму старуху, и черт с ее родословной?
– Не сгонять ли нам партию? – резко сменил тему Кристиян.
– Может, позже.
Хорват пожал плечами: «Как знаешь». И начал отрабатывать удар с оттяжкой, чтобы биток и шар, по которому он бил, закатывались в противоположные центральные лузы.
Знаменитая композиция «a-ha» закончилась, на смену ей из колонок зазвучала другая, не менее известная – «Солнце всегда сияет на ТВ». Под ее холодноватую мелодичность в клуб вошла молодая азиатка и растерянно оглянулась. Это она, подумал Тимофей, та женщина, о которой ему говорил Грегор Станичич. И шагнул ей навстречу, протягивая руку:
– Здравствуйте! Меня зовут Тимофей.
– Юонг. Очень приятно.
– Присаживайтесь. – Он помог ей устроиться за своим столиком.
Как-то раз клиенткой Лебедева была россиянка, проживающая в Хорватии. Он спросил у нее: «Давно живете в Хорватии?» – «Шестнадцать лет». – «Но родились вы в России». – «Я родилась в Советском Союзе». То, с какими интонациями она произнесла эту фразу, удивило Лебедева. Он уловил нотки горечи и даже боли за страну, которой уже не было. Ему стало искренне жаль женщину, скорбящую о советском детстве. Сколько ей было – пять, шесть лет, когда остановилось сердце «красного титана»? Какой образ выткался в ее сознании – умершего дедушки? Ее любовь к нему безгранична, а значит, безгранична и скорбь. Удивительно. Удивительно.
Он вспомнил операционный термин «родительский процесс» – это когда компьютерная программа запускается из другого процесса, он-то и является родительским. Возможно, скорбь ее была запущена именно таким образом, и она являлась бесчувственной, а скорее всего – бессмысленной. Для нее это все равно что носить паранджу, приняв христианство. И это сравнение ему показалось более чем уместным. Он дал себе слово поделиться с ней своими мыслями – не сейчас, не здесь, а в другом месте и много позже. Но так и не сделал этого.
Почему он вспомнил ту женщину? Потому что сам тосковал по советскому образу и подобию.
Тимофей вернулся в реальность и спросил:
– Меня вам рекомендовал…
– Оставим условности, – положила свою ладонь на его руку Ким. – Ты доверяешь Грегору?
– Ты можешь дать мне рекомендации на приобретение огнестрельного оружия, но не сможешь гарантировать, что я не пристрелю кого-нибудь: я хороший человек, но психанул, с кем не бывает? – пожал плечами Тимофей.
– Многовато текста. Боишься быть непонятым? – усмехнулась Юонг.
