Владимир Михановский - Вершины держат небо
– Было дело.
– Почему тебе не удалось тогда воплотить замысел? Меня интересует, сам понимаешь, не официоз, а твоя личная оценка событий, – произнес Матейченков.
– Вот тебе тогдашний расклад. Как говорится, из первых рук. Бандиты внезапно захватили город.
– В нем оставались главные очаги сопротивления…
– Ну да, однако речь сейчас не о них. Спустя всего десять дней нам удалось полностью блокировать Грозный, представляешь!
– Бандиты оказались в крысоловке.
– Мало того! Наши разведчики в городе поработали великолепно – слов нет. Передо мной на оперативной карте были нанесены все скопления боевиков в городе, их базы, склады с оружием и боеприпасами. Что оставалось?
– Нанести точечные удары.
– Именно так я и решил. И выдал ультиматум, который ты вспомнил: в городе есть мирные люди, мы не хотим их случайной гибели во время бомбежек или артобстрела. Поэтому пусть уходят – я дал для этого определенный срок.
– Помню, и коридоры определил.
– Два: один в сторону Гудермеса, другой – Аргуна, – кивнул Константин Куликовский. – Оповестил об этом население, как положено.
– Каким образом?
– Телевидения в Грозном не было, я велел повсюду разбросать листовки, в которых обрисовал ситуацию и предложил мирному населению покинуть город.
– А дальше?
– Дальше началась обычная в наших условиях вакханалия, или беспредел, говоря твоими словами. Некоторые наши СМИ, особенно электронные, повели против меня разнузданную пропаганду. Мол, телевидение в Грозном не действует А листовки не все прочитали. И генерал Куликовский сам действует как живодер и бандит с большой дороги: хочет вырвать победу, пустив реки крови, изничтожив мирное население, которое не оповещено о том, что его ожидает… Послушай, Матейченков, ты веришь мне? – неожиданно спросил Константин Борисович.
– Абсолютно.
– Так вот клянусь тебе всем святым, что я говорю чистую правду, и только правду, и ничего, кроме правды.
– Говори.
– Я специально облетал на вертолете, до того, как закончится срок ультиматума, весь Грозный вдоль и поперек, подлетел даже к Гудермесу, и наблюдал, как тысячные толпы мирных жителей тянутся из Грозного прочь по открытым мной коридорам.
– Но может, в тревожных сообщениях СМИ была какая-то доля правды? – сказал Матейченков.
– Тут есть один любопытный психологический нюанс, – произнес Куликовский. – Ты любишь Маяковского? – спросил он неожиданно.
– Маяковского?
– Ну да. Он у нынешних горлопанов сегодня не в чести, но я его уважаю.
– При чем тут Маяковский?
– Сейчас объясню. Видишь ли, он однажды высказал замечательно точную мысль:
РадостьПолзет улиткой,У горя —Бешеный бег.
– Костя, а ты не перебрал пивка? В такую жару оно может крепко в голову ударять, – улыбнулся собеседник.
– Я могу выпить и впятеро больше, и ни в одном глазу, – заверил генерал-лейтенант запаса.
– Тогда объясни: какое отношение имеет поэт Маяковский к ультиматуму генерала Куликовского?
– Самое прямое. Пойми простую вещь. Если бы я в листовках извещал, что, допустим, раздаются бесплатные учебники для школьников к новому году, или водопровод, давно сухой, с завтрашнего дня наполнится водой – допускаю, эти вести могли бы дойти не до всех: «Радость ползет улиткой». Но если речь идет о жизни и смерти… Извини меня. Любой, кто прочтет такую листовку, двадцать соседних домов обежит, чтобы проинформировать соседей. «У горя – бешеный бег». Согласен?
– Ты прав.
– Потому мне и было дьявольски обидно слушать и читать напраслину, которую на меня возводили некоторые наши газеты и телевидение, все – ужасно независимые, дальше некуда!
– Но тебе, в конечном счете, плевать на них.
– Так я и сделал. Рассудил просто: каждому свое, как начертал Гитлер на воротах концлагеря. А за три тыщи лет до него изрек мудрейший царь Соломон…
– А именно?
– Когда вышел срок ультиматума, я рассудил, что все, кто хотел, из города ушли, следовательно, в Грозном остались одни бандиты. Но… тут в России изменилась политическая погода. Ты же сам знаешь, какая она в Москве капризная. Бандиты это всегда тонко чувствуют. Они тут же обратились к нашему руководству с просьбой начать переговоры…А начальство у нас, известное дело, сердобольное, оно сразу и согласилось.
– И в результате мы опять очутились у разбитого корыта, – подытожил генерал Матейченков.
