Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи

Шантажист нарочито выразительно поднял руку.

— Господа, у нас в распоряжении осталось едва шесть часов. Определенная спешка содействовала бы чаяньям всех заинтересованных сторон.

— Итак, ваши намерения совершенно серьезны? Может быть, вы согласны прервать ваши действия в обмен на гарантии безопасности? В этом случае мы бы закрыли дело прямо сейчас, без того, чтобы об этом узнал кто-то ещё? Сочтем его, так сказать, случайным недоразумением — это был дешевый ход, рассчитанный только на неуравновешенных психов, и явная к тому же ложь, но ведь Казанцев и не знал ещё, кто находится перед ним…

Моргунов едва удержался, чтобы не рассмеяться в полный голос.

— Полноте вам, Сергей Иванович! Мы же оба с вами взрослые, серьезные люди, а вы пытаетесь со мной обращаться как с нашкодившим пацаном! — он сказал это уверенным и полным благожелательства тоном, от былой его грубости с Лукиным не осталось и следа. Было ясно, что это именно тот его человек, от которого зависит выполнение его требований, который наделен властью распорядиться картинами и чтобы повлиять на него требовалась самая тонкая, но одновременно открытая игра — я надеюсь, вы проверили мою информацию?

— Проверка вашей информации завершится через несколько минут — заверил его Казанцев, решив попробовать иную тактику. В конце-концов, ведь действительно неизвестно, правду ли говорит этот тип — и вы должны понимать — сказал он далее вкрадчивым тоном — что если проблемы более не существует или даже не существовало вообще, я имею полное право застрелить вас на месте, поскольку вы оказались в российском посольстве без соответствующего пропуска и имея при себе оружие! И будьте уверены, я так и поступлю — жестко заявил Казанцев, демонстративно открывая ящик стола. На самом деле оружия там не было, но его незваный гость не мог знать об этом.

— Разумеется, разумеется, дорогой Сергей Иванович — казалось, эта угроза только обрадовала незваного гостя — но ведь я и пришел сюда для того, чтобы вы не питали никаких сомнений в серьезности и истинности моих намерений!

„Как с дурачком со мной поговорил, попугать тоже пытался“ — усмехнувшись подумал Моргунов — „пора переходить и к делу!“

Сидевший рядом Лукин в разговоре не участвовал. Всё происходившее вокруг плохо умещалось в его голове. Шедевры живописи являлись для него предметами, чья ценность в деньгах не выражалась. Конечно, он был прекрасно осведомлен о той преступной активности, которую всегда притягивало к себе искусство, но столкнувшись с этим воочию, почувствовал себя просто обманутым, старым, больным человеком, который несколько утерял связь с действительностью.

Поведение собеседника Казанцеву не нравилось. „Сукин сын, крепко стоит на ногах“ — яростно подумал он, но постарался, чтобы эмоции не отразились на лице.

— Какие именно картины вы хотите заполучить в свою собственность? — нейтральным голосом поинтересовался он.

— Вот это уже деловой разговор — одобрительно отозвался Моргунов и протянул полученный от Рогова список.

Василий Петрович сам ощущал себя несколько неуютно, играя роль этакого рубахи-парня без царя в голове, которым он не в коем случае не был в реальной жизни. Но отведенный для игры короткий промежуток времени он был обязан использовать максимально эффективно. Если бы он вел себя естественно, то матерый гэбист перед ним наверняка начал бы заводить глубокомудрые философские беседы о национальном достоянии, трудных для Родины временах и прочей дребедени. Кончилось бы это скорее всего тем, что три сотни людей расстались с жизнью. И тогда, без этой гарантии, и его собственная жизнь не стоила бы более ни гроша. Поэтому лучше всего изображать человека, который беспредельно нагл, интересуется только деньгами и не способен на компромиссы. Причем изображать хорошо. Так он скорее придет к цели.

Казанцев быстро пробежал список глазами и протянул его Лукину.

— Да, молодой человек, губа у вас не дура — наконец подал голос тот.

— Итак — начал Моргунов, подавшись вперед — мы вместе едем на выставку, перед закрытием экспозиции, забираем картины и расстаемся. Слежку вы не организовываете, местные власти не оповещаете, ибо — он повысил голос — только когда я буду в безопасности, не я, а иной человек подаст сигнал и истребитель уйдет — эта была ложь, но ложь необходимая. Полностью же доверять отзыв самолета трусу Рогову он не решился. Все самые важные нити операции должны быть сосредоточены в его руках.

— И что же ваш летчик будет делать дальше? — невольно вырвалось у Казанцева.

— Не моё дело — равнодушно ответил Моргунов.

