Тайный фронт - Александр Александрович Тамоников
– Сфотографируйте его, установите личность, – приказал Шелестов Болотову. – Не исключено, что он был в штате сигуранцы. Это важно знать, на румын он работал, на немцев или еще на кого-то.
В комендатуре Шелестов сразу прошел в дальнюю камеру гауптвахты, куда заперли Оксану Глушко. К нему сразу же подбежал Гаспарян и пошел рядом.
– Что за стрельба, Максим Андреевич? Что произошло? Кто эта девушка?
– Тихо, Арсен, тихо, – остановил Шелестов майора. – Оперативная разработка. Сделай так, чтобы в эту часть никто не заходил, а дежурному прикажи закрыть рот на замок, а то он сам здесь окажется. У нас уже длинный язык чуть было не довел до беды. Или до международного конфликта.
– Я понял, – кивнул майор и исчез.
Шелестов жестом приказал часовому отойти от камеры, отодвинул задвижку на массивной двери, обитой железом, и вошел в маленькую камеру с двухъярусной кроватью и столом у окна. На нижней кровати сидела Оксана, которая на звук шагов подняла лицо с заплаканными глазами и с надеждой посмотрела на Шелестова. Максим ногой, почти пинком подвинул к себе табурет и, сев на него, откинулся спиной на шершавую стену.
– Так, Оксана Петровна Глушко! – заговорил он, хмурясь и злясь на самого себя. – Беспартийная, в комсомоле не состоящая, тысяча девятьсот двадцать пятого года рождения. Уроженка села Фалешты Черновицкой области Украинской ССР. Давай. Оксана Глушко. Только по порядку, ничего не опуская. Кто этот человек, к которому ты шла сегодня на свидание, который при виде нас начал стрелять и бросился бежать?
Шелестов специально не стал говорить, что знакомому Оксаны удалось скрыться. Не стал он говорить и то, что убит другой диверсант. Сейчас девушке, виновна она или нет, следует знать очень мало. Совсем ничего, чтобы она не вздумала укрывать информацию или врать. Пусть думает, что ее дружка схватили и он дает показания и нам нужно их сверить с показаниями самой Оксаны. Так проще будет работать.
Оксана сидела и смотрела на Шелестова широко раскрытыми от страха глазами. Она видела начало погони, она наверняка слышала стрельбу. А потом ее схватили и упрятали сюда. Виновна или нет, но она сейчас сильно напугана.
– Я не знаю, что произошло, – тихо проговорила она, чуть заикаясь и все время нервно сглатывая. – Я ничего не понимаю. Он хороший, это не он стрелял, он не мог стрелять, он патриот, он с фашистами сражался, он партизан.
– Как его зовут? Имя, фамилия, где живет?
– Эмил, – ответила девушка и замолчала.
– Фамилия, где живет, профессия! – прикрикнул Шелестов.
– Эмил Йонеску, – нервно кривя губы, ответила девушка и тут же выпалила, растирая слезы по лицу. – Почему вы на меня кричите, почему меня арестовали? Я же ничего плохого не делала, я ни в чем не виновата.
– Человек, который назвал себя как Эмил Йонеску, стрелял в нас, пытался скрыться со своим дружком. Это враг, гражданка Глушко! А вы нарушили приказ командования, вы ходили к нему на свидание. Вам запрещено заводить личные отношения с иностранцами, вас выпускали в город за покупками, за личными вещами, а вы воспользовались этим, чтобы крутить шашни! С иностранным гражданином крутили шашни, а он оказался врагом! Для этого вам и запрещалось все! Для того чтобы враг к вам ключи не подбирал, чтобы вы во вражеские сети не попадались, а не потому что мы такие звери, не выпускаем вас за пределы воинской части! Это понятно, Оксана Глушко?
– Враг? – упавшим голосом произнесла девушка. – Но он же такой милый… Он учителем работал, он так сказал. Он русский язык преподавал в школе детям. Он же не мог. Может, вы ошиблись?
– Лапин! – позвал лейтенанта Шелестов.
Тот забежал в камеру взъерошенный, еще не остывший после перестрелки и с ходу выпалил:
– Товарищ подполковник, там Болотов вас к телефону просит. Говорит, у него важная информация.
Важная? Неужели что-то удалось узнать? Но и девушку нельзя оставлять наедине с собой. Она может напридумывать себе всякого, если невиновна и, наоборот, если виновна, то придумать себе оправдание. И он, подходя к двери, кивнул на Оксану Лапину.
– Продолжай допрос!
Зайдя в комнату дежурного, Шелестов взял телефонную трубку. Голос капитана Болотова явно был довольным и значительным. На какой-то момент Шелестов даже поверил в быструю удачу, в то, что местным контрразведчикам удалось установить личности диверсантов, их принадлежность. Но новость оказалась совсем другого рода.
– Товарищ подполковник, – заговорил Болотов. – Мы получили сведения с места жительства Глушко. Она перед войной подавала заявление на вступление в комсомол, но ей отказала местная ячейка. Причиной отказа в протоколе заседания комитета комсомола указано распространение ложных слухов о личной жизни первого секретаря горкома комсомола.
– Ну и что? – устало спросил Шелестов. – Вы уверены, что слухи ложные, а отказ не инициирован именно этим первым секретарем? Какие-то подробности того дела вы получили? Мнение других комсомольцев, результаты проверки чистоты комсомольцев той ячейки?
– Нет, – голос капитана как-то сразу стал на тон ниже, и из него исчезли бравурные нотки. – Я, собственно, делал запрос на предмет… Ну да, вы правы, товарищ подполковник. Я сейчас сформулирую дополнительные запросы и отправлю, пока генерал здесь и может подписать запросы.
– Отставить, товарищ капитан! – резко сказал Шелестов. – Хватит запросов. Займитесь установлением личности убитого диверсанта, перетрясите архивы сигуранцы. Мы их захватили большое количество. Задержанная показала, что ее ухажер румын. Наверняка и тот второй, который прикрывал его бегство, тоже румын.
– Да-да, конечно, – промямли Болотов, но вовремя спохватился, что разговаривает с подполковником из Главного управления НКВД, и поправился: – Так точно, товарищ подполковник, я вас понял. Приступаю!
А в камере гауптвахты лейтенант Лапин принялся за допрос со всем своим рвением.
– Ваши имя, отчество, фамилия?
– Глушко я, – сквозь слезы, торопливо ответила девушка и кивнула на стол. – Там товарищ военный все уже записал про меня.
– Товарищ? – Лейтенант посмотрел на девушку с угрозой. – Не спешите, гражданка Глушко. Это еще нужно доказать, что вы можете кого-то из советских людей называть словом «товарищ». Мы еще должны убедиться в том, что вы нам товарищ.
– Глушко Оксана Петровна я, – убитым голосом ответила девушка.
– Гражданка Глушко, вы знаете, почему вас допрашивают?
– Нет, не знаю. Я ведь ни в чем не виновата. Я не понимаю, в чем меня обвиняют!
– Ваш парень, этот ваш румынский ухажер, которого вы называете Эмилом Йонеску, оказался вражеским диверсантом. Вы об этом знали?
– Нет! Я не знала. Эмил для меня
