Игорь Хрусталев - Делец включается в игру
– Я все расскажу, – покорно кивнула Настя. – Все, что захотите. Господи, как тут душно! Не могли бы вы принести мне воды?
С девушки градом катился пот. Она заметно побледнела, несмотря на румяна и всякую-разную импортную штукатурку, покрывавшую ее личико.
Я оглянулся в поисках звонка и, обнаружив кнопочку вызова, дважды надавил на нее. Однако, никто не появился. Тогда я решил сбегать в буфет за прохладительными напитками самостоятельно.
– Сейчас я вернусь, – пообещал я. – Только никуда не уходите.
Поворачивая в центральный коридор, я столкнулся нос к носу со спешащим на вызов служителем.
– Это вы звонили? – запыхавшись, спросил он.
– Да-да, какой-нибудь колы в двадцать шестой, – нетерпеливо произнес я.
– Не желаете ли молочных коктейлей? – он вынул блокнот.
– Ни в коем случае, – решительно произнес я. – Об этом не может быть и речи.
Мне уже стало плохо только от одного упоминания об этом напитке – у меня с детства аллергия на молочные продукты. Тотчас нахлынула отрыжка «Осеннего сада» и я едва сдержался, чтобы тут же не излить свою горечь прямо на работника заведения.
– Я же сказал – колы, – раздраженно повторил я. – И пожалуйста, побы…
«Стрее» я уже не успел произнести. Даже начало слова – «побы…» – потонуло в грохоте двух выстрелов, которые раздались в глубине коридора.
Мгновение мы со служителем молча смотрели друг на друга, открыв рты от неожиданности. Он мог оценить недавно залеченный верхний левый клык в моей пасти, а я приметил его сточенные нижние.
Затем мы дружно, по-прежнему не говоря ни слова, кинулись в двадцать шестой.
Дверь, которую я плотно закрыл за собой, направляясь на поиски влаги для мадемуазель Мокроусовой, была распахнута настежь.
Настя сидела в той же позе, ничуть не изменив положения тела. Разве что ее рот слегка приоткрылся и веер, судорожно сжатый ее пальцами был испачкан кровью, тоненьким ручейком сочившейся из ее рта.
Два пулевые отверстия нанесли непоправимый ущерб ее вечернему платью и тому, что под ним находилось – старшеклассница была мертва.
– Ни фига себе пельмень! – прошептал работник заведения. – А говорили, что работа тут спокойная. Мочат баб почем зря, а ты им водички носи!
– Что ты мелешь?! – возмутился я. – Мы же вместе слышали выстрелы. Немедленно вызывай охрану или что у вас там полагается в таких случаях!
Тот кивнул и, как бы с открытым ртом, так и побежал по лестницам наверх.
Я подошел к мертвой девушке и осмотрел труп, стараясь ни к чему не прикасаться. Стреляли явно из двери. Сделавший свое дело убийца не мог терять ни секунды и тотчас же исчез в лабиринтах коридоров.
Рядом с телом лежала сумочка «под крокодила», с которой Настя не расставалась весь вечер. Когда она вынимала оттуда платок, чтобы вытереть капли пота, то не защелкнула задвижку и теперь сумочка словно бы приоткрывала рот, демонстрируя свое содержимое.
Мое внимание привлек красный листок бумаги, на котором я заметил знакомую эмблему. Вытащив его из сумочки, я приблизил шероховатый на ощупь прямоугольник дорогого картона к глазам и прочел отпечатанный на нем текст с виньетками и завитушечками. Это оказалось гостевое приглашение в клуб «Утренняя звезда» на одно лицо. Билет был помечен завтрашним числом.
Именно такое игривое название носил концертный зал на третьем этаже здания, где на завтра было намечено какое-то представление.
Спрятав бумажку в карман, я вышел в коридор, и едва не врезался своей наклоненой головой в грудь (левую) роскошной дамы, которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась Аллой Пугачевой.
Снова сработал эффект внезапности и я не успел сказать даже полслова, как Алла Борисовна, мило мне улыбнувшись, вплыла в двадцать шестой номер.
Тут же раздался дикий визг, а вслед за ним ежесекундно нарастающий звук топочущих ног по лестнице. В коридоре одновременно появились пятеро крутых молодцев и выскочившая из комнаты примадонна.
Она продолжала истошно вопить и при этом неистово размахивала руками. Правой дланью женщина ухватила себя за волосы и сорвала с головы парик, обнажив круглую башку, остриженную под полубокс.
