Владимир Гурвич - Федеральный наемник
Мы вылезли из погреба. Перед тем, как мы туда были вынуждены забраться, в комнате царили чистота и порядок, теперь же тут был самый настоящий бедлам. Стулья перевернуты, стол завален остатками пищи, окурками, на полу — комья грязи. Но хозяева не выглядели удрученными, они были слишком рады, что все завершилось благополучно.
— Мы вам поможем все это убрать, — вдруг сказал отец Борис.
— Да что вы, — отозвалась на предложение жена Мухаммеда. — Не беспокойтесь, мы сами все сделаем. Главное, что они ушли.
— Нам не трудно, нам это в удовольствие, — поддержал я отца Бориса. — Правда, Павел, — толкнул я его в плечо.
Тот, правда, без большого энтузиазма, кивнул.
Общими усилиями мы убрались за каких-то полчаса. Я в самом деле ощутил даже удовольствие от этого редкого для себя занятия. Я вдруг проникся симпатией к Мухаммеду и к его дружному семейству. Ведь он вполне могли сдать меня своему школьному другу и тем самым повысить свой рейтинг в его глазах. Но он не сделал это и тем самым спас нам всем жизнь.
После уборки мы снова сели за стол пить чай. На этот раз к нам присоединилась и жена Мухаммеда с детьми. Как выяснилось, ее звали Мариам.
— Почему ты нас не выдал? — спросил я.
Мухаммед внимательно посмотрел на меня.
— Вы мои гости, вы пришли в мой дом просить пищи и крова. Разве я могу отдать вас на растерзание Арсену или еще кому-нибудь? Наш закон запрещает так поступать.
— Закон-то запрещает, но очень многие из ваших его нарушают.
— Я знаю, — не сразу отозвался Мухаммед, — Аллах им судья. Всех, кто отступил от его заповедей, он непременно покарает. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось. Вот ему, — показал он на отца Бориса, — я видел понравились мои дети. Как я могу так поступить с этим человеком.
У меня свой закон, я не хочу во всем этом участвовать. Даже Арсен уважает это мое право и больше не предлагает присоединиться к нему.
— И, как ты думаешь, долго он будет уважать его?
По лицу Мухаммеда я видел, что этот вопрос мучит и его. В любую минуту ситуация может кардинально измениться. Загляни кто-нибудь из боевиков в подпал — и что стало бы со всей этой дружной семьей никто не знает.
Как не спешил я в Столицу, но решил, что эту ночь мы проведем под кровом этого дома. Тем более уже наступил вечер, а идти в темноте по незнакомой местности слишком опасно. Опасность, конечно, поджидает и днем, но в светлое время суток по крайней мере можно видеть, откуда тебе она грозит. Хотя далеко не всегда.
Хотя мы улеглись на полу, Мухаммед и Мариам сумели сотворить нам мягкие ложи. Впрочем, спокойно спать я ни Павлу, ни отцу Бориса не позволил. Я сказал им, что мы будем по очереди нести караул. Больше в такую ситуацию, как сегодня, я попадать не намерен, заявил я.
В путь мы отправились рано утром. Тепло простились с приютившими нас хозяевами. На прощание я одарил их еще одной на этот раз десятидолларовой купюрой, которую Мухаммед принял с большой благодарностью ко мне и с каким-то религиозным почтением к зеленой бумажке.
Наш путь лежал в Столицу. Надо было попасть туда еще до темноты. По крайней мере такую цель я мысленно перед собой поставил. Однако предстояло решить, каким образом ее достичь. Самым оптимальным способом — добраться туда на машине. Это дало бы огромную экономию во времени и сохранило бы нам массу сил, которые можно использовать с большей пользой.
Я поделился со своими спутниками плодами своих размышлений; оба не стали мне возражать. Но оставался нерешенным самый важный вопрос: где взять машину?
Мы вышли к шоссе, залегли в прилегающей к ней лесополосе и стали наблюдать за дорогой. Увы, наши наблюдения были неутешительными. В большинстве машин, которые проносились мимо нас, находились военные. Пару раз проезжали автомобили, набитые боевиками. То, что сидящие в них пассажиры, относились именно к этой категории людей, я нисколько не сомневался. В свое время я столько насмотрелся на них, что мог их обнаружить в любом обличьи, даже в обличьи ангелов. К сожалению, ни первые, ни вторые в качестве попутчиков нам не годились.
