Михаил Серегин - Стриптиз на дорогах
Паша, ощерясь, отпрыгнул от Борисыча – чтобы было место для размаха – и впечатал свою монтировку Борисычу в живот.
– Понял, я спрашиваю?! – взревел он, когда Борисыч перегнулся пополам и, надув щеки, рухнул на колени. – Понял, козел? Отвечай!!
Ответить Борисыч не мог при всем желании – монтировка вышибла из него весь воздух, находившийся в легких, а тот воздух, что в неисчерпаемых количествах находился снаружи тела Борисыча – никак не мог заглотить окровавленный рот. Борисыч только хрипел, стоя на коленях, низко опустив голову – касаясь лбом асфальта.
– Не хочешь отвечать?! – зловеще проговорил вовсю раздухарившийся Паша. – Так я тебе еще раз тогда…
– Эй! – окликнули его сзади.
Паша обернулся.
Позади него ворчал подрагивая длинный черный «Мерседес» с незаглушенным мотором – Паша и не слышал в пылу битвы, как подъехал автомобиль – а возле «Мерседеса» стоял толстяк, про которого Паша уже успел забыть.
В вытянутой руке толстяка поблескивал на ослепительном солнце маленький никелированный револьвер.
– Ну-ка отойди от него! – скомандовал толстяк. – И железяку свою брось.
Несколько секунд Паша раздумывал, как ему поступить.
– Не отойду, – заявил он наконец, – я ему сейчас голову разобью!
Толстяк молча взвел курок. Паше вдруг стало резко не по себе.
– Положи пистолет, – неуверенно сказал он, – а то я сейчас ему…
Паша угрожающе поднял монтировку.
– Борисыч, – позвал толстяк, – ты живой?
– Жи… вой, – выговорил Борисыч и закашлялся, – вали его, суку…
Толстяк снова перевел взгляд на Пашу. Паша растерянно опустил монтировку, а потом и вовсе – отбросил ее далеко в сторону.
Толстяк и не думал опускать свой пистолет. Паша посмотрел в черное дуло и неожиданно для себя попросил:
– Не стреляй…
Толстяк молчал.
– Я же бросил монтировку, – проговорил Паша и не узнал своего голоса, – не стреляй, а?.. Ребят, ну извините… Я вам тачку свою отдам, только не убивайте меня… Бо… Борисыч… Не знаю, как вас по имени…
– Чего ты канителишься? – прохрипел Борисыч, поднимая голову. – Стреляй давай!
Толстяк выстрелил. Потом опустил пистолет пониже и выстрелил еще раз.
ГЛАВА 12
Постанывая от страха, ужасной боли в голове и общей невыносимости, Ваня по прозвищу Фофан за ноги подтаскивал странно холодных неподвижных людей к открытому автофургону, где его ждал хмурый и неразговорчивый Петрович.
Потом они вдвоем с Петровичем втаскивали тяжелое тело в фургон.
Ваня отправлялся искать нового беглеца, а Петрович укладывал очередное тело в наскоро сколоченный некрашеный гроб без крышки – вылетевшие гробы Ваня и Петрович затащили внутрь автофургона прежде мертвецов.
Заполнив все гробы в автофургоне, Петрович достал из-под тянувшейся вдоль стены лавки наполовину опорожненную бутылку водки и присел на краешек одного из гробов.
– Зде-есь, родная… – прошептал он, взболтнув бутылку и глядя на кружащиеся по спирали пузырьки, – я же помню, от Маньки тебя прятал… Позавчера…
Петрович открутил крышку и сделал несколько торопливых глотков.
Отняв бутылку от губ, он немедленно уткнулся носом себе в кулак – и сморщился. Когда желудок Петровича немного успокоился и водка перестала циркулировать от пищевода к гортани и обратно, он отпил еще.
На этот раз выпитое не стремилось извергнуться наружу, а напротив – спокойно улеглось. Петрович улыбнулся самому себе и затих, очарованный розовым туманом приятного опьянения, всколыхнувшимся у него в голове.
Так он и молчал несколько минут, бездумно уставившись на заострившиеся черты мертвеца, лежащего в гробу, на краю которого и сидел Петрович.
– Где там Фофан-то бродит? – пошевелившись наконец, проговорил он. – Двигать надо отсюда, пока не нагрянул кто-нибудь…
Петрович посмотрел на бутылку в своих руках и сделал еще несколько глотков. На дне бутылки оставалось еще немного.
Петрович неуклюже поднялся, едва не опрокинув гроб, и направился к выходу.
– Фофан! – крикнул он, утвердившись в дверном проеме, – Фофан!
Ответа не было.
– Куда это пропал?.. – пробормотал Петрович. – Вроде только что тут был… Фофан! – снова заорал он. – Ваня, ты где?
– Здесь я… – послышалось кряхтенье Вани, а скоро показался и он сам.
