Волевой порог - Александр Александрович Тамоников
Матвеев говорил с альпинистом сам. И через полчаса тот вышел со своим полным снаряжением, готовый к восхождению. На короткий вопрос «куда?» Буторин ответил рассказом, что в горах могут быть диверсанты или уже заложена взрывчатка для направленного взрыва, который может вызвать сильный обвал и сделает непригодным для прохода перевал Бечо. И сейчас группа, ушедшая пару дней назад, явно вступила с кем-то в перестрелку неподалеку от вершины Прохладная. Тогда Гулез молча ушел в дом и вернулся с охотничьим карабином.
И вот снова Мирзаканов остановился, подняв руку и покачав ею из стороны в сторону. И снова Буторин и замыкающий Матвеев воткнули поглубже в снег ледорубы, закрепили страховочные веревки и стали ждать. Мирзаканов, постояв, сделал несколько шагов, пробуя снег ледорубом, потом пошел правее и снова вернулся. Посмотрев из-под руки вправо и влево, он наконец двинулся вперед. Веревка разматывалась. Матвеев придерживал моток, Буторин помогал ему, чтобы в нужный момент схватить ее. Гулез мог рухнуть в трещину, скрытую под снегом, в любой момент. И тогда двое других должны были удержать его, вытащить наверх. Но и в этот раз обошлось. Снова Гулез точно определил, что по снежной корке можно пройти, что она выдержит человека. В прошлый раз они ушли метров на двести вправо, чтобы преодолеть трещину.
Все, Мирзаканов на другой стороне закрепился, и теперь идти очередь Буторина. И он шел так, как его учили, ставил ноги так, как ему показывали. И снова все обошлось. Теперь оперативник понимал, почему Матвеев так уверенно пошел с этим человеком, почему он ему так верит. Тут важны и опыт, и особый талант, чутье. Бездумная храбрость, лихачество и позерство в горах обычно стоят человеку жизни. Но больше всего Буторина беспокоило то, что они не слышат выстрелов. Да и точно ли это была стрельба, которую слышали местные жители? Что с Максимом, что с его спутниками? Столько времени прошло, и еще пройдет несколько часов. Ведь предстоит подняться по не очень сложной для прохода скале с хорошим уклоном. Потом, пройдя карнизом, выйти на снежник, а по нему уже к южной скале. Вот там уже все серьезнее, скала отвесная, там почти нет трещин и мало других неровностей, которые помогают подниматься, за которые можно ухватиться, удобно поставить ногу.
Работали молча, напряженно. Стук молотков, резкий окрик «камень!», скрип веревки и снова стук молотков, снова забит крюк, и снова связка ползет вверх по стылой скале. Когда уставал Буторин или Матвеев, они просто висели, опершись ногой на какой-нибудь выступ, и отдыхали. Мирзаканов, казалось, не уставал никогда. И вот снежник, который тянулся до самой южной скалы под вершиной Прохладная. Шли, твердо ставя ногу, чтобы когти впивались в снег, чтобы не поскользнуться, не поехать назад по снежному насту, Уклон был хоть и небольшой, но все же была опасность слететь вниз. В таком случае рекомендовалось лечь на ледоруб. Этому приему Буторина тоже заранее тренировали.
Южная скала приближалась, угрожающе вздымаясь над головой. Гулез вдруг остановился и указал рукой вперед. Что он там смог разглядеть, когда глаза так слепил снег, было непонятно. Буторин стал смотреть в указанном направлении и наконец увидел черные пятна на белом снегу. Что это? Камни, выпиравшие из-под снега, тела людей, лежавшие неподвижно под отвесной скалой? И, несмотря на то что хотелось сломя голову броситься вперед, все трое замерли, положив руки на оружие, рассматривая местность, скалу, ее верхнюю кромку.
Через полчаса все было ясно. Пять трупов. Четверо одеты как немецкие горные егеря, только шерстяные носки, видневшиеся из горных ботинок, вязаные шерстяные шапочки, меховые рукавицы были местные. Пятый, лежавший с автоматом в окоченевших руках у самой скалы, был экипирован как советский альпинист. Неподалеку виднелась веревка, упавшая, как понял Буторин, со скалы. И среди множества стреляных гильз он увидел рюкзак. Выгоревший, местами с дырами, расползающийся от старости по швам. Буторин присел рядом и, развязав тесемки, распахнул его.
— Ничего себе, — присвистнул рядом Матвеев. — Теперь бы понять, кто, с кем и зачем тут воевал. Это парень защищал рюкзак, чтобы его поднять наверх, или он его спустил? Геройский парень, что и говорить!.. А ты что, майор, думаешь?
— А что ты думаешь, Гулез? — вместо ответа спросил Буторин Мирзаканова.
— А что мне думать? — медленно произнес альпинист, озираясь по сторонам и посматривая на отвесную скалу, как будто оценивая ее. — Это вы тут органы, вы же из НКВД, вы и думайте, а меня просили вам помочь, провести вас по маршруту. Вот я и веду.
Буторин взял из рук убитого автомат, отодвинул затвор и понюхал. Потом поднял одну из гильз и тоже задумчиво поднес к носу. «Что-то наш проводник разговорился, — думал оперативник. — Всю дорогу, да и раньше было, слова не вытянешь. Каждую фразу будто скупой одалживал. А тут такая тирада. А ведь нервничает Мирзаканов, откровенно нервничает. Боится? Трусливый альпинист — это все равно что горячий лед или леденящая жара. Глупое словосочетание. Не скалы он боится, не восхождения, а чего-то другого. Только этого мне еще не хватало — сомневаться в том, кто мою веревку над пропастью держит. Надеюсь, Матвеев его хорошо знает».
— Ну раз все высказались, — поднимаясь и отряхивая руки, произнес Буторин, — тогда принимать решение остается мне. Этот парень наверняка один из тех, кто ушел в горы с Шелестовым. И стрельба тут была с врагами. Вот эти четверо враги и есть. Динамит немецкий, и кто его принес, я думаю, объяснять не надо. Давайте камнями завалим рюкзак, чтобы в глаза не бросался, и будем решать, куда двигаться дальше, где искать моих товарищей. В какую сторону они пошли и почему!
— Они там, — указал рукой верх на скалу Гулез.
— Почему ты так решил? — удивился Буторин.
— Парень прав, — неожиданно поддержал Мирзаканова старик. — Видишь, веревка соскользнула? Ее выпустил кто-то наверху. Тот, кто собирался следом спускаться. А эти пришли со стороны Пастушьего перевала. Нечего гадать, подниматься надо, а то скоро стемнеет.
Солнце уже клонилось к закату, когда Буторин со своими товарищами наконец поднялся на южную отвесную скалу. Оперативник поднимался последним. И когда он на трясущихся от усталости ногах встал на краю скалы и начал отвязывать непослушными пальцами страховку, то понял, куда смотрят оба его товарища. Девушка лежала у большого камня метрах в двадцати от обрыва. И на ее голове запеклась кровь. Хорошо было видно
