Конрад Граф - Рэмбо под солнцем Кевира
Интересно, тот, кто разрабатывал эту операцию, был ли хоть раз в Кевире? Или просто — разложил перед собой карту с точками и штрихами, раздвинул циркуль от Тегерана до побережья Омана и в середине оказался некий город Тебес. А на сотни миль вокруг — безжизненная пустыня. И стратег поставил там кружок: лучшей промежуточной базы трудно было и придумать!
А что же майор Кэнби? Ведь он недавно был в Тегеране, видел, как охраняется посольство, видел толпы людей вокруг него. Неужели ему и в голову не пришло предостеречь стратегов, убедить в бессмысленности операции, в которой могут напрасно погибнуть десятки людей? Ну, конечно, кто же осмелится перечить самому президенту!
Рэмбо посмотрел в иллюминатор: все то же. И он отвернулся.
Когда Рэмбо покидал с Али плато Колорадо, президент уже утвердил операцию "Голубой свет" и срок ее проведения.
— Я буду рад, Джони, — сказал Траутмэн на прощание, — если ты присоединишься к нам в Кевире. Но буду больше рад, если ты сделаешь свое дело раньше нас.
Что мог Рэмбо тогда ответить? Он привык действовать, сообразуясь с обстоятельствами, и поэтому всегда выигрывал в отличие от тех, кто рассчитывал на карту и циркуль. Он поблагодарил тогда полковника и честно сказал ему, что не верит в успех его операции, которая больше смахивает на бесшабашную авантюру. Но заверил, что, если у него не будет другого варианта, он, конечно же, использует этот последний шанс.
Он нашел свой вариант и верил в его надежность, как в самого себя. И чем больше он убеждался в своем будущем успехе, тем яснее представлял грядущий позор группы "Дельта", позор полковника Траутмэна. И если отменить операцию уже было нельзя, то еще можно дать ей хоть какой-то шанс на успех. В том виде, в каком ее представляли себе на плато Колорадо, она была обречена на полный провал.
Рэмбо видел толпы у посольства, видел его двор, заполненный моджахединами, и он посчитал своим долгом дать Траутмэну последний совет. Он не был уверен, что полковник изменит выверенный за полгода учений план действий. Это его дело. Но Рэмбо будет считать себя свободным от угрызений совести.
Самолет накренился, Рэмбо посмотрел в иллюминатор и замер. В первый момент ему показалось, что наконец-то он увидел мираж, или в его задремавшем мозгу начались галлюцинации: на него наплывал сказочный город с садами, рощами и настоящими пальмами. Но самолет выровнялся и пошел на посадку. Он сел рядом с дорогой в сотне ярдов от глинобитных домов городка.
Пилот сбавил обороты и обернулся.
— Тебес, саркар.
Это были первые слова, которые Рэмбо услышал от пилота. Правда, когда высаживал Али, он тоже сказал: "Тегеран, господа" Неразговорчивый народ у Абдоллы-хана.
— Благодарю вас, — Рэмбо взял сумку. — Вы сразу полетите обратно?
— Да, саркар.
— И у вас хватит горючего?
— Да, саркар.
— Да сохранит вас Аллах.
На это пилот ничего не ответил, и Рэмбо спрыгнул на землю. Он отошел в сторону и увидел под крыльями дополнительные баки. Прекрасная машина, подумал он, и обласкал ее взглядом. Самолет коротко пробежал по твердой извилистой поверхности, легко взмыл в воздух и взял курс на северо-запад.
Рэмбо вышел на дорогу и встал спиной к городу. Сверху дорога казалась тонкой извилистой линией, проведенной карандашом на чистом листе бумаги, которую легко стереть ластиком. И теперь она не выглядела внушительнее — неровная, ухабистая, она прерывалась местами, словно пересыхающая река. И сколько ни вглядывался Рэмбо вдаль, не увидел на ней никакого движения.
Где-то здесь лежала граница между двумя великими пустынями. Справа от дороги простиралась Деште-Кевир, слева — Деште-Лут. Разделение было настолько условным, что, если бы Рэмбо не знал об этом, ему не пришло бы и в голову делить это пространство на две части с разными названиями. И все же было что-то, что отличало их друг от друга. Рэмбо вгляделся внимательнее, и его взору предстала поразительная по красоте панорама.
Раскаленные солнечные лучи прожигали дрожащую сетку испарений, висевшую над хрусталем солончаков пустыни Лут, и высекали из соляных кристаллов тысячи невиданных красок. Небо в ярком солнечном сиянии казалось блеклым, сливалось с пеленой тумана над пустыней.
