Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов
– И сколько по времени у вас фирменное ложе точилось?
– Пухлый резал за день. К вечеру уже было готово. Он красивые ложа делал. Качественно обточенное дерево – это, конечно, вещь! А из гнилых винтовок Вова на даче забор смастерил.
– Это ж сколько потребовалось стволов? – с плохо скрываемой завистью спросил Боря.
– Не помню уже… Много.
– Стволы-то рабочие?
– Были рабочие, стрелять можно.
– И не жалко?
– Дед Пухлого из них потом фундамент для бани сделал. Бетонную подушку стал заливать и все стволы туда вомчал в качестве арматуры.
– Да ну на фиг! – не поверил Боря. С точки зрения «зелёного следопыта» подобное расточительство было просто кощунством.
– Можешь сам у Пухлого спросить. Будете у него на даче, в этой бане попаритесь.
– Ну, вы оригиналы! – поразился Боря.
– Это Пухлый оригинал, – сказал я. – Что там забор из винтовок! Мы когда на Невском пятаке копали, у Пухлого там было ложе из мосталыг. Собрал себе из костей типа трона и восседал на нём, как король каннибалов.
– Ну, он даёт!
– Кстати, о каннибализме, – злорадно упомянул я. – У Пухлого есть идея-фикс: затащить в лес бабу и сожрать её. Так что, если с вами будет женщина, может статься, что назад она не вернётся. Поэтому смотри, что за мясо в котелке.
– Да ну вас к чёрту, – скривился юный следопыт, – жути только гонишь. Кто в лесу будет с бабами канителиться, на хрен кому они там нужны!
– Пухлый может, – поддразнил я, – он такой.
Пронзительный визг, в котором я поначалу даже не разобрал голос жены, прорвался к нам с лестничной площадки:
– Илья, Илья! – в том, что звала на помощь Маринка, я теперь не сомневался.
Олимпийские чемпионы Брумель с Бубкой позавидовали бы прыжку, которым я покинул кресло и оказался в прихожей. Дверь была не заперта, я дёрнул её на себя и нос к носу столкнулся с человеком в чёрной одежде. Я врезал ему локтём в голову. Человек потерялся, удар со второго локтя сбил его на пол. Я перескочил через него, вытаскивая из-за пазухи «стечкин». Дверь в мою квартиру была распахнута, оттуда рвался истошный маринкин вопль:
– Илья!!!
Этот крик лишил меня последних остатков разума. Как метеор я влетел в прихожую, изготовив свою молотилку к ведению автоматического огня. АПС – волына для отмороженных: стреляет очередями. Впервые меня так мощно бычило. Визг супруги, доносящийся из кухни, начисто сорвал башню.
Уже задним умом осознав, что имею дело со «светлыми братьями», я шуганул их пальбой, наставив ствол в конец коридора, где у меня помещалась ванная. В замкнутом пространстве типовой квартиры здорово дало по ушам. В ванной полетел брызгами кафель, защёлкали по стенам пули, разбилось задетое рикошетом зеркало. Грому получилось предостаточно.
Предварив своё появление шумовым эффектом, я пронёсся по коридору и развернулся к кухне, держа АПС на вытянутых руках. На кухне я увидел Маринку и с неё двоих «светлых братьев», один был с «калашниковым», второй держал в руке меч.
– Амба! – ухнул я, ловя в прицел того, кто был с автоматом.
Нашороханный «светлый брат» вскинул своё калькулятор, собираясь дать с пояса, но я опередил с окончательным расчётом, плавно даванув на курок. АПС двумя пулями вымолотил немца. Он отлетел на газовую плиту, посметав с неё кастрюли и сковородки, а я мгновенно перенацелил дымящуюся волыну на меченосца.
– Ложись, ложись, сука, на пол! – во всю глотку зарычал я.
Отважный рыцарь живо утратил присутствие духа и прилип носом к линолеумной плитке.
– Лежи, козлина, если жизнь дорога, – пригрозил я, схватил Маринку за руку и вытолкнул её в коридор.
– Сейчас попробуем выйти из дома, – глаза у жены были по пять копеек, зрачок то слабо сужался, то снова расширялся во всю радужку. – Если удастся, сразу уедем на дачу, если нет – попытайся сама добраться до Славы. К родителям не ходи, там сейчас кекоз почище нашего. Ты поняла?
– Да, – тряхнула головой Маринка и я понял, что она точно ничего не сделает.
– Тогда пошли, – сказал я и едва не попал под пули.
Раскатистое «ду-ду-ду» раздалось со стороны прихожей. В сантиметре от груди Маринки пролетели ошмётки гипсокартона, в воздухе заплавала известковая пыль.
За стеной на лестнице кто-то упал.
– Илья, – по голосу я узнал Борю, – ты живой?
– В порядке, – ответил я.
Судя по звуку, компаньон пустил в ход МГ-34. Что у него за приколы: сначала садит из пулемёта, потом спрашивает, живой ли?
– Осторожно, – предупредил я, – мы идём.
