Михаил Серегин - Стриптиз на дорогах
«Туда, – решила Саша, – там отлежаться немного… Там меня не будут искать…»
Почему-то она была уверена в этом.
Саша толкнула металлическую преграду перед собой. Желтые щели стали шире, а когда металлические створки распахнулись, исчезли совсем, превратившись в широкий дверной проем.
Саша на несколько мгновений зажмурилась, защищая глаза, мгновенно вспыхнувшие болью от прикосновения солнечных лучей.
Когда она открыла глаза, перед ней по-прежнему был сарай. Во дворе никого не было видно, только откуда-то сзади доносились людские голоса – кто-то о чем-то ожесточенно спорил.
Саша спрыгнула на землю. Минуту стояла, покачиваясь, боясь продолжать движение. Поправила рюкзак за спиной.
Потом, стараясь передвигаться как можно тише, она побежала к полуокрытой двери сарая.
Сарай встретил ее почти такой же темнотой, в какой Саша очнулась всего несколько минут назад.
Потом Саша оглянулась.
– Это я, оказывается, в автофургоне была, – прошептала она, – а как я туда попала?..
Тут она вздрогнула, прочитав надпись на борту автофургона – «Похоронное агентство "Черный обелиск". И вспомнила…
«Это же тот фургон, что врезался в грузовик, на котором ехала я с… с Игнатом, – зашевелились мысли в голове у Саши, – но как я здесь оказалось-то? И что с Игнатом? Помнится, удар при столкновении был ужасный…»
Саша почувствовала, что ее ноги стали подгибаться. Она опустилась на корточки, уперевшись дрожащими ладонями в грязный пол. И поползла вдоль стены сарая.
На пути ей пришлось огибать какие-то непонятные металлические конструкции, очень похожие на остовы автомобилей. Под один из таких остовов Саша заползла и остановилась, не в силах двигаться дальше.
Она опустилась на сырую приятно прохладную землю и тотчас закрыла глаза.
Слова, долетавшие сквозь щели в стене сарая, казались ей чужими и ненужными, и голоса, которыми эти слова произносились, были незнакомыми.
Слова вяло толкались в ее барабанные перепонки, застревали и таяли, не доходя до ее мозга. Впрочем, нет, кое-что Саша услышала и успела отметить в своем сознании, прежде чем заснуть тяжелым нездоровым сном:
– Чего ты мне втираешь, падла?!! Говори, кто еще был в этом грузовике, сучара!!!
* * *Двор авторемонтной мастерской, окруженной высоким металлическим забором, был пуст, если не считать нескольких смятых, точно под прессом, машин, беспорядочно сваленных в углу у длинного сарая громадной кучей ржавого лома; да еще черного старинного «Мерседеса», стоящего рядом с автофургоном с выбитым лобовым стеклом и здорово смятым передним бампером.
Семен Борисович, тот, что называл себя Эдиком и к кому чаще всего обращались просто Борисыч, размахнулся и ударил изо всех сил кулаком в лицо стоящего напротив него человека, одетого в одни только грязные семейные трусы до колен.
Человек в трусах полетел на землю, да так и остался лежать, не выказывая никакого желания подняться и попытаться дать сдачи.
Борисыч пнул его несколько раз ногой в живот, человек только промычал что-то нечленораздельное.
– Да оставь ты его, – к Борисычу подошел толстяк в рубашке, пошитой из того материала, из которого очень часто шьют постельные матрасы, – видишь, он пьяный в дупелину… Он вообще говорить не может. А соображать – тем более.
– Отвали! – ощерился на него Борисыч, и толстяк отступил на шаг. – У себя в кафе командовать будешь, понял? Буфетчик херов…
– Понял, – пробормотал толстяк.
– А-а… п-пон-нял… – раздался плывущий голос, – я н-ничего н-не… зы… зы-наю…
Борисыч еще раз пнул распростертого у его ног полуголого человека и заорал, потрясая над ним кулаками:
– Чего ты мне втираешь, падла?! Говори, кто еще был в этом грузовике, сучара!!!
Никакого ответа он не услышал.
– Ладно, – прохрипел Борисыч, – давай сюда второго козла.
Толстяк огляделся:
– А где я его тебе возьму?
– А-а-а!! – заревел выведенный, кажется, совершенно из терпения Борисыч. – Достали вы меня, бляди! Ни хрена с вами каши не сваришь! Почему я все один должен делать?! Вот из-за того, что вы ни черта делать не хотите, мы и возимся столько времени!! Витьку Циклопа грохнули уже – мало?! Вася! – заорал Борисыч, озираясь вокруг. – Ва-а-ася!!
Вызываемый Вася появился немедленно – здоровенный детина с копной рыжих волос на голове. В громадном кулаке Васи болтался стиснутый за ворот телогрейки, конечно, Ваня по прозвищу Фофан.
– Сюда его! – хищно сказал Борисыч, указывая место прямо перед собой – чуть поодаль от все еще валяющегося на земле человека в семейных трусах.
