Тайный фронт - Александр Александрович Тамоников
Войдя в подъезд, Буторин замедлил шаг, пытаясь прислушиваться. Но в доме было тихо. Возможно, что в нем сейчас никто и не жил. Поднявшись на второй этаж по темной лестнице, он осмотрелся. Две квартиры. Нужная ему слева, и над дверью горит тусклая лампочка. Протянув руку, Буторин дважды повернул ручку дверного звонка. Внутри за дверью мелодично отозвался звонок. Все: ни звука, ни голоса, ни шороха. Подождав с полминуты, он еще дважды повернул ручку. И только тогда за его спиной открылась дверь соседней квартиры.
– Вам сюда, – сказал по-русски, практически без акцента мужской голос. – Я жду вас здесь. Простите, но мне хотелось на вас вначале посмотреть, прежде чем вступать в переговоры.
Невысокий человек лет сорока, довольно стройный. Выправка почти военная. Взгляд спокойный и внимательный. Этот человек явно привык держать себя в руках, контролировать свои эмоции.
– Посмотрели? – неприветливо ответил Буторин. – Понравился, значит.
– Проходите, – не ответил на его колкость мужчина и посторонился, пропуская гостя в квартиру.
В квартире был полумрак. Горели лишь несколько светильников на стенах. Хозяин предложил пройти на кухню, где окна, как оказалось, были плотно завешены тканью. Наверняка снаружи свет не виден. Буторин сел боком к окну и ближе к выходу. Мужчина, как показалось, не заметил этого маневра. Он сразу подошел к плите и оттуда начал говорить, расставляя на подносе чайные чашки и блюдца с печеньем.
– Выпить я вам не предлагаю, – сказал он, – сам не пью, да и в подобной ситуации от алкоголя будет лишь вред. Все хорошо делать в свое время. Есть время пить алкоголь, а есть время пахать землю. Кстати, меня зовут Жаров Алексей Алексеевич. Да-да, не удивляйтесь, я русский по крови и по рождению. Родом из Ростова. А всю оставшуюся жизнь после вашей революции прожил в Париже. Я сын, как это у вас называется, белоэмигранта. Мой отец штаб-капитан царской армии. А вы?
– А я шофер, – коротко ответил Буторин. – Был шофером до войны и сейчас тоже.
– Ну, не надо так прибедняться, – улыбнулся Жаров. – Уважаемая профессия, техническая жилка. Я всегда считал технических людей, пусть и из простых, элитой рабочего класса. Как вас зовут? Назовитесь, пожалуйста.
– Буторин, Виктор. Родом из Москвы. Больше и рассказать нечего.
– Ну как же нечего, – добродушно улыбнулся Жаров, ставя на стол поднос с чашками. – Вы жили, трудились, любили и ненавидели. Много чего бывает в жизни у человека. Каждый из нас – это целый мир, не так ли? Впрочем, я, наверное, все усложняю. Не обессудьте, натура такая, романтического склада натура и никак не могу с ней бороться. А вы где в Москве жили?
И тут начался самый настоящий, плохо завуалированный под душевную беседу допрос. Где жил, где любил бывать, почему не женат, в кого влюблялся, где бывал, с кем дружил. И все это почти нескончаемым потоком, причем Буторин не успевал ответить на новый вопрос, как Жаров возвращался к старому, на который он уже отвечал или не смог ответить. Отдельно Жарова интересовало, о чем Буторин мечтал, к чему стремился, чего не добился, на кого обижен и за что.
Буторин отвечал неохотно, скупо, почти ворчливым голосом. Он старался не поддаваться на провокации и не ошибаться, повторяя ответы на вопросы, на которые уже отвечал до этого. И как-то неожиданно Жаров перешел к вопросам о службе Буторина в комендатуре. Где воевал, как попал в Бухарест, да еще в теплое местечко в комендатуре. А потом началось. Куда ездил, зачем ездил, какие грузы перевозятся, какое начальство бывает.
Буторин попытался прикинуться простачком, мол, о каких перевозках военных грузов может быть речь, когда в комендатуре грузовиков практически нет. А те, что есть, перевозят только личный состав. А он так вообще крутит баранку на легковушке. Чего с него спрашивать? И никак не мог Буторин избавиться от впечатления, что сегодняшний разговор лишь простое прощупывание, что главный разговор еще впереди.
– Вы, Виктор, не думайте, что мы можем вас обмануть. Я говорю мы, потому что за мной много людей, организация! А какая, вам лучше не знать. Ведь от вас что требуется. Помочь нам и получить деньги. А мы можем платить хорошо. И деньгами, и драгоценностями, которые у вас купят в любой точке мира. Да вообще любым способом, какой вам понравится. Если вы будете стараться помогать нам, я обещаю вам, могу поклясться на распятии, если для вас это убедительно, что мы перебросим вас за границу и обеспечим вам безбедное существование. Мы не забываем тех, кто нам помогает. Мы заботимся о них.
– Ладно, чего мы лясы точим, – нахмурился Буторин, изображая, что он с головой в невеселых раздумьях, что ему «и хочется, и колется». – Вы скажите, а чего вам надо, чем я могу вам помочь-то? Может, не справлюсь, силенок может не хватит выполнить ваше задание.
– Не переживайте, Виктор, мы люди опытные, мы прекрасно понимаем, что вам да при ваших навыках по силам, а что нет. Где-то поможем, где-то подскажем. Уверяю вас, что самое сложное будет складывать и совать в портмоне купюры, если вы захотите получать зарплату наличными. А то ведь может как и каждый солидный человек открыть через нас счет в банке. Заработаете, переедете в тихий городок в Европе или Америке. Купите себе дом, костюм и шляпу, трость обязательно. Это признак достатка и солидности. Вот увидите, с каким уважением с вами буду раскланиваться ваши новые соседи.
– Трость? – Буторин непонимающе посмотрел на Жарова. – Это что же за удовольствие гулять с палкой в руке. Вроде как слепой! Нет уж, трости вы себе оставьте, а мне бы машину, да чтобы помощнее двигатель. Уж я бы полетал по европейским хорошим дорогам. Говорят, в Европе дороги ух, закачаешься. Автобаны!
– Хорошие дороги, – с улыбкой заверил Жаров. – Очень хорошие. Вот видите, вы уже и мечтать начали, планировать свое будущее!
– Ничего я еще не планировал, – нахмурился Буторин.
– Конечно-конечно, – кивнул собеседник, и в его глазах появился стальной блеск. – Но у нас с