Не оставалось иного выхода кроме как идти пешком. Мы шли уже целый час и за это время, по моим прикидкам, едва протопали два километра. Если двигаться такими темпами, то мы не только не придем в Столицу к вечеру, но и весь следующий день затратим на дорогу. Но быстрей перемещаться в пространстве мы не могли, так как отец Борис стер ногу, и каждый шаг давался ему с большим трудом. Да и дезертир тоже явно не торопился; он то и дело останавливался, садился передохнуть. Несколько раз, выведенный из терпения, я накричал на него, но на Павла мои окрики производили слабое впечатление. Я понимал его и даже не очень осуждал, так как на его месте вел бы себя примерно также; куда ему спешить? Столица нужна ему не больше, чем таракану рояль.
Мою голову все чаще посещала мысль о том, чтобы избавиться от своих спутников и двигаться дальше одному. Какая мне польза от отца Бориса; его проповеди о добре и зле в данный момент меня интересуют еще меньше, чем погода в Антарктиде. Может быть, когда у меня появится желание замаливать грехи, он будет мне чрезвычайно полезен. Но пока у меня есть более срочные дела. Что касается бывшего солдата российской армии добровольно ее покинувшего, то я вообще не понимаю, зачем я тяну этот бесполезный воз за собой. От него только одни неприятности и расстройства.
Я обернулся и посмотрел на ковыляющее позади меня воинство. Затем сел на траву. Отец Борис и Павел удивленно уставились на меня.
— Нам нужно найти машину, иначе мы не дойдем до города и ко второму пришествию. Я правильно говорю, отец Борис?
— Боюсь, что вы правы, — грустно согласился священник. — Моя нога отказывается идти дальше. Хотя на счет второго пришествия, тут, думаю, вы все же ошибаетесь, мы в любом случае придем туда раньше.
— Это как раз меня меньше всего волнует. Нам надо добраться вон до того лесочка, — показал я на густые лесные заросли, подходящие к самой дороги. — Это место удобное для засады.
— Но что вы собираетесь сделать? — спросил отец Борис.
— Я разве не ясно сказал, — удивился я. — Собираюсь раздобыть машину.
— То есть высадить пассажиров в ней, а самому сесть в нее.
— Скорей всего именно так. Нас может оказаться слишком много для одной машины. У вас есть другие предложения?
— Но вы понимаете, это самый настоящий бандитизм. Почему вы считаете, что имеете право отнять у других их собственность и взять ее себе?
Я потряс автоматом у самого носа священника.
— Видите мое право. Мы — на войне, а на войне одно правило: кто сильнее, тот побеждает, тот остается в живых. Или вы еще этого не поняли? Сидите и не скулите, вы мне уже начинаете надоедать. Вы слишком серьезно относитесь к собственным идеям, вы из тех, кто считает, что мир устроен в соответствие с ними. Поверьте, это совсем не так. А потому идите и молчите.
— Я хочу вас предупредить: если вы раздобудете средство передвижения таким образом, я не сяду в него.
— В таком случае, отец Борис, позвоните по телефону и вызовите такси. Не хотите садиться в машину, уедем без вас.
В лесополосе я нашел то, что искал: большое поваленное дерево. Я приказал моим помощникам вместе со мной поднять его. Предворительно я описал им мой замысел.
— План самый простой: кладем это дерево поперек дороги, залегаем и смотрим. Все будут останавливаться около него и отодвигать с пути. Мы же станем наблюдать за ними. Если там будут те, с кем нам не справиться, пропускаем машины, пока не попадется та, что нам нужна.
Первым проехал набитый федералами «КАМАЗ». Несколько солдат спрыгнули из кузова, заняли круговую оборону пока трое отодвигали ствол. Затем они удалились. Мы же вернули дерево на прежнее место.
Затем появился микроавтобус с боевиками. Те вели себя практически аналогично. Мы — тоже.
Примерно через час показалась «Нива». Оказавшись у препятствия, она остановилась. Я внимательно рассматривал пассажиров автомобиля. Их было всего двое — мужчина и женщина.
Я тихо сказал Павлу:
— Приготовься, по моей команде выскакиваем на дорогу. Если кто-то из них сделает резкое движение, — стреляй им под ноги. Ну а если увидишь в из руках оружие, — прямо в них. Ты все понял?
Тот кивнул головой и одарил меня своим неизменно мутным, как давно немытое стекло, взглядом. Что он означал, определить было трудно, но явно ничего хорошего.
Мы выскочили на шоссе и наставили на вышедшего из машины мужчины автоматы.
— Руки вверх! — закричал я. — Не двигаться!
Мужчина поднял руки. Он был среднего возраста, но несмотря на это мне у меня сложилось впечатление, что силой он не обижен. Он внимательно наблюдал за мной, и я не обнаружил в его глазах ни страха, ни растерянности — одна настороженность. Он явно искал выхода из положения, в котором очутился.