Парик полетел куда-то вверх и завис на продолговатой лампе дневного освещения. «Пугачева» уже намеревалась разодрать на себе платье, в истерическом припадке невольно воспроизводя древний обычай скорбного разрывания одежд, но ей помешали охранники, довольно грубо схватив ее под руки и быстро произведя личный досмотр. При этом ее пронзительные вопли усилились, достигнув невероятных для эстрадной певицы нот и тембров.
В ту же секунду из другого конца коридора раздался крик Усольцева, которому удалось перекрыть «Аллу Борисовну»:
– Айн момент! Никого не трогать!
Запыхавшийся Усольцев подбежал к нам и, положив мне руку на другое плечо, проговорил, прерывисто дыша:
– Это наш гость.
Подобной фразы оказалось достаточно, чтобы охрана потеряла к моей персоне всяческий интерес.
– Сергей Радимович… – произнес Усольцев. – Вам сейчас лучше уйти. Такая, понимаете, неприятность…
Усольцев вежливо, но настойчиво проводил меня до выхода, поминутно извиняясь, но никакого толкового объяснения я от него добиться не смог.
«Снова труп на вашем жизненной пути, господин Паратов, – мысленно беседовал я сам с собой, ведя „феррари“ по улицам просыпающегося города. – Такое впечатление, что женщины при встрече с вами прямо-таки падают и потом больше никогда не встают. Интересно, будет ли дальше продолжена эта загадочная закономерность?»
Ага. вот и афиша на покосившейся театральной тумбе. «Два в одном, – гласил ее текст, – два потрясающих сюрприза в одном представлении. Трансшоу двойников в Ледовом дворце (позавчерашняя дата) и клубе „Утренняя звезда“ (вход по пригласительным). Несовершеннолетние не допускаются».
Далее следовал список «звезд», двойники которых должны были отплясывать на сцене – более-менее привычный список, разве что фамилия Ротару была тщательно замазана черной типографской краской.
Проще всего, конечно, было бы поговорить с администраторами этого трехэтажного бардака, из которого мне только что вежливо выставили – в моих, разумеется, интересах. Но чутье подсказывало мне, что в данном случае наиболее прямой путь заведет в тупик, а вот окольный может вывести меня к верной цели.
Здраво рассудив, что ниточка тянется из трансшоу, я решил попробовать пообщаться с еще оставшимися в живых участниками этого мероприятия. И, пролистав адресный справочник из бардачка, решил после обеда направиться в хореографическое училище.
Утро выдалось на редкость напряженным. Первым рейсом пришлось лететь в Москву, где я пробыл два часа, утряся все вопросы еще по пути из аэропорта в офис встречавшей меня фирмы, так что собственно общение в помещении ограничилось лишь временем, необходимым для подписания документов, чашечки кофе и рюмки «шамплятро». Обратный путь в авто я проделал в полудреме, а в самолете листал бизнес-планы, поданные на объявленный «Ледоколом» конкурс малых предприятий.
Дома я наскоро заехал в офис, оставил там бумаги и снова принялся за дело.
Девица в хореографическом училище только-только пришла с обеденного перерыва, еще не приступила к своим обязанностям и наводила марафет за рабочим столом, разложив перед собой польскую косметичку-чемоданчик. В это время и появился я.
Подсев к ее столу, я выразительно посмотрел на часы и произнес:
– По-моему, то, чем вы мажете свои ресницы, это яд. Знаете что, я посоветовал бы вам тени «обмрэ» от Риччи плюс соответствующая помада. Скажем, в сочетании лиловый плюс медный.
– Но ведь это же очень дорого! – мгновенно откликнулась девушка.
– Зато к ним подойдет блузочка от Лагерфельда, которую вы сможете приобрети в новом бутике на Театральной. Сделайте себе маленький праздник, – предложил я, отсчитывая лимон в старых купюрах и, не давая девушке опомниться, завершил фразу, – а заодно и мне поможете. Я хотел бы узнать кое-что о некоторых студентах. И не надо мне говорить «пошел вон», потому что я все равно узнаю, что мне нужно, а эти деньги получите не вы, а кто-то из ваших коллег в этом училище.
Против такого напора было невозможно устоять. Уже через пять минут я выяснил, что Стаса Данилевича, который на первом курсе считался весьма перспективным учеником, вынуждены были отчислить из училища за неуспеваемость, систематические прогулы и скандалы. Вместе с ним был изгнан некто Валентин Миклухин, чей адрес увенчал мою добычу. Стас пока оставался вне пределов моей досягаемости – мальчик приехал из района, здесь жил в общежитии, из которого, само собой, был изгнан при отчислении и канул в неизвестном направлении, предоставленный сам себе.
Через полчаса я уже подъезжал к деревянной развалюхе на окраине, в которой должен был проживать Миклухин. Я решил, что глупо останавливаться на полпути и был полон решимости довести начатое расследование до конца.