Стена в прихожей оказалась развороченной, словно по ней несколько раз долбанули ломом. Мы вышли на площадку. Боря с неукротимым видом прохаживался по ней, держа наизготовку пулемёт. Под простреленной стеной у самого порога неподвижно лежал человек в чёрном кашемировом пальто с АКСУ в руке. Его собрат, контуженный мною, мотал бестолковкой, сидя на полу возле лифта. Вероятно, я крепко встряхнул ему мозги.
– У нас началась война, – сообщил Боря.
– Валим отсюда! – я заскочил в прихожую, сдвинул оборудованный шарнирами электросчётчик, достал из тайника запасную обойму для «стечкина» и тонну баков, отложенную на чёрный день. Мельком я подумал, что зря оставил на кухне «калашников», но меченосец видимо так и валялся ничком, не помышляя идти в атаку.
Когда я вернулся, Боря выволакивал из квартиры походный рюкзак.
– Ты аху-ел? – у меня глаза полезли на лоб: куда воевать с таким мешком?!
– Я уху не ел, – Боря навьючился и бодро попрыгал на месте. – Готово, идём.
Уперев в плечо приклад МГ, неумелый закос под американского морского пехотинца тяжело заскользил вниз по ступенькам. Мы с Мариной двинулись следом.
– Стой, – Боря замер и вскинул руку. Мы остановились. Под лестницей кто-то был.
«Что делать?!» – мысль не успела оформиться в моей голове, как Боря, не оглядываясь, сунулся в распущенное устье рюкзака и вытащил оттуда гранату, какие делались на пороховых заводах для защитников осаждённого Ленинграда.
– Куда, дурило, подохнем! – рыпнулся я на перехват, но Боря уже оттянул толстую ручку, повернул её и отпустил. Щёлкнул боёк по капсюлю.
– Они слабые, – молвил Боря, метнув под лестницу шипящую замедлителем «блокадницу».
Я бросился к Маринке, успев крикнуть пригодившуюся когда-то формулу:
– Закрой уши, открой рот! – и сам так сделал.
Отступавший чмудак едва не сшиб меня, когда в пролёте полыхнуло пламя и взрывная волна встряхнула под нами ступени. Боря споткнулся, ощутимо тыркнув мне в рёбра надульником ручника.
– А теперь вниз, вниз! – принял я командование, чтобы предотвратить ещё какую-нибудь самоубийственную выходку компаньона.
С карманной артиллерией он малость перестарался. Не знаю, что за шнягу заправляли в неё блокадные умельцы, но граната и в самом деле оказалась слабой, иначе мы бы лежали сейчас как глушённые палтусы. Другое дело, что стоящим в тесном парадняке «светлым братьям» пришлось очень туго. Осколки выкосили засаду начисто. Убить не убили, но посекли пехоту солидно. Перепрыгивая через раненых и кашляя от кислой пироксилиновой гари, мы выломились наружу. Входную дверь сорвало с петель. Она шаталась под ногами: когда мы пробегали по ней. До «Нивы» было рукой подать.
На улице был кекоз. Огорошенные столь крутым приёмом немцы попрятались, но Боря высмотрел одного и открыл по нему огонь.
Я возился с замком автомобиля, когда меня застала пулемётная очередь. Маринка ломанулась прочь от нас, очевидно, совсем потеряв голову.
– Что ты, гад, творишь! – хотел горлом взять, но Боря не отреагировал. Я и себя-то с трудом слышал – в ушах звенело после взрыва гранаты.
Словно в страшном сне из-за угла дома вывернул знакомый квадратный «Мерседес-Геленваген». Он подпрыгнул на разъезженной выбоине в асфальте, присыпанной гравием, и понёсся прямо на нас. «Светлые братья» вызвали подмогу.
– Шухерись, Боря, – заметался я. – Атас!
Крик действия не возымел, но подельник и сам уже просёк неладное. Он перестал ловить на мушку тихарившихся немцев, положил на землю пулемёт и торопливо зашарил в своём сидоре.
«Мерседес» разгонялся вдоль дома, стремительно приближаясь, но Боря уже мацал в ладони синего стекла шар размером с теннисный мяч. Я узнал снаряд от ампуломёта. Было в начале войны такое оружие для поражения бронетехники, прототип реактивного огнемёта «Шмель». Стреляло оно вот такими шарами, заполненными горючей жидкостью, воспламеняющейся при контакте с воздухом. Широкого распространения сам ампуломёт не получил, поскольку в трубе ампулы зачастую лопались, выжигая к едрене фене стрелка с расчётом впридачу. В результате, их стали кидать руками, и уже потом для простоты изготовления начали заливать зажигательную рецептуру в бутылки. Вот и весь «коктейль Молотова», хотя неясно, при чём тут Молотов, не он же ампуломёт изобрёл. В наши дни такой файрболл не снился даже самым заядлым любителям фэнтези.
Боря бросил ампулу прямо в лобовое стекло «Геленвагена». Синий шар разбился о левую стойку, в воздухе заплясали языки пламени. «Мерседес» приткнулся к поребрику, внутри возникла паника, и Боря, подхватив МГ-34, прицельными очередями изрешетил салон, не давая «светлым братьям» выйти. Подстреленные немцы выпадали из открытых дверей, одежда на них горела, столбом летел вверх белый фосфорный дым. Полвека просидевший взаперти огонь с удовольствием накинулся на машину и всё для него питательное, находившееся в пределах досягаемости.
