Дмитрий Красько - Хозяин
Припарковав машину у обочины, я обозрел открывающуюся перспективу. Та, между прочим, ни разу не впечатляла. Трехэтажный особняк — это он только на словах трехэтажный особняк. А на деле — гипертрофированный спичечный коробок, поставленный на попа. С крышей, окнами и дверями. Никаких архитектурных изысков. У Кара, похоже, была напряженка с фантазией. И это радовало. Поскольку вселяло надежду, что и во всем остальном он будет предсказуем, как биссектриса.
Единственным внешним украшением этого архитектурного убожества была ограда. По всему периметру усадьбы вместо забора были густо насажены молодые вязы, за которыми явно кто-то тщательно следил — они были аккуратно подстрижены, а снизу даже побелены. Чтобы, значится, мыши по зиме не попортили.
Однако и с оградой, такой красивой и ухоженной, тоже было не все в порядке. Потому что по середине ее, как раз напротив входных дверей особняка, какой-то идиот приспособил металлические ворота. Допускаю, что сами по себе ворота были прекрасны, как Алферова в «Трех мушкетерах», поскольку были ручной работы (это я не про Алферову, хотя ее тоже на поток не поставили; что, между нами, напрасно), и все в изящных завитушках. Но посреди зеленых насаждений они выглядели несколько инородным телом. Я не хочу сказать — как слон в посудной лавке. Я хочу сказать — как ложка дерьма в бочке меда. Так будет нагляднее и честнее.
Зато на одном из столбов, к которым крепились ворота, прилепили небольшую коробку переговорного устройства. Недолго думая, я пересек дорогу и остановился перед ним.
Динамик, лампочка индикатора питания и кнопка вызова. Все предельно просто и, должно быть, до крайности функционально. Чтобы проверить это, я вдавил палец в кнопку. Не то, чтобы я слишком умный — просто давить на лампочку индикатора было слишком даже для меня.
Переговорник ожил практически сразу, но пару секунд работал вхолостую. Видимо, хуцпан по ту сторону ограды собирал в кучу словарный запас, чтобы приветствовать визитера по всем канонам гостеприимства. Так подумалось сначала. Оказалось, я ошибся. Канонами даже не пахло.
— Кто? — прохрипел динамик.
Я задумался, соображая, что ответить на этот простой вопрос. Так ничего и не придумав, сказал мало, но по существу:
— Я.
— А «я» — это кто?! — динамик захрипел на порядок злее.
— «Я» — это я. Мешковский Михаил Семенович.
— Какой, в жопу, Семенович? Тебе чего надо, урод? — вот на этом самом месте я и заподозрил, что каноны гостеприимства здесь никто соблюдать не собирается.
— Мне Зеву надо, — я тоже решил быть предельно откровенным. — И не очень-то я урод. Теткам нравится.
Динамик изменил голос. Теперь он был немного живее и много неприятнее.
— А по какому вопросу?
— По сугубо таки личному, не по трубочке будет сказано.
— А пошел бы ты знаешь, куда? Ты в рыло не хочешь?
— Нет, — возразил я. — Я Зеву хочу.
— Вали отсюда, одноглазый, — посоветовал динамик и отключился. Так что я совершенно уже напрасно промямлил в него:
— Я не одноглазый. Я…
Сообразив, что болтаю с бессловесной железякой, а значит — первый кандидат в психушку, я снова нажал кнопку. Ноль эмоций. Попытка номер два тоже провалилась. Изрядно распереживавшись по этому поводу, я изо всей силы треснул по динамику кулаком. Лампочка индикатора помигала и погасла. Переговорник умер навсегда.
Продолжая истекать праведным негодованием, я пересек дорогу в обратном направлении и попытался отыскать в машине монтировку, верную подругу таксера. Но на привычном месте, под сиденьем, подруги не лежало. Это открытие неприятно поразило меня. Пришлось собрать мозги в кучу и попытаться понять, как такое могло приключиться. Не без некоторого напряжения, но ответ я нашел — монтировка осталась на месте моего незапланированного рандеву с Маленьким Борей. Я запустил ею в лоб шустрого хуцпана, и она срикошетила в кювет. А я в кювет не спускался, потому что туда спускался Бэк. Но спускался не за монтировкой, а за хуцпаном. Монтировка ему была без надобности, потому что в тот момент, надо полагать, у него и своя имелась. Не «Береттой» же, случись что, колесо бортировать.
Я внезапно почувствовал себя, словно голый мужик на Красной площади в день Первомайской демонстрации — беспомощным и беззащитным. Перспектива переть на штурм с голыми руками, почему-то, не улыбалась.
Хотя сама идея штурма выглядела такой заманчивой, что я даже слегка утихомирил свой гнев и попытался начать думать. И придумал.
У меня таки было оружие. Тот самый трофейный нож. Не бог весть что, конечно, но все лучше, чем голые руки.
