Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи

Дрожащей рукой Шульгин потянулся к трубке.

— Полковник Шульгин у аппарата — пытаясь взять себя в руки, представился он.

— Главный штаб авиации, генерал-лейтенант Линьков — раздался в микрофоне негромкий голос.

— Слушаю, товарищ генерал-лейтенант!

— Скажите, полковник — голос сделал короткую паузу — какие ваши машины находятся сейчас в воздухе?

Сердце полковника провалилось куда-то в пятки. Началось…

— Пилот первого класса майор Хорев выполняет учебно- испытательный полет. Иных машин в воздухе нет. Но… — на мгновение у полковника перехватило дыхание.

— Что „но“? — не повышая тона нетерпеливо спросил всё тот же голос, однако какие-то нотки в нем показались полковнику угрожающими.

— Связь с майором утеряна десять минут назад. Он доложил о падении тяги, после чего радарный контакт пропал. Поисковая группа готовится к вылету.

— Погодите, полковник — казалось, что Линьков серьезно озабочен — иные проишествия по части есть?

— Станции наземного слежения обнаружили не указанный в сегодняшнем плане воздушного движения контакт. Я поручил его перепроверить и в случае подтверждения два звена готовы к перехвату.

— Так — голос генерала стал непререкаемым — отставить отправку поисковой группы. Посылайте ваши два звена немедленно, лучших летчиков с полным боекомплектом. Машины должны быть подготовлены к максимальной продолжительности полета. Как только вам доложат обстановку, немедленно свяжитесь со мной. Всё ясно?

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант! — Шульгин замялся — Вы в курсе, что там происходит?

— Есть подозрение, что ваш пилот совершил угон самолета и намеревается шантажировать нас угрозой сбить пассажирский лайнер.

— Не может быть! — невольно вырвалось у полковника — майор Хорев…

— Выполняйте приказ! — оборвал его генерал.

— Слушаюсь!

Шульгин уже в который раз за сегодняшний день клал телефонную трубку на рычаг. В свете только что узнанной новости даже проблемы собственной карьеры полковника отступили на второй план. ЧП такого масштаба далеко выходило за рамки обычных проишествий и иных неприятностей от сегодняшнего дня он уже не ожидал. Того, что случилось достаточно. Будущее тонуло в неопределенности и только необходимость выполнять приказ, точнее, перспектива быть наказанным за его невыполнение, заставляла его сейчас действовать. Шульгин вышел в коридор и нос к носу столкнулся с руководителем полетов. Тот взял под козырек:

— Товарищ полковник, докладываю: поисковая группа к вылету готова!

— Отставить поисковую группу — устало оборвал его Шульгин — отправляйте два звена на перехват с приказом определить происхождение сигнала в секторе Д8. Полетят Козлов, Рыбин, Николаев и Чигорев. Оснащение машин по норме „Н“. Я сейчас приду на КП.

— Что случилось? — опешил Малышев.

— Звонили из штаба. Возможно, Хорев совершил угон.

— Но… — начал руководитель полетов, однако полковник только махнул рукой и ссутулившись, устало пошел по коридору в сторону КП.

г. Мадрид, российское посольство, 10:18

Человека, который должен был его встретить, Моргунов узнал издалека. Среди немногочисленных людей, мелькавших у входа в этот час, Анатолий Юрьевич Лукин был единственным, лицо которого запечатлело растерянность и озабоченность, чем резко выделялось среди сосредоточенных или улыбающихся сотрудников и посетителей посольства. Моргунов за месяцы подготовки десятки раз представлял себе эту ситуацию и радовался сейчас тому преимуществу, которым, несомненно, обладал. Для него всё происходящее отнюдь не являлось сюрпризом, а его противники доджны были испытывать шок. Такой шок и застыл сейчас на бледном лице Лукина.

Стараясь вести себя как можно более непринужденно и самоуверенно, Моргунов направился прямо к нему.

— Вы не меня ждете? Ну, насчет картинок с выставки — Василий Петрович ободряюще улыбнулся собеседнику и протянул ему руку.

— Вы? Это вы? — отстранился от него Лукин, не отвечая на приветствие.

— А что? Разве мы с вами знакомы? — сердце у Моргунова невольно дрогнуло, хоть он и готов был поклясться, что никогда ранее своего нынешнего собеседника не видел.

— Нет, но вы же наш, русский, ясно же! Как же вы можете?!

— Ладно, ты, засранец — Василий Петрович сразу раскусил стоящего перед ним человека. Болтун, каких много, каши с таким не сваришь, нужно сразу поставить его на место, хоть от собственной грубости Моргунов и сам был не в восторге — веди меня к начальнику с которым можно нормально разговаривать о деле!