Ваня тащил за ноги еще одного мертвеца – девушку с длинными светлыми волосами, одетую в старую мужскую футболку и драные широкие джинсы. На ногах у нее были стоптанные кроссовки.
Лицо девушки казалось серым из-за слоя пыли, покрывавшей его.
На спине у девушки был самодельный рюкзак, сконструированный из бумажного пакета и поясного ремня.
– Вот, – переведя дыхание, проговорил Ваня, – еще приволок одну… Далеко отлетела от удара…
– Еще труп? – Петрович с сомнением посмотрел на мертвеца, – гробы-то все заняты…
– Ну, может быть, она не в гробу лежала, а еще где-нибудь… – предположил Ваня, – может, гроба не хватило на нее. Ты помнишь, сколько у нас мертвецов было? Сколько оформляли?
– Нет, – сказал Петрович, – в бумажке должно быть. В сопроводилке…
– А где бумажка?
– А хрен ее знает… Да зачем мне эта бумажка? Мы что – первый раз туда едем, что ли? Нас там каждая собака знает. Ты телку давай сюда, я ее под лавку положу, не оставлять же здесь…
С помощью Вани Петрович втащил девушку в автофургон.
– Ну вот, – проговорил Петрович, у которого от выпитой водки снова стал заплетаться язык, – и готово. Ничего себе… – он снова наклонился и потрогал девушку за руку, – теплая. Как живая.
– Нагрелась на солнце, – пояснил Ваня, – дольше всех лежала, а я ее нашел. А она красивая, да? – спросил он вдруг. – Хоть и оборванка. И совсем не старая. Странно, что она тут с этими… Может, посмотреть, что у нее в мешке? Может, бабки есть?
– Какие бабки! – скривился Петрович. – Если там у нее и были бабки, то их уже до нас скоммунниздили…
– Нет, – снова сказал Ваня, – странный труп… Девушка…
– Какая тебе-то разница? Странный, не странный… – высказался Петрович.
Петрович затолкал тело девушки под скамейку. Потом спрыгнул из фургона на землю и молча протянул Ване почти пустую бутылку водки.
Ваня принял бутылку с нечленораздельной благодарностью и тут же высосал остаток водки.
– Хорошо, – сдавленно выговорил он, когда бутылка полностью опустела, – а то у меня голова болит, так что ничего не соображаю.
Петрович запер створки автофургона.
– Поехали быстрее, – сказал он и направился к кабине, – сейчас скоренько к крематорию, там скинем клиентов и поедем к моему приятелю. Он нашу тачку подлатает, так что ничего заметно не будет. И никому, слышишь? Никому про эту аварию не говори! – предупредил Петрович.
– Что ж я – не понимаю, что ли? – обиделся Ваня, водка его согрела, и ему вовсе не хотелось обижаться. Он помолчал немного и спросил еще у Петровича: – И Клавке не говорить?
– Никому! – твердо сказал Петрович. – Знаю я твою Клавку – завтра же всему городу известно будет… Ты понимаешь, что за такие дела… – он ткнул пальцем в искореженный грузовик, – посадят! Там же человек… лежит…
Ваня тепло улыбался. Он уже не хотел думать ни о трупе, ни о случившейся аварии.
– А у тебя водки нет больше? – спросил он у Петровича.
– Нет. Садись, поехали. И еще – если будут спрашивать, что с машиной, скажи… Нет, ничего не говори. Молчи. Я сам говорить буду.
* * *– Следы совсем свежие, – проговорил толстяк, с большим трудом поднимаясь с колен – ему брюхо очень мешало, – вот…
Подошвой ботинка он стер часть следа от автомобильного протектора.
Борисыч стоял у искореженного грузовика, задумчиво поглаживая свою массивную челюсть.
Потом он решительно вспрыгнул на подножку кабины и дернул за ручку дверцы. Дверца открылась с тихим хрустом, похожим на тот хруст, с которым отрывается крылышко у мертвой стрекозы.
Борисыч заглянул в кабинку и брезгливо скривился.
– Чего там? – окликнул его толстяк.
– Мясорубка, – ответил Борисыч, – у водилы вся морда всмятку…
Толстяк подошел к кабинке, но заглядывать туда не спешил.
– А чей труп-то, – спросил он, – мужской или женский?
– Мужской вроде, – ответил Борисыч, – руки здоровенные волосатые и волосы короткие. Такие же светлые, как у того придурка, которого ты застрелил. А кровищи-то сколько, мать твою…
– А больше там никого в кабине нет? – поинтересовался толстяк.
– Больше никого…
– Значит, это не тот грузовик, – заключил толстяк, – как так могло получиться? Авария, что ли, случилась. В этот грузовик врезался… судя по следам, другой грузовик. Водитель всмятку, а она убежала…
– Не так много на этой дороге и машин ездит, – проговорил Борисыч, – этот грузовик мог поехать, чтоб срезать часть пути. Дорога тут хреновая, а он мог не бояться машину побить – какая машина-то… Вопрос – кто еще мог ездить по этой дороге?
