Владимир Михановский - Вершины держат небо
Генерал промолчал, только потемнел лицом.
* * *Траектория передвижений полпреда президента по Чечне напоминала ломаную линию, у которой было начало, однако конца не предвиделось. Были вопросы, которые приходилось решать не то что ежедневно – ежеминутно, были стратегические проблемы, которые требовали сосредоточенности и полного напряжения сил и от решения которых зависели жизни тысяч людей.
Приходилось по службе бывать и в Краснодаре, где располагались нужные организации.
В один из приездов судьба столкнула его со старым знакомым – боевым генералом Константином Куликовским. Теперь бывший командующий Объединенной группировкой федеральных войск в Чечне был генерал-лейтенант запаса.
Они встретились сердечно и по-братски обнялись, оба искренне обрадованные встречей. Решили посидеть, попить пивка и обменяться последними новостями, благо их было немало.
– Ты теперь на покое, Константин Борисович? – спросил Матейченков.
– Вроде того. Хотя, сам знаешь, покой нам только снится.
– Это уж точно. Сейчас в Краснодаре?
– Временно. Предвидятся важные перемены.
– Чем занимаешься? Розочки небось выращиваешь?
– До розочек, брат, далеко, хотя в земле поковыряться люблю. Тем более, земля краснодарская – чистое золото. А сейчас я возглавляю краевую организацию Всероссийского движения ветеранов локальных войн и военных конфликтов.
– Как называется?
– «Боевое братство».
– Слышал. Поздравляю.
– Спасибо.
– Дело, небось, трудное.
– Да, всего хватает. Часто обижают моих подопечных. За каждого приходится вступаться.
– А в чем дело?
– Чаще всего не выплачивают то, что положено. Зажилить чиновники стараются боевые да наградные.
– А я в Чечне теперь.
– Слышал, слышал про твое высокое назначение. От души рад за тебя, Иван Иванович.
– Кто тебе сказал?
– Слухом земля полнится… Кстати, Иван Иванович, у меня до тебя есть дело…
– Давай.
– Если с моим ветераном случится какой-то особенно каверзный казус, разреши к тебе обратиться?
– Какие разговоры, Константин Борисович? В любое время дня и ночи. Сделаю все, что смогу, а возможности у меня сейчас есть кое-какие, – сказал Матейченков.
– Знаю, потому и прошу.
– У друзей не просят, друзьям просто говорят, что от них требуется, – заметил Матейченков.
Поговорили душевно, вспомнили про наиболее яркие боевые эпизоды прошлого.
Боевой чеченский опыт генерал-лейтенанта Куликовского был необычайно ценен для Матейченкова: едва ли кто-то больше боевого генерала знал об этой загадочной войне.
Константин Борисович вспомнил конец декабря 1994 года, когда ему довелось командовать сводным отрядом на Терском перевале.
– Думал я, Ваня, все, хана мне и моим людям. Окружили нас чеченцы, все дороги перерезали. Радиосвязь у нас хреновая, устаревшая, они ее запросто глушат, как когда-то – помнишь, «Голос Америки» глушили. Обстреливают непрерывно, куда ни ткнись – мины да растяжки. Морозяка жуткий, костер не разведешь, мерзнем – спасу нет. А вот поди ж ты, пробились, сломили хребет врагу.
– Потерь было много?
– Самое интересное – потерь было относительно мало! В штабе мне потом не верили. А все потому, что каждый был заряжен на победу, и только на победу. Знаешь, Иваныч, ты только не смейся, но я уверен: все наши биополя сложились в единое целое, и это принесло нам победу, – сказал Куликовский.
– Какой тут смех.
– Ну. а рассказывать тебе, кто кого заслонил, да кто кого из боя вынес – это, пожалуй, не интересно.
– Ты же и в Ханкале был?
– Да, там я командовал Объединенной группировкой федеральных войск.
– Послушай, Борисыч, у меня к тебе несколько общих вопросов.
– Давай.
– С таким боевым опытом ты, я полагаю, большой специалист по психологии чеченцев, уж не говоря о биополях.
– Да ладно тебе.
– Серьезно. Как, ты думаешь, нужно бороться с терактами?
– Что ты имеешь в виду?
– Как реагировать? А главное – как предупреждать?
– Правильно ставишь вопрос, Иван Иванович. А в нашем деле, военном, правильно поставить вопрос – иногда не менее важно, чем решить его. Согласен?
– Да.
– Я, видишь ли, могу исходить только из собственного опыта…
– Это мне и важно.
– Чеченские террористы боятся силы, и только силы. На все остальное им начихать. Мораль, доброта, или, скажем, справедливость или несправедливость – все это для них звук пустой.
– Это понятно.