Ваня по прозвищу Фофан полетел под ноги Борисычу, а Вася остановился поодаль, потирая свои гигантские кулаки, густо покрытые рыжей шерстью.
– Чего тебе еще? – обернулся к нему Борисыч.
– Ты… это… – замялся Вася, – ты, Борисыч, не того… Ты говорил, что просто потолкуешь с этими ребятами, а сам… Вон у Петровича вся морда разбита…
Человек в трусах приподнял голову и что-то жалобно промычал.
– Не понял… – нехорошо прищурился Борисыч, – ты на кого прешь, козел?
– Да я ничего! – Вася выставил вперед ладони. – Просто… Ну, понятно, ты, Борисыч, всех местных бандитов… то есть – всех местных деловых людей знаешь… И я тебе денег должен, и почти все, кто автомастерские держат, тебе должны… Но все-таки… Я Ваню Фофана и Петровича давно знаю… Я Петровичу сто раз машину чинил – он друг мой… Я думал, ты с ними поговорить, а ты их по морде… Нехорошо как-то… – Рыжий Вася бормотал бы еще долго, но Борисыч, скоро наслушавшись, коротко приказал ему:
– Оборвись!
Вася послушно замолчал.
– Теперь пошел вон!
Вася вздохнул, растерянно посмотрел на Ваню Фофана, неловко сидящего на земле, отвернулся и медленно пошел прочь.
– В последний раз спрашиваю, – предупредил Борисыч Ваню, – будешь говорить?
– Что? – пискнул Ваня.
– Про девчонку!! – заорал Борисыч. – Она ведь уехала с вами на фургоне?
– Да нет… – раскачиваясь, как мусульманин на молитве, дрожащим голосом заговорил Ваня, – я никакой девчонки не видел… В грузовик врезались – это мы, да… А девчонки не помню никакой… Я ведь немного… того был. Немного выпимши… и Петрович тоже…
– И П-петров-вич тож-же… – прогудел, не открывая глаз, Петрович и почесал себе ногу под длинными семейными трусами.
– Давай! – бросил Борисыч толстяку, и тот достал из-за пояса сверкнувший на солнце револьвер.
Ваня по прозвищу Фофан икнул и открыл рот.
– Считаю до трех, – глядя в мутные глаза Вани, начал Борисыч, – если не скажешь, где девчонка, он прострелит тебе твою тупую пьяную башку. Понял?
Ваня ничего не ответил.
– Раз! – проговорил Борисыч, не сводя глаз с Вани. Потом несколько секунд помолчал и выплюнул еще одно короткое слово:
– Два!
Ваня молчал. Подбородок у него начал дрожать, когда толстяк направил на него дуло револьвера.
– Три!
– Да не знаю я!! – завизжал Ваня. – Я никакую девчонку не видел, мамой клянусь!! Там вообще никого не было живых, кроме меня и Петровича!! Честное слово, я не знаю! Не стреляй!..
Толстяк посмотрел на Борисыча и опустил пистолет.
– Посмотри, – сказал толстяк, – а этот придурок обоссался.
Он указал дулом пистолета на темную лужу, расплывающуюся вокруг сидящего на земле Вани.
– Ладно, – устало проговорил Борисыч, – поехали отсюда. Видно, эта сука ускользнула от нас… Со всеми бабками…
– И что теперь? – спросил толстяк, пряча пистолет обратно за пояс.
– Что-что… – прохрипел Борисыч и сплюнул себе под ноги. – Все кончилось, понял? Денег нам не видать… Теперь валить надо заложницу, вот что… Все…
ГЛАВА 13
– И что теперь? – Саша узнала голос бармена-буфетчика и очнулась ото сна.
Вернее – очнувшись ото сна, тотчас услышала этот голос – и узнала.
– Что-что… – Саша даже вздрогнула, и всякая мысль о сне у нее пропала, как только прозвучало это хриплое «что-что». – Все кончилось, понял? Денег нам не видать… Теперь валить надо заложницу, вот что… Все…
Это, конечно, говорил Эдик. То есть – Семен Борисович. Уж этот-то голос Саша не спутает ни с чьим другим.
Она подползла к щели в стене гаража.
Так и есть – бармен-буфетчик и Эдик направлялись к длинному черному «Мерседесу», стоявшему совсем рядом от сарая – в нескольких метрах.
«Валить заложницу! – вспыхнуло в сознании Саши. Ее даже подбросило от этих слов – она больно ударилась головой о днище автомобильного остова, под которым лежала, – эта боль заставила ее соображать и действовать быстрее. – Значит, Эльвира Максимовна жива! Значит, они еще не убили ее, но… Но очень скоро убьют…»
Саша сейчас совсем забыла о том, что когда-то решила ничего не предпринимать для спасения Эльвиры Максимовны. Сейчас ничего не предпринять значило было для нее абсолютно то же самое, что собственноручно Эльвиру Максимовну убить.
