Тайный фронт - Александр Александрович Тамоников
Анка появилась на дорожке, ведущей ко входу на террасу кафе, и Коган не сразу узнал женщину. Молодец, она умела менять внешность. Может быть, ее этому научила ее «профессия», привычка угождать клиентам, а может, и врожденный талант актрисы играл здесь свою роль. Проститутка поднялась на террасу, сняла солнечные очки и, увидев Когана, подошла к нему.
– Простите, я немного опоздала, – произнесла она тихим приятным голосом. – Мне просто показалось, что за мной следят, и я погуляла по городку, зашла в несколько магазинчиков. Думаю, что мне показалось, Аллоиз.
– Вы правильно поступили, что не сразу пошли на встречу, – кивнул Коган. – Осторожность прежде всего. Расскажите, как ваши заказчики отнеслись к той информации, которую я вам о себе для них предоставил.
Подозвав официанта, Коган заказал кофе, фрукты и сдобное печенье. Женщина чуть улыбнулась и в знак благодарности кивнула. Ей было приятно такое человеческое отношение к себе без снисходительности и пренебрежительности, которые она постоянно ощущает от мужчин. Когда официант поставил на стол заказ и удалился, Анка начала рассказывать:
– Мне никто не говорил, насколько ценны сведения о вас. Просто приказали и дальше поддерживать отношения. Велели заинтересовать вас и стать вашей постоянной любовницей. Не за деньги, а разыгрывать любовь к вам, привязанность. И регулярно докладывать о том, куда вы ездите, с кем встречаетесь, о чем разговариваете. Мне кажется, они не верят, что вы торговец.
Это было плохо. Значит, Борис где-то плохо сыграл свою роль, в чем-то прокололся, раз западные спецслужбы заподозрили в нем своего иностранного коллегу, только не могут понять, на кого он работает. Задача была, прикинувшись торговцем и человеком, ничего не понимающем в разведке, дать возможность завербовать себя и выяснить, какая это разведка и что она замышляет, что ее интересует.
– Ничего, Анка, мы с тобой придумаем, как убедить твоих заказчиков в том, что я на самом деле торговец и никто иной. И информацию о моих торговых делах ты им будешь регулярно поставлять. В этом нет ничего секретного. Пусть успокоятся и отстанут от меня, а ты мне в этом поможешь. Я буду тебе очень благодарен. Понимаешь меня?
– Да, господин Аллоиз! – с готовностью пообещала женщина.
Коган смотрел, как Анка изящно пьет кофе из чашечки грубого фарфора. Такое ощущение, что в ее руке изящный фарфор из королевского сервиза. Да, есть в ней изящество, привлекательность. На таких женщин мужчины быстро клюют. Но такие женщины беззащитны, они не умеют постоять за себя и сразу опускают руки при малейшем давлении, опасности. И в этом их беда. Красота слишком уязвима.
– Аллоиз, есть еще кое-что, – опустив глаза, еле слышно сказала Анка.
Коган насторожился. Сейчас он находился в таком подвешенном положении, что опасность могла прийти откуда угодно. Он выдержал три скрытых проверки, когда некто наводил о нем справки в Турции, проверял его сделки, якобы проведенные в прошлом году. За это Коган не беспокоился, в прошлом году некто Аллоиз Грубер действительно проводил те сделки, вот только невозможно доказать, что это был другой человек. Теоретически, конечно, можно доказать, привезя в Румынию свидетеля той сделки или переслав кому-то из участников сделки фото нынешнего Грубера. Да только там Грубера почти никто не видел. Он лично не приезжал на сделки, поручая все дела своим помощникам и партнерам. И все же он насторожился. Сейчас внимание к нему максимальное, и что еще предпримут неизвестные, прежде чем поверить ему и начать вербовать. Или не поверят и просто уберут, чтобы не сомневаться.
– Что еще, Анка? – спросил он спокойно, чуть приподняв брови.
– От меня требуют фотографического подтверждения нашей связи.
– Даже так? – Брови Когана поднялись еще на несколько миллиметров, хотя голосом он своего удивления не выдал. – Им нужно фото, на котором я запечатлен с вами в постели? И насколько сильно они на этом настаивают?
– Сильно, господин Аллоиз, и я не знаю, что мне делать. Меня заставляют, но я слышала, что им это нужно для того, чтобы вас скомпрометировать. А потом они будут вас шантажировать, я знаю. Так уже было с другими мужчинами, от которых им что-то было нужно.
– Ну что же, Анка, спасибо, что предупредила. – Коган поставил чашку на стол и неторопливо вытер губы салфеткой. – Пожалуй, чтобы обезопасить тебя, а заодно и меня и не вызвать гнев твоих заказчиков из-за твоего непослушания, мы поступим вот как. Во-первых, мы прекратим все контакты. Ты будешь пытаться меня найти, будешь пытаться домогаться меня и пытаться соблазнять, но я буду недосягаем и даже напишу жалобу администрации отеля.
– И мы больше не увидимся? – Эти слова были произнесены так искренне, что Коган не удержался от улыбки.
– Ну нет, так просто ты от меня не отделаешься, Анка. Я хочу, чтобы от тебя отстали, поняв, что я порвал с тобой все связи. Но ты мне будешь помогать в этом городе. И для этого мы договоримся с тобой, как будем поддерживать связь. Таких способов будет несколько…
Хорошо нищим в Бухаресте подавали возле церкви Святого Ильи. Церковь находилась на набережной канала в живописном месте, которое не смогла испортить война. Сюда приходили в основном состоятельные прихожане. И если в будни Сосновскому перепадали сущие крохи, которых хватало на покупку овощей и хлеба, то в первые же выходные он собрал столько, что сразу задумался о покупке нового нательного белья и носок.
Он жил в Бухаресте вот уже вторую неделю. Ночевал в старой бане, которую не успели снести до войны. Банька была маленькая, всего она принимала человек десять и была когда-то, видимо, собственностью небольшой общины. Крыша текла нещадно, но Сосновский нашел приличный угол, где было сухо, имелись деревянные лавки и можно было закрыться от сквозняков. Лавки до сих пор пахли баней, и от этого запаха на душе становилось тепло и легко.
Костюм на Сосновском был целый, но сильно мятый и пыльный. Вообще-то костюм изначально был дорогим, и знающий человек сразу бы это определил по внешнему виду, покрою и качеству ткани. От головного убора Сосновский отказался сразу. Его светлые волосы немного отросли, и теперь от идеальной прически от лучшего парикмахера осталось мало что. Зато на лице появилась пятидневная щетина. И мешки под глазами. Что делать, но бродяга в чужом городе мог так опуститься лишь по причине пагубной привычки. Именно она его и опустила на дно европейского общества. Алкоголь. И каждый день Сосновский тащился от церкви на рынок Тэтэраску, где за гроши можно было купить чего-нибудь поесть. А в
