Точка замерзания крови - Андрей Михайлович Дышев
Лицо Ларисы стремительно менялось, в глазах разгорался беззвучный смех; она опустила руки, оперлась о стол и приблизила лицо ко мне.
– Куда ты звонил? – спросила она. – В какую дверь?
– В твою! – с трудом сдерживаясь, ответил я. – Не делай из меня идиота.
– В Лианозово? – уточнила она.
– А где же еще! – зарычал я.
Лицо Ларисы помягчело. Она улыбнулась и посмотрела на меня с жалостью, как на ребенка, разбившего коленки.
– Милый, эту квартиру я давно продала! Я же тебя предупреждала, что я собираюсь ее продать.
Хлопая глазами, я смотрел на Ларису, с ужасом осознавая, что, как идиот, пытался проломить головой стену, а дверь, между тем, находилась рядом. Я начал вспоминать, что разговор о продаже квартиры, в самом деле, когда-то у нас был.
– Постой! – ухватился я за серьезную улику. – Но в то утро тебя вместе с Сандусом видели соседки!
– Какие еще соседки, господи? – взмолилась Лариса.
– Две бабки, которые сидели на скамейке у подъезда. Они мне сказали, что утром вы вместе с Сандусом подъехали на машине и поднялись наверх.
– Две бабки? – переспросила Лариса, глядя на меня то ли с состраданием, то ли снисходительно, как учитель на безнадежного двоечника. – Вот уж, действительно, нашел людей, которым можно всецело доверять!
– Но почему я не должен им доверять?
– Да потому, что эти бабки видели меня с Сандусом, может, год назад, может, еще больше! Что для них год, если они о своей молодости вспоминают, как о вчерашнем дне.
Ревность затухала во мне, как костер, залитый водой из ведра. Теперь я чувствовал себя полным идиотом, и ладонь, которой я ударил Ларису, болела уже просто нестерпимо. Мне надо было как-то реабилитироваться.
– Но что я мог подумать?! – громко, с напускным возмущением, крикнул я. – Лечу к тебе с огромным букетом цветом, а вместо встречи целую замок! Вдобавок, за дверью кто-то скрипит половицами, а бабки снизу утверждают, что ты поднялась в квартиру вместе со своим бывшим мужем!
– Ну все, успокойся! – ласково произнесла Лариса, поняв, что у меня и в самом деле были серьезные основания для ревности, шагнула ко мне, взяла мою голову и прижала к своей груди. – Прости меня. Я должна была напомнить тебе, чтобы ты сразу ехал сюда в офис. Я виновата, прости меня.
– Нет, это ты меня прости. Я выглядел полным кретином! Ворвался сюда, как бешенный, ударил тебя… Мне стыдно!
– Все, все, – шептала Лариса, гладя меня по голове. – Все прошло, я уже обо всем забыла.
Я встал с кресла, и только теперь мы обнялись по-настоящему.
– Ты меня напугал, – призналась Лариса. – Я подумала, что случилось что-то ужасное… Слава богу, слава богу!! А теперь рассказывай!.. нет, погоди!
Она подошла к телефону, нажала на нем несколько клавиш и сказала в переговороное устройство:
– Вера, машину, пожалуйста, к подъезду. Я уезжаю, и сегодня меня не будет. Совещание, которое должно быть в шестнадцать, перенеси на завтра, на десять часов.
– Куда мы едем? – спросил я, когда Лариса отошла от стола и глазами показала на стенной шкаф. Я снял с вешалки темно-зеленый кожаный плащ и помог Ларисе одеться.
– Ко мне, – ответила она. – Надо обо всем поговорить в спокойной обстановке.
Пока мы неслись по лужам в заурядной "шестерке", Лариса молчала и не поддерживала разговор даже на самую отвлеченную тему, только раз попросила меня выскочить у ларьков и прикупить пару бутылок шампанского.
В лифте высотной двадцатичетырехэтажной "башни" на меня нахлынула волна нежности, и я стал целовать Ларису. Она слабо сопротивлялась, отводила в сторону лицо, покрытое хрупким макияжем, и ласково успокаивала:
– Ну подожди, милый, потерпи чуть-чуть.
Новая квартира Ларисы несколько шокировала меня. Я ожидал увидеть нечто другое, хотя, следуя логике, удивляться было нечему – ремонт. Квартира была пуста, если не считать двуспальной кровати со смятой постелью. И вокруг – белые потолки, пряно пахнущие свежей известью, ободранные стены с серыми пятнами шпатлевки, строительный мусор, помутневшие от краски стекла окон.
Я ходил по грязному линолеуму из комнаты в комнату, и мои шаги отзывались эхом.
– Нет, – сказал я как можно мягче. – Здесь мы жить не будем. Это все не то, Лариса. Мы купим себе особняк.
– Я поторопилась, да? – виновато глядя на меня, спросила Лариса.
Я кивнул, привлек ее к себе и обнял. Мне стало ее немножко жаль – хотела как лучше, но не учла моего неуемного аппетита. У людей, которые давно похоронили свою совесть, аппетит всегда завидный.
– А нам хватит денег на особняк?
Я усмехнулся, погладил Ларису по щеке.
– Ну давай, загибай пальчики, – сказал я. – Миллион двести марок поступили на счет твоей фирмы?
Лариса кивнула.
– Чек берлинсконго банка на сто тысяч марок я тебе давал?
Она снова кивнула.
– Семьдесят тысяч баксов – выручку от порошка – вручил?
– Да, милый.
– Но это еще не все. В Красном Рогу, куда ты отвозила мое письмо, нас дожидаются двести тысяч баксов. И последнее: надо как-то определиться с судьбой вейсенбургского замка, половиной которого я владею.
Лариса смотрела на меня почти с испугом.
– Господи, – прошептала она. – Какие мы теперь богатые!
* * *
Все важные решения мы приняли в постели. Говорить приходилось шепотом, так как громкий голос тут же дробился эхом, отчего, казалось, дрожат стены, и наше ласковое мурлыканье слышно на улице. Первым делом мы решили немедленно венчаться, но еще раньше надо было решить вопрос о моем разводе с Мэд. Пока она находилась в следственном изоляторе, надо было оформить на себя и продать половину вейсенбургского замка.
Ларисе, юристу по образованию, было вполне по силам решить эти вопросы без моего участия. Мне же надо было очиститься от шлейфа приэльбрусских убийств, дать показания и навеки распрощаться с милицией и органами. Не откладывая дела в долгий ящик, здесь же, сидя на полу, я составил доверенность на ведение всех своих дел, связанных с бракоразводным процессом "личному адвокату Алексеевой Ларисе Дмитриевне", а заодно написал письмо тетушке в Красный Рог с просьбой передать деньги моему доверенному лицу, который предъявит это письмо. Лариса обещала подыскать для этого дела верного человека.
Я сильно захмелел от шампанского, открывающихся перспектив и ласк Ларисы, к тому же, наверное, сказалось нервное напряжение, и в десятом часу вечера я заснул тяжелым сном, уткнувшись носом в шею Ларисы.
58