— Но вы понимаете, что выдать картины не в нашей власти?! — воскликнул внезапно Лукин.

— Смотрите сами — пожал плечами Василий Петрович — неуязвимость моей позиции в том, что для вас это единственная возможность сохранить самолет. Вы можете меня застрелить — он тонко улыбнулся — или сдать испанским властям, но лайнер будет сбит. Вы представляете себе международный скандал?! В полиции я сделаю полное признание, имейте в виду! — Моргунов заставил себя расхохотаться. Согласно своим убеждениям, в полицию он попадать не собирался, но такое заявление могло быть неплохим тактическим ходом, хотя ясно, что во избежании огласки Казанцев вполне может рискнуть убрать его.

Лукин смотрел на террориста с ужасом.

— Анатолий Юрьевич прав — сделав вид, что не обратил внимание на слова собеседника, сказал 2 секретарь — выдать картины не в нашей власти, на такой шаг требуется письменное распоряжение Москвы. Вы согласны принять выкуп в любой иной форме? Деньги, золото, амнистия, если она вам нужна? — сделав последне предложение, Казанцев был недалек от истинного положения вещей, но какое это имело сейчас значение?

Улыбаясь, Моргунов покачал головой.

— Не считайте меня идиотом. План заведен и я уже не властен над ним. Только когда картины будут далеко отсюда и в безопасности, истребитель уйдет. Да и не хватит вам времени, собрать столько денег, сколько мне надо! Уж чего проще — я забираю картины и — до свидания!

— Негодяй — воскликнул Лукин.

К такому обороту событий Василий Петрович тоже был готов. Противник начинал терять контроль над собой — значит, собственное преимущество нужно было реализовать полностью.

Моргунов неторопливо взял со стола тяжелое декоративное пресс-папье и запустил его в голову Лукина, нарочито взяв пару сантиметров повыше. Трупы не входили в его план ни в каком виде, однако урок нужно дать…

Тяжелый предмет ударился в стену и грохнулся на пол. Лукин с перекошенным лицом прикрыл голову руками. Казанцев окаменело застыл в кресле.

— Старый козел меня оскорбил — спокойно объяснил Моргунов, повернушись к нему и вновь поморщился от собственной грубости, необходимой для имиджа.

— Но мы же не сможем соблюсти конфиденциальность — спокойно, как будто бы ничего не произошло, возобновил разговор Казанцев — как мы объясним испанцам исчезновение картин?

— Ваша проблема — безразлично откликнулся Моргунов — скажите, срочно понадобилась реставрация.

Казанцев только усмехнулся. Он понял, что сделал первые шаги к поражению и опасался, что его противник мог заметить это тоже. Речь шла уже не о принципиальной невозможности выдачи картин, а о проблемах с самой выдачей. Это очень не понравилось Сергею Ивановичу и он решил во что бы то ни стало исправить положение.

— Мне ясны ваши действия — начал он — но я не стану предпринимать каких-либо мер, не получив подтверждения вашим словам. Подождем.

2 секретарь нарочито спокойно поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее и закурил сигарету.

— Угощайтесь — он перекинул через стол пачку российских папирос, от которых не мог отвыкнуть со времен армейской службы.

— Благодарю, у меня свои — невозмутимо отозвался Моргунов, хотя более всего ему хотелось вскочить с места и крикнуть: „Ты что, идиот, не понимаешь, чем рискуешь?!“ Но такое поведение противник бы расценил как проявление слабости, допускать чего ни в коем случае нельзя. К тому же сидящий перед ним чиновник имеет полное право ждать. В самом деле, не отдаст же он картины без приказа сверху! Василий Петрович затянулся сигаретой и сказал:

— Подождем так подождем. Но не забывайте, что время работает против вас. И с каждой секундой — он выпустил дым в сторону собеседника — момент принятия решения приближается!

Несколько минут пошли в полном молчании, лишь шуршание кондиционера да слабо различимый сквозь толстые стекла уличный шум нарушали господствующую тишину. Каждая сторона обдумывала свой последующий шаг и возможные шансы на победу.

Моргунов сейчас как и ранее прекрасно отдавал себе отчет, что идет на риск, на большой риск. Да, его план близок к совершенству, но это отнюдь не гарантия успеха. Запущенный им импульс должен дойти до самого верха сложной и разветвленной системы принятия решений в государстве. Сигнал ушел наверх и он, как и все собеседники, с нетерпением ждал его возвращения. Возвращения с санкцией на исполнение поставленных требований. Но он мог вернуться и без этой санкции. Или опоздать. Или мог не вернуться вообще, затерявшись в лабиринтах системы. Такое иногда в его стране случалось тоже и Моргунов знал об этом. Но теперь оставалось лишь ждать…