Тайный фронт - Александр Александрович Тамоников
Серая кепка появилась в нижней части оконного проема и стала передвигаться влево. Шелестов поднял руку с пистолетом и прицелился. Надо его увидеть полностью, во весь рост, тогда можно стрелять по ногам. Куда он решил идти? К пролому в стене, а потом на заводской двор? Да там черт ногу сломит после взрывов и пожаров. И там до сих пор, как говорил Гаспарян, находят неразорвавшиеся снаряды со складов завода. Надо ему перекрыть путь на завод. А еще лучше взять раньше, чем он повернет в людные улицы города, где нельзя стрелять из опасения задеть кого-то из мирных жителей.
Хруст щебня, резко треснула под ногой человека доска или какая-то палка. Шелестов вскинул руку, но в поле зрения оказался не человек, а кепка, вылетевшая из-за стены. Человек оступился, упал. И, не задумываясь, Максим бросился вперед.
– Opreste-te! O sa trag![4] – крикнул он по-румынски.
Болотов с пистолетом появился в проеме и что-то крикнул, и тут же тишину развалин разорвал хлесткий пистолетный выстрел, потом второй, третий. Капитан сразу скрылся за краем стены, а фигура незнакомца метнулась вправо, поднимая за собой пыль, скопившуюся здесь за это время.
– В город его, в город гони! – гаркнул Шелестов. – Не пускай на завод!
Крикнув, Максим поднял пистолет и дважды выстрелил в воздух, чтобы беглец понял, что его зажимают с двух сторон. Пробежав под аркой, они оказались в тесном внутреннем дворике, где каменные стены возвышались, как неприступные крепости. Шелестов понял, что его противник заблудился или ошибся, свернув не туда. А может, Болотов появился вовремя и перекрыл ему единственный путь к бегству. И теперь этот уголок не оставляет диверсанту возможности для маневра. Звук шагов стих, и на мгновение установилась мертвая тишина. Вдруг раздался выстрел. Диверсант отбросил одну руку в сторону, стреляя куда-то вправо. Он тут же бросился к желтому солнечному пятну на другой стороне двора. Он появился в поле зрения всего на пару секунд, и Шелестов открыл огонь, но диверсант пригнулся, прыгнул в сторону и выстрелил несколько раз в ответ. Пули засвистели в воздухе, одна врезалась в кирпичную стену возле головы Максима, обдав его мелким красным крошевом. Но тут что-то случилось. Диверсант пошатнулся и повалился на камни, ткнувшись головой в битый кирпич. Шелестов подошел ближе, стараясь держать оружие наготове. Из-за колонны появился Болотов с пистолетом в вытянутой руке.
– Что он? Живой?
– Черт побери! – Шелестов остановился возле тела. – Живые так не падают.
Он перевернул упавшего человека лицом вверх. На него смотрели остекленевшие глаза парня не старше двадцати лет. Кровь стекала по губам убитого, оставляя причудливую алую полосу. Максим замер на мгновение, осознавая ошибку. Все кончено. Убит другой. Да, это враг, да он оказывал вооруженное сопротивление, отстреливался, но тот, за которым бежал Шелестов, тот, одетый в коричневую вельветовую куртку, скрылся. А этот или ждал его, или должен был прикрывать его побег, если появится опасность преследования. Вот и прикрыл. Он медленно огляделся, надеясь уловить хоть какой-то след. Утреннее солнце, не поднявшееся еще высоко, бросило длинные тени, похожие на переплетение рук. Вдалеке раздался звук колокола. Колокол сзывал прихожан на утреннюю службу, а тут, в развалинах завода, умершего завода, лежит тело человека, которому еще жить и жать. И совсем незачем ему было умирать за прошлое этой страны. Ему надо было жить за ее будущее, строить будущее Румынии.
Легкий звук шагов за спиной заставил Шелестова обернуться. Несколько прохожих с опаской заглянули в развалины, глядя на мужчин и тело перед ними. Наверное, здесь уже привыкли к такому. Ведь кроме диверсантов, с которыми дрались советские солдаты и разведка, в городе часто стреляли и по другому поводу. Мародеры, бандиты. Грабежи и кражи не утихали. Из-за спин выбежал Лапин в сопровождении трех человек военного патруля.
– Уберите отсюда всех зевак, – приказал Шелестов и наклонился над телом.
Сняв с убитого куртку, они расстелили ее на камнях, осмотрели само тело, но никаких отличительных признаков не нашли. Ни шрамов, ни татуировок, ни приметных родинок. Документов при себе у парня не было. Кроме самого пистолета еще две полные обоймы к нему в карманах. Пачка сигарет, спички, носовой платок, совсем новый и чистый. Перочинный нож чем-то пах. Шелестов поднес его к носу и принюхался. Кажется, им открывали мясные консервы. Почему не вытер, а сложил грязный нож и сунул в карман? Скорее всего потому, что он сильно торопился. Жир не засох на ноже, значит, это было недавно, значит, он тут торчал давно, может, всю ночь и собирался перекусить, но напарник попал в переделку, и он бросился его прикрывать.
– Что с Оксаной Глушко? – спросил Шелестов, поднимаясь и продолжая смотреть на труп.
– Я ее отправил в комендатуру, – торопливо стал рассказывать Лапин. – Здесь ближе, чем к нам. Мне дали патруль и машину. Тут я вас и догнал. По звукам стрельбы. Велел дежурному найти фотографа и прислать сюда. Тело же надо сфотографировать?
– Да, правильно, – кивнул недовольный Шелестов. – Ты все правильно сделал. Ты молодец. Это мы вот тут напортачили.
Шелестов отошел от тела парня к стене, откуда тот выбежал недавно, и поднял его кепку. Кепка была та самая. Он хорошо ее запомнил. А у убитого волосы не примяты. Он здесь был без головного убора. Хочешь или нет, но час поноси кепку – и след на волосах, примятость останется. Кепка была того самого диверсанта, за которым Шелестов гнался от сквера. Он осмотрел ее, вывернул, и тут на руку ему выпал клочок бумажки, свернутый в несколько раз. Максим развернул его. Это была записка, написанная по-немецки.
«Срочно нужно встретиться… вечером на старых складах у порта».
Информация. Но смысла в ней теперь не