– И в который раз!
* * *Им снова довелось встретиться, когда дела снова привели генерал-полковника Матейченкова спустя полтора месяца в Краснодар.
Матейченков и Куликовский встретились радушно, словно расстались только вчера. У обоих дел по горло, но для общения выделили часок.
– Так непривычно из Чечни приехать сюда, в мирный большой город, – признался Матейченков. – Словно на другую планету попадаешь, честное слово!..
Куликовский подтвердил:
– В каком-то смысле так оно и есть. Уж во всяком случае, цивилизации разные, если можно говорить о цивилизованности Чечни.
– Послушай, а что ты вообще думаешь сейчас о чеченском народе?
– Не для протокола?
– Конечно.
– Ну, народов не бывает хороших или плохих. Всякий народ, безусловно, заслуживает уважения.
– И чеченский?
– Конечно.
– После массовых казней по шариатскому суду? После похищений людей? После рабства, которое у них процветает? После пыток нашим ребятам, которые они учиняют? Разве можно это не учитывать?
– Ага, успел насмотреться?
– Выше головы.
– Мне об этом можешь не рассказывать. Навидался и наслышался и я, когда командовал Объединенной группировкой наших войск в Чечне. И скажу тебе, Иван Иванович, так: это все – дела не народа.
– А чьи?
– Его правителей.
– И есть такая грань?
– Очень четкая.
– Иногда сомневаюсь.
– Я сам прошел через твои сомнения, Иван Иванович. То, что сейчас творится в Чечне, вполне может повергнуть в шок. Но я всегда помнил, что мы воюем не с народом, а с бандитами.
– С бандитами особый разговор.
– Моя заветная мечта была, и я об этом не раз говорил, – превратить Чечню в такой дом, в котором могли бы жить и чеченцы, и русские, и татары, и вообще люди любых национальностей.
– Да, ксенофобия, ненависть к людям другой национальности – малопочтенное чувство, – согласился Матейченков.
– Видишь ли, Иван Иванович, я отлично помню времена СССР, как, думаю, и ты…
– Само собой.
– Не будем касаться развала великой страны, и тех, кто это совершил. Слишком больно.
– История все расставит по местам.
– Я сейчас, собственно, о другом, – вздохнул Куликовский. – Мне – судьба военного человека – довелось жить и служить практически во всех республиках бывшего СССР, от Москвы до самых до окраин. И потому я имею возможность и судить о них, и сравнивать между собой.
– Поездил и я.
– Тогда, думаю, согласишься со мной: чтобы тебя уважали в данной республике, или, будем говорить, в данной стране, необходимо, прежде всего, проникнуться культурой этого народа.
– Не быть инородным телом.
– Вот-вот, ты хорошо сказал, – подхватил Куликовский. – Не быть там инородным телом. А для этого есть путь, и он очень простой: нужно изучить культуру коренного народа, его обычаи.
– И в первую очередь – язык.
– Безусловно.
– И чеченцы не исключение?
– Нет.
Помолчав, бывший командующий произнес, как нечто, глубоко выстраданное и личное:
– Да, у чеченского народа свои вековые обычаи, сохраненные с древних времен, свой менталитет. Наконец, свой жизненный уклад. И мир они видят по-своему, я бы сказал, по-чеченски.
– Понимаю, от этого не уйдешь, – кивнул Матейченков. – Но мы с ними соседи. И поэтому обязаны думать, как строить с ними взаимоотношения.
Куликовский согласился:
– В этом соль вопроса.
– И как бы ты на него ответил?
– В принципе здесь возможны две модели: либо цивилизованные взаимоотношения, основанные на международном праве, как, например, у европейских стран…
– Либо?
– Либо отношения с позиции силы. С Чечней, к сожалению, сейчас возможен только второй тип взаимоотношений.
– А возможен, по твоему, переход к первому типу?
– Возможен, когда мы сами создадим для этого предпосылки, – твердо ответил Константин Борисович. – Сейчас таких предпосылок, к сожалению, нет.
– Наши мысли совпадают.
– Очень рад.
– Война, конечно, это страшно, – задумчиво произнес генерал Матейченков. – Но бывают случаи, когда она диктуется суровой необходимостью…Не так ли?
– Да. У меня на этот счет своя теория, – сказал Куликовский.
– Какая?
– Война вызывается, так сказать, разными уровнями цивилизации. Ты меня понимаешь?
– Не очень.
– Вот пример. Наша война с Германией. Мы находились на разных полюсах цивилизации, и потому военное столкновение было неизбежно. Со всеми ужасающими последствиями.
