Ночной убийца - Александр Александрович Тамоников
– Что, и Черчилль печется о благе польского народа? – улыбнулся Шелестов, сидевший за кухонным столом и жадно слушавший Когана.
– Ну нет, конечно! Великобритания демонстрирует лояльность к нам малой ценой для себя. Они готовы отдать Польше восточные территории Германии, которые и так войдут в зону нашей оккупации после победы. Они ничего не теряют, их зона останется такой, как и договаривались. А вот Польша ни в коем случае не получит восточных территорий нашей Белоруссии и Украины. Это железно!
– Жестоко они с ними, – покачал Шелестов головой. – Хотя Черчилль политик хитрый, его переиграть на мировой арене сложно. Он прекрасно осведомлен, кому сейчас принадлежит власть в Польше. Даже еще не освобожденной. Он не хочет конфликта, он хочет своим согласием усыпить нашу бдительность. Ладно, еще что?
– Еще Миколайчик ищет контакта с главой американской военной миссии генералом Дином. Есть основания полагать, что генерал согласится. Поляки в этом уверены и попросили меня подыскать неприметное место для безопасного разговора. Я единственный из доверенных людей, кто хорошо знает Москву. Привлекать новых людей для этого поляки опасаются.
– Смотри, Борис, это не провокация? – задумчиво спросил Шелестов. – Если состоится покушение на американского генерала и свалят преступление на поляка, да еще живущего и работающего в Москве, да еще доказательства предоставят, что ты член Польского комитета национального освобождения, то это может серьезно повлиять на ход конференции.
– Польский комитет скажет, что знать меня не знает.
– А кто ему поверит? Только Советский Союз поверит, а остальные могут отнестись негативно. Американцы могут приостановить участие в конференции и потребовать созыва новой со своим полноправным участием, и тогда неизвестно, как будет выглядеть европейская карта.
– Что ты предлагаешь, Максим?
– Мы с Буториным будем тебя прикрывать. Попросим у Платова аппаратуру, малоформатную камеру, чтобы зафиксировать встречу. Правда, это мало что даст. Миколайчик сам может выступить в роли жертвы, не отрицая факта свидания с американским генералом. Он может и документ подготовить в виде позитивных демократических планов по воссозданию польской государственности. А комитет выставит врагами народа.
Почти совсем стемнело, когда из дома вышел Коган и остановился у входа. Если закурит, значит, все отменяется. Но Коган не закурил, он около пяти минут смотрел по сторонам, затем обернулся и сделал кому-то знак. Из дома появились еще две фигуры в темных пальто и шляпах. И тогда Коган быстрым шагом двинулся по улице. Сюда, на Пресню, Миколайчик приехал еще днем. Кем был второй мужчина – неизвестно. Коган подать знак не мог, потому что неотлучно находился вместе с поляками. Шелестов не имел сведений и о том, где сейчас находился американский генерал. Совершенно точно встреча состоится не в американском посольстве. Устроит Платов наблюдение за генералом Дином или нет, неизвестно. Если американец заметит слежку, то может разразиться дипломатический скандал. Все же США являются союзником Советского Союза в борьбе против гитлеровской Германии.
Буторин находился на расстоянии нескольких десятков метров впереди. Очень удачно, что группа двинулась как раз в его сторону. Шелестов благоразумно немного отстал, чтобы не оказаться замеченным. В Москве все еще соблюдалась светомаскировка, не горели уличные фонари, а в узких переулках было еще темнее. Впереди еще два переулка стареньких двухэтажных домов. Не туда ли двинутся поляки, не там ли американец назначил им встречу? Шелестов медленно шел вдоль стены дома, готовый в любую секунду спрятаться в ближайшем подъезде.
Коган, а затем поляки прошли мимо Буторина, который присел на корточки в подворотне за мусорным баком, чтобы пропустить группу мимо себя. Но поляки свернули как раз в эту подворотню. Коган, зная, что Виктор где-то здесь, обернулся к полякам и жестом попросил двигаться быстрее. Те прибавили шагу, миновав темную подворотню. Даже оттуда ему было видно, как группа подошла к стене старого дома. Ни одно окно не было освещено, и людей в черном во дворе видно не было. Коган исчез в подъезде, его спутники замерли у стены, не выдавая своего присутствия ни единым движением.
Прошло не менее пяти минут, и Буторин начал уже волноваться, а не случилось ли что? Наконец вышел Коган и подошел к полякам. Разговор был коротким, и все трое сразу же скрылись в подъезде. Коган заходил последним. Буторин успел заметить движение руки Бориса, как будто он что-то бросил на землю не глядя. Тихий звук шагов заставил Виктора обернуться. Это появился Шелестов.
– Ну что? Обошлось? Они мимо тебя прошли.
– Обошлось. Они не смотрели по сторонам, спешили очень, – пояснил Буторин. – Они вошли в дом.
– В какой квартире они будут встречаться, не ясно?
– Не знаю, – покачал головой. – Коган что-то бросил на землю. Я пойду посмотрю.
– Опасно! – покачал Шелестов головой. – В доме нет света, а из темного помещения улица лучше просматривается.
– Я слева через забор, а потом вдоль стены.
Буторин вышел из подворотни и, обойдя дом, зашел со стороны переулка, где двор был отделен дощатым забором. Вспомнив свое детство, Виктор улыбнулся и стал искать доску, которая держится на одном гвозде. Такая обязательно есть в любом заборе. Такие лазейки всегда делают себе местные мальчишки для простоты передвижения. Доска нашлась у самой стены дома, и Буторин в нее с трудом протиснулся, предварительно сняв пальто. Осторожно двигаясь вдоль стены, он добрался до подъезда и поднял клочок бумаги. Чтобы прочитать написанное, пришлось снова вернуться к забору.
«Первый этаж два окна справа от трубы».
Буторин посмотрел на стену первого этажа и не увидел никакой трубы. Значит, Борис имел в виду противоположную стену, выходившую на соседний переулок. Выбравшись снова через дыру в заборе, он сразу заметил трубу от печки-буржуйки, которые использовали во многих домах в первые два года войны. Виктор осмотрелся. Груда битого кирпича, какие-то истлевшие бревна вдоль стены, а возле окна дряхлый дровяной сарайчик, очень шаткий на вид. Было бы заманчиво забраться на него и через окно подслушать, о чем идет разговор. Но сарай наверняка не выдержит, будет скрипеть на всю улицу.
Но лезть на крышу сарая не пришлось. Когда, осторожно двигаясь вдоль стены, Буторин добрался до нужных окон, то увидел лежавшую на отмостке деревянную лестницу. Пришлось ставить ее с максимальной осторожностью, чтобы не издать ни звука, ни шороха. Подниматься по ступенькам приставной лестницы тоже пришлось очень осторожно. И у самого окна Виктор замер, прислушиваясь. Окна закрыты, форточка тоже. Тогда он достал из кармана пальто заранее приготовленный медицинский стетоскоп. Буторину повезло: разговор велся именно в этой комнате, и