На западе же отражение солнца в солончаках, бледное небо над пустыней создавали такое обманчивое освещение, что казалось, будто часть этой пустынной впадины стоит перпендикулярно к крыше неба, и на ее белой стене сверкает мелкая зеркальная мозаика. В камфорно-белой глубине Кевира скользили и перемещались какие-то неузнаваемые полупрозрачные тени. Казалось, в этой картине нет ничего реального, вещественного, что зрение потеряло способность воспринимать окружающее, и воображение рисует иллюзорные образы и миражи. В состоянии, близком к галлюцинациям, Рэмбо закрыл ладонью глаза, а перед ним все стояла потрясающая картина увиденного. Не поднимая голову, он повернулся и зашагал к городу.
У окраины стоял полицейский и, как видно, поджидал его. Рэмбо подошел ближе, и полицейский радушно улыбнулся.
— Здравствуйте, господин. Я смотрел, как вы восторгаетесь этой красотой. Такого не увидишь нигде в мире — только у нас! — и без всякого перехода поинтересовался: — Господин путешествует или приехал отдохнуть?
Рэмбо объяснил, что он араб из Каира, приехал в Иран поклониться святым местам, а так как много слышал о прекрасном городе Тебесе, то решил осмотреть его, прежде чем продолжить путешествие в Мешхед, чтобы поклониться гробнице имама Резы.
Полицейский остался очень доволен объяснением Рэмбо. Но больше всего ему, видимо, понравилось то, с каким уважением отнесся паломник к его родному городу.
— О, господин, — сказал он, — вас не обманули. Тебес — самый прекрасный оазис Деште-Кевира. Это единственное место в этих краях, где растут финики и цитрусовые. Поэтому у нас бывает много иностранцев. Некоторые специально приезжают из Англии, Штатов, Франции, только чтобы отдохнуть у нас Да-да, не улыбайтесь! Вот и сейчас у нас живут две старушки-англичанки. Тебес — это шикарная гостиница пустыни! — он вдруг осекся и смущенно добавил: — Правда, гостиниц в городе пока нет. Нет и дома для приезжих. Но все это будет, господин, уверяю вас!
— Где же тогда живут гости? — спросил Рэмбо.
— Как где? — удивился полицейский. — Можно в чайхане, можно в школе — она сейчас как раз пустая, можно просто в любом саду. У нас чудесный парк Гольшан! Вы увидите, он оправдывает свое название.
— Если оправдывает, — улыбнулся Рэмбо, — тогда я и остановлюсь в этом цветнике.
— Вас проводить, господин? Это в двух шагах отсюда, — полицейский ткнул пальцем через свое плечо.
— Благодарю вас, не беспокойтесь. Я не тороплюсь.
— Тогда желаю приятно провести время, — полицейский приложил руку к сердцу, и лицо его озарилось улыбкой.
Рэмбо прошел к парку пустынной улочкой мимо длинных глинобитных стен, стараясь держаться в тени. Жара была, как в геенне огненной. Ему вспомнилось из прочитанного на плато Колорадо — все женщины Ирана, ругая своих детей, говорят: "Чтоб тебя унесло в Тебес!" Тогда он посмеялся над наивностью иранских женщин, теперь понял, насколько ужасно это пожелание. Но когда он вошел в парк, то окончательно решил, что родительницы, желающие, чтобы их детей "унесло" в Тебес, никогда в этом Тебесе не были. Он не видел такого обилия воды и зелени ни в Куме, ни в Тегеране. Водой были заполнены бассейны, она била из фонтанов, текла в арыках. А между соснами, кипарисами, пальмами и чинарами — везде, где только было свободное место, благоухали, поражая своей яркостью, огромные цветы. Выложенные кирпичами террасы придавали всему этому великолепию сходство с иллюстрацией к "Тысяче и одной ночи". И Рэмбо, наверное, нисколько бы не удивился, если б к нему спустился сейчас халиф и пригласил посетить свой дворец.
Но вместо халифа он увидел вдруг перед собой непонятно откуда появившегося аборигена лет пятидесяти. Его темное, почти черное лицо было изрезано густой сетью морщин и казалось древней картиной, на которой потрескалась краска. Но из-под кустистых выцветших бровей на Рэмбо смотрели живые и умные глаза, будто две маслины.
— Господин хочет пообедать? — спросил он с улыбкой.
Рэмбо осмотрелся и увидел, что стоит рядом с чайханой, которую не заметил сразу за кустами барбариса.
— А чем вы можете меня накормить?
— Всем, что только господин пожелает: жареный барашек, шашлык, жареные цыплята, тас-кебаб, кислое молоко, брынза, яичница…
— Стоп, стоп, стоп! — остановил его Рэмбо. — А вы могли бы приготовить гоурму по-азербайджански?
Абориген согнал с лица улыбку, как-то скис и обреченно протянул:
— Мог бы… Но у меня нет специй.
Пароль, который дал майор Кэнби, сработал, но Рэмбо сразу почувствовал, что Давуд давно не ждал таких гостей и не слишком-то обрадовался ему.