И, вынув его из бардачка, я снова пошел к воротам. С полным осознанием своей пролетарской правоты взял их за прутья и с силой потряс. Но взаимности не добился. С тем же успехом можно было попытаться потрясти космодром «Байконур», взяв его за бетон взлетной полосы. Ворота стояли мертво, как старинные часы.
Я снова начал потихоньку заводиться. Нервы, черт бы их драл. Вот уже несколько часов кряду разные люди и предметы пытаются достать меня разными способами. Все вокруг течет и изменяется совсем не так, как я того хочу. Понятно — тут и статуя Давида разнервничается, и Голиаф в гробу перевернется.
Плотоядным взглядом я смерил заросли вязов. Но тут же отмел эту мысль — чтобы брать штурмом данный рубеж, нужен был не нож-выкидуха, а, как минимум, бензопила. Однако в средствах я был ограничен.
Ругаясь похабными словами, я снова перебежал дорогу. Не-ет! Если Миша Мешковский чего-нибудь замыслил, он себе уши на затылке узлом завяжет, но своего добьется. Чего ради эти шлимазлы решили, что смогут остановить меня с помощью железных ворот да пары сотен вязов-недорослей?! Дудки!
Машину я постарался поставить как можно ближе к изгороди. Получилось весьма неплохо. Во всяком случае, мне хватило, чтобы, забравшись на крышу, перемахнуть через деревца.
Прыжок тоже удался. А вот с приземлением вышла закавыка. Какая-то скотина, влюбленная в ботанику по самое «не хочу», — возможно, та самая, что баловалась разведением вязов, — высадила розы как раз там, где завершался мой полет. Розы разрослись, и я сильно оцарапал руки и морду. А пока выбирался, даже брюки и рубашку слегка порвать умудрился. Но особо расстраиваться не стал — я ведь почти добился своего. Передо мной лежала финишная прямая, в конце которой маячил главный приз — свидание с господином Зеву. О дальнейшем как-то даже не думалось.
Выбравшись на булыжную дорожку, я решительно потопал к дому. Краем сознания отметив, однако, что не ошибся в своих выводах — главным украшением этого ансамбля была флора. Внутри это было особенно заметно. Клумбы и газоны разбиты почти идеально. А цветы — очень красивы. Даже не смотря на мое падение в розовый куст. Иное дело, что в данный момент я был слегка не в том состоянии, чтобы прочувствовать красоту окружающего ландшафта на всю его глубину. В данный момент меня ждали великие дела. И я шел их вершить.
Браво протопав по дорожке, я поднялся на широченное крыльцо. И остановился. Потому что массивная дверь, не дожидаясь моего подхода, распахнулась навстречу, выпуская трех братков. Все, как один — лысые, что коленки. Двое, к тому же — фиксатые, а третий — весь в наколках. Ну, да я ведь не к Ростроповичу в гости шел, да?
Браток в наколках сделал на шаг больше остальных и оказался со мной нос к носу. Видимо, вожак стаи, решил я, и принялся ждать, какие от него поступят предложения. Однако сперва он решил поделиться со мной кое-какими наблюдениями. Что прозвучало примерно следующим образом:
— Не, ты все-таки дурак, одноглазый.
— Я не дурак, — возразил я. — И не одноглазый. Это просто так кажется. Иллюзия.
— Да-а? — удивился он. — А какого тогда хрена ты сюда вперся?
— Мне Зеву нужен. Я хочу ему глаз выбить.
— Да-а? — снова удивился наколотый. — А у тебя есть, чем?
— А то! У меня есть руки. А из рук растут пальцы.
— Да ты богат! А у нас, прикинь, есть ноги. Круто? И мы тебя сейчас этими ногами бить будем. Еще круче?
— А у меня еще вот что есть, — я вынул нож и щелкнул кнопочкой, выбрасывая лезвие. — И я вас сейчас резать стану.
— А у нас вот что есть, — сказал наколотый и вытащил из-за спины пистолет. — И ты нас резать не станешь.
Я понял, что словесная перепалка зашла в тупик. Вынь я сейчас из-за пазухи автомат — и они достанут гранатомет. А ворвись я сюда на танке — и из дверей уродливого особняка выкатят противотанковую пушку. И так далее, по нарастающей. Пора было с этим завязывать и переходить к более конкретным действиям.
И я перешел. Шагнул вперед, намереваясь выбросить вперед руку с ножом, но увидел летящую в меня откуда-то сбоку подошву впечатляющего размера, и решил увернуться. Реакции-то — хоть на рынке торгуй. Не зря меня Тюменцев четыре года, как клоп, доставал. И я сделал два быстрых шага назад. Но не подрассчитал — крыльцо внезапно кончилось, и я осыпался вниз. Вместе со всей своей реакцией. И ударился головой. И увидел звезды. В частности, созвездие Южный Крест. Оказалось — красивый, падла. А потом наступила темнота.