Цели своей он достиг безупречно. Опешивший и непривыкший к такому обращению Лукин молча указал на дверь и далее на лестницу.

Сидя в своем кабинете, Казанцев мял в пальцах неприкуренную сигарету. Ситуация, в которой он оказался, была хуже не придумаешь. Ставить на кон картины ему совершенно однозначно запретили. Но если он проявит неуступчивость в переговорах с человеком, имеющим действительно серьезные намерения, то могут пострадать люди, много людей. И пусть российские избиратели спокойнее отреагируют на сотни иностранных обугленных трупов, чем на украденные картины, козел отпущения им всё-равно понадобится и не столько им, сколько всё тому же Западу. И вот он здесь, готовый козел отпущения. Кто сорвал переговоры? 2 секретарь посольства, С.И. Казанцев. Кто не проявил должной гибкости? Он же. Кто оказался профессионально некомпетентным? Да всё он же! Но нарушить приказ самого Председателя? Казанцев был всю жизнь честным служакой и подобная мысль попросту не укладывалась у него в голове. Приказы выполняются! Сейчас он ощущал себя пешкой на шахматной доске, пешкой, которую двинула вперед властная рука Игрока, пешкой, перед которой поставили невыполнимую почти задачу, продвинув без прикрытия вперед, во вражеский лагерь, пешкой, которую в любой момент могут пожертвовать во имя победы в Большой Игре. Случай с летчиком, сбившим в 1983 году на Дальнем Востоке южнокорейский самолет, не шел у него из головы. Пилот получил четкий и недвусмысленный приказ стрелять, но затем был отстранен от службы за самоуправство, едва ли не отдан под суд и предоставлен на растерзание пресс-конференции иностранных журналистов. Огромная и безжалостная система с легкостью и без ущерба для себя жертвовала маленькими винтиками своего механизма…

Линию поведения, которая являлась бы одинаково приемлемой для всех, Казанцев пока не видел. „Ну что ж, посмотрим“ — вдруг со злостью подумал он — „иди-ка сюда, шантажист хренов!“

В приемной, откуда он заблаговременно выпроводил секретаршу, послышались голоса и 2 секретарь откинулся на спинку кресла. „Начинается“ — пронеслось в голове у него — „ладно, поиграем!“

В дверь постучали.

— Войдите — отозвался Казанцев, стараясь вложить в свой голос самые доброжелательные интонации. Как бы то ни было, сейчас всё зависит от него. И от того человека, что появится перед ним…

Вошедший показался Сергею Ивановичу совершенно непримечательным типом. Среднего роста, стройный, светлые волосы, загоревшая кожа. Серые глаза, тонкие поджатые губы… Абсолютно ничего особенного, выразительного, бросающегося в глаза. На улице по таким людям не задерживаясь скользишь взглядом. Персон с подобной внешностью охотно берут на работу спецслужбы. Возможно, эта серость доведена до совершенства гримом, но в этом случае он наложен профессионально, ничего не скажешь. „Вооружен“ — отметил он наметанным взглядом, обратив внимание на оттопыренный левый борт пиджака у появившегося человека.

Если бы Моргунов мог читать мысли своего противника, они бы ему несомненно польстили. А что бы он сказал, узнав, что его ладони обработаны специальным кремом МФГ, делающим неразличимыми отпечатки пальцев и находящимся на вооружении именно того учреждения, в штате которого состоял сам 2 секретарь! Чего только нельзя купить на польском рынке в Слубице!

Казанцев, улыбаясь, поднялся в кресле и первым протянул через стол руку вошедшему:

— Казанцев Сергей Иванович. 2 секретарь посольства. Будьте любезны, садитесь!

Моргунов ответил на приветствие и опустился в кресло напротив стола своего собеседника. Лукин занял место у окна, поближе к негромко шуршащему кондиционеру и налил себе стакан воды. Вид у него был совершенно разбитый.

— Борис Матвеев — любезно отвечая на улыбку собеседника, представился Моргунов — вольный художник.

Василий Петрович и сам бы не смог ответить на вопрос, почему избрал себе именно этот псевдоним. Просто как-то случайно он пришел к нему на ум и там остался. Прежде чем пустить это имя в дело, Моргунов тщательно проверил, не было ли какой-нибудь рациональной основы у предполагаемого псевдонима, которая могла бы его выдать, постарался припомнить всех друзей и знакомых, но такого сочетания не попадалось. Только тогда „Борис Матвеев“ обрел право на жизнь.