– Потому, как только почуют у противника слабину – они звереют, силы их удесятеряются. Сожрут с дерьмом и скажут, что так и было. Если бы мы тогда, на Терском перевале, проявили хоть какое-то колебание – не сидел бы я с тобой сейчас рядом и не попивал холодненькое пивко.
– Продолжай, пожалуйста.
– Поэтому – вот тебе мой вывод. И одновременно дружеский совет. Пусть чеченцы всегда и во всем чувствуют твою твердость.
– Не хотел бы их пугать.
– Ты их не испугаешь, а только добьешься уважения. Повторяю, они уважают только силу.
– Это так.
– Таков, если угодно, их менталитет. И еще одно, Иван Иванович: ты всегда должен действовать с чеченцами на опережение. Исхожу из собственного опыта, от генштабистов это не услышишь.
– Это как понимать – на опережение?
– А я все вспоминаю первую чеченскую, будь она трижды неладна. Знаешь, если о ней задуматься всерьез, можно запросто с катушек слететь. Вот там мы действовали не на опережение, а наоборот, все время как бы запаздывали… А это означает простую вещь: боевики нас во многом опережали. Мы что-то задумаем сотворить, а боевики, глядь, нас уже опередили.
– Можешь привести пример?
– Сколько угодно. Идет война. Или антитеррористическая акция, если тебе так угодно.
– Первая чеченская?
– Ну да. Мы гоняемся за бандами, банды за нами – всяко бывает, сам понимаешь. Но вот, казалось бы, мы ухватили удачу за хвост: банда в огненном кольце, и никуда ей не деться. Как полагаешь, что нужно делать?
– Добивать врага в собственной берлоге.
– Верно. Этого требуют здравый смысл и сама логика военных действий.
Что же происходит на самом деле?
– Вот тут и начинается самое интересное, – Куликовский поднял указательный палец. – Так происходило в первую чеченскую войну, и я не хочу, чтобы то же самое повторилось теперь.
– Враг окружен.
– Видя полную безвыходность своего положения, бандиты просят начать с нами переговоры.
– И вы?
– Ну как же, мы гуманисты. И начальство жмет – никакой лишней крови, врага надо перевоспитывать, коль скоро он сам осознал бессмысленность сопротивления.
– Об итоге догадываюсь.
– Не трудно догадаться. Бандиты валяют дурака, прикидываются идиотами, как можно дольше затягивают переговоры. Между тем по связи – она у них великолепная, не в пример нашей, – вызванивают подкрепление, подтягивают боеприпасы. И как ты думаешь, что в результате?
– Сказка про белого бычка.
– Это в лучшем случае. А в худшем – мы остаемся у разбитого корыта, банда уходит, мы терпим унизительное поражение.
– Детские штучки.
– И они, представь себе, срабатывали. Прошу тебя, Иван Иванович, не поддавайся на такие провокации, пусть даже начальство сверху грызет тебе голову.
– Ты многого хочешь.
– Потому что ты многое можешь!
– Спасибо на добром слове.
– Теперь-то мы немного поумнели, – продолжал Куликовский, сделав добрый глоток пива.
– Пример.
– Вот совсем свежий – из дагестанских событий, когда боевики внаглую вторглись в эту сопредельную республику. Мы зажали их в Карамахи и Чабанмахи прямо-таки в железные клещи.
– И что боевики?
– Применяют испытанный прием: просят вступить с ними в переговоры. Откройте, мол, нам коридор в Чечню, и мы уйдем туда без лишних разговоров. Но наши, слава тебе, господи, немного поумнели. Отвечают: разговор один – либо полная капитуляция, либо через сорок пять минут открываем огонь на полное поражение.
– Вот это дело.
– И только так! Еще одна важная вещь. Чеченцы – хитрый народ, и мы теперь тоже научились пускать в ход всякие хитрости.
– С волками жить – во волчьи выть.
– А в общем, скажу тебе так, Иван Иванович: теперь воевать стало гораздо легче. Раньше политики нам мешали, вставляли палки в колеса. Уж не знаю, в чьих это делалось интересах – этот вопрос оставляем за скобками.
– Почему?
– Боюсь, чтобы его обсудить, нам пива не хватит. Но теперь политики нам не мешают воевать, и это главное.
– Вижу, вижу я это, Константин Борисович. Военные настроены более чем решительно, и это радует.
– Давай, полпред, доводи дело до ума.
– А я знаешь что вспомнил?
– Что?
– Август девяносто шестого. Страшные дни, которые помнят, наверно, все россияне, а уж военные наверняка. Бандформирования захватили Грозный. И ты выдвинул ультиматум – его так и называли тогда: «ультиматум Куликовского